Где мы. Фэнтези

Гамлет Левонович Азарян

Этот роман о том, о чем многие мечтают, но им ещё просто не представился счастливый случай.Придуманная мною история, чтобы дойти до вас, требует краткого содержания. Но, подобно ответу на вопрос «Что такое любовь», в двух словах не передашь, о чем эта книга.Настоящая, сильная любовь, которая преодолевает все препятствия и то, что у наших героев сердце бьётся иначе, причина одна – счастье!

Глава 1. Марк

Стоит утро такое тёплое, смог за окошком, на улице слышен шум лошадей в упряжке и люди суетные на базар спешат. Базар находится по левой стороне дома, где живет двадцатишестилетний Марк Гамильтон, и помимо него живет ещё десять или чуть больше семей… По выходным здесь горожане создают суматоху, да так, что окутывают ею этот дом, который оказывается прямо в центре суеты и привлекает то мелких ворюг, то провинциалов, которые ищут ночлег до завтрашнего дня. У каждого была своя история и причина стучатся в этот дом. Он был Живой, он был важной частью города.

И вот Марк проснулся. Надо на работу, хотя на улице суббота. Он открыл скрипучее окошко пошире, чтобы впустить чистый воздух, но воздух оставлял желать лучшего.. Люди в основном углём топили печки, когда готовили еду. А поскольку уголь был повсюду, его пыль, смог и запахи от готовки иногда сводили всех с ума. Острее всего это ощущали новопоселенцы, их так можно было угадать. Местные жители, когда исчерпаны все темы, обсуждали погоду или что-то ещё, а вновь прибывшие — то, чем дышим мы здесь. Но всё равно, когда бывает так, что ветром откуда-то принесёт чистый приятный воздух, в комнатушках дышится по-другому!

В этот день ничто не мешало увидеть отблеск чистых открывающихся окон булочной, где хозяин не только безукоризненно пек, но и в таком же состоянии поддерживал всю свою маленькую пекарню и магазинчик при ней. И Марк решил, что завтракать будет по пути, несмотря на то, что со вчерашнего дня у него остался бутерброд с мясом. Он взял пиджак, который выглядел идеально и стильно, правда немного великоват, потому что в театре он совершенно случайно взял его вместо своего, на котором были не стираемые пятна от вина или от чернил, уже не помнится. Натянул кепку, штаны. Он одевался, как и раздевался, неупорядоченно, оставлял свои вещи повсюду, а утром по памяти или случайно, находил их там и тут. Раньше, правда сейчас всё реже, он каждый раз думал, что надо дисциплину какую-то соблюдать, но это было всего лишь мимолётное желание.

Марк глянул напоследок в зеркало у двери, на котором висел галстук, подаренный ему на день рождения. Хотя этот галстук и мешал должным образом смотреться в зеркало, но убрать его оттуда сначала было лень, а потом может быть он стал суеверным атрибутом домашнего уюта. Оскалив зубы, пройдясь по ним языком, он убедился в том, что все зубы на месте после вчерашней потасовки и хотел уж было выйти, как в окошко влетел ворон, весь растрёпанный с наполовину разбитым клювом.

— Тише-тише, — промолвил Марк, успокаивая и себя, наверное, тоже, посмотрев на него и думая, — Хоть он и дикий, он не боится меня, словно он «Будь что будет!» решил доверить мне себя. А Марку раньше не приходилось видеть ворона так близко. И он рассматривал внешность, разбитый клюв, изучал повадки… Всё в глаза бросалось. Минуту спустя он нерешительно стал прогонять ворона: «Кыш отсюда!», всё-таки ворон — к беде, или что там люди сулят. Но, поскольку он всё же не был суеверный, а раненные птицы и животные всегда какое-то сострадание вызывают, за это короткое время, что птица находилась в комнате, он мысленно успел и примирится, и пожалеть, и даже накормить её пытался. Кинув в сторону ворона вчерашний бутерброд, решил: «Ладно, оставайся. Я всё равно живу один.«И, попрощавшись с ним, приподняв кепку, сказал: «Смотри, сволочь пернатая, не ломай тут ничего!» Прищурив взгляд, Марк вышел и запер дом.

Улица — это как проверка координации и стойкости. Пройти сквозь неё, когда суббота или воскресенье, для незнакомого человека — почти что подвиг. А для Марка — это просто его улица, где, проходя мимо пекарни, можно «свиснуть» булочку и чуть дальше — его любимый джем с грушей или яблоком. С булочкой этот джем — просто вкусная радуга во рту… Но джем ему приходилось покупать. Он проходил мимо всего, уворачиваясь от упряжек лошадей, бродяг; там, где прибавить надо шаг, а где вовсе остановиться, приветственно снять кепку, оставив след от ободка на плотно прижатых к голове темно-каштановых волосах или наоборот натянуть её сильнее на себя.

И вот, проходя по шаткой брусчатке, почти не останавливая шаг, Марк купил джем в лавке и также на ходу пытался открыть его, чтобы макать булочку в банку. Ему навстречу шла девушка в белом кружевном, почти свадебном платье и в тон ему шляпке. Из шляпы нелепо и безвкусно торчало два белых пера от павлина. Когда она подошла ближе, Марк узнал в ней дочку священника, которую он всячески избегал, а она в свою очередь испытывала к нему симпатию. Да и не только к нему, хотя — строгий и мудрый отец. Марку пришлось вежливо улыбнуться и поздороваться, не переставая откручивать крышку от яблочного джема. Она предложила ему помочь с банкой, и он с неуверенностью согласился. Та, ловко скрутив крышку, протянула её обратно. Марк не спешил брать банку. Только мокнул в джем булочку и тогда предложил обменяться, подумав: «Я подержу, а она пусть откусит то, что я считаю утренним счастьем.» Она посмотрела на Марка и взяла протянутую булочку так, как будто бы ей вручали кольцо с последующим предложением руки и сердца. Какая-то игра была в ее глазах. Хотя её воспитание не позволяло принять столь вольное предложение, но оно исходило от Марка, и поэтому у Луизы не было и тени сомнения, чтобы откусить эту булочку. Но пока она преподносила ко рту, Марк, посмотрев на банку, увидел, что это горчица, и очень сильная! Он уже не раз путал эти банки. Их различала только маленькая надпись, небрежно приклеенная сбоку. Он, тот час же, приподняв банку вверх, второй рукой указательным пальцем, показывал на надпись, пытаясь предупредить. Но — нет! Он просто открывал и закрывал рот, так как Луиза уже откусила.

Всё произошло очень быстро. В этой нелепой ситуации Марк выхватил остаток булочки из её рук, сделав ситуацию ещё более неловкой. Тогда он просто воспользовался её недоумением и быстрым шагом продолжил свой путь. «Да простит меня Бог и её отец», — подумал Марк, и чем дальше, тем приглушеннее слышны были проклятия в его сторону. Он только ухмылялся в ответ и, через пару минут вовсе об этом забыл. Подойдя к воротам где работал, он поздоровался со сторожем, отдал горчицу ему со словами:

— Я помню, ты любишь острое. Вот — у этой горчицы пламенный вкус! Я видел, как искрятся глаза у людей, которые её едят.

— Друг, у меня ещё та не закончилась банка! — воскликнул сторож вслед уходящему вглубь завода Марку..

На заводе собирали первоклассные граммофоны. Другая же часть производства занималась разработкой радио. Марк работал именно в отделе разработки, но поскольку все знали, что это завод граммофонов, он всегда так и говорил, не вдаваясь в подробности. Марк зашел в кабинет, кинул последний кусочек булочки в рот и поздоровался с ребятами. Его великоватый пиджак и манера разговаривать с набитым ртом сразу отличали его от начальника, точнее сына хозяина. Они были очень похожи. Тот же широкий разворот плеч, высокий рост, греческий профиль и глаза, которые благодаря приспущенному внешнему краю, казались немного грустными. Стюарт этими глазами смотрел на людей, а Марк — видел их насквозь… Ко всеобщему удивлению, даже подписи у них ничем не отличались!

Это было Марку на руку, но были и неприятности в связи с этим. Все признавали их сходство, кроме самого начальника. Он просто никак не мог забыть, что Марк однажды пообещал бухгалтерше прибавку к зарплате. Та и не подозревала, что такая щедрость исходит не от Стюарта. После смены она поднялась, прошлась с гордой осанкой по длинным коридорам с множеством дверей и с приподнятым настроением, постучавшись, вошла в кабинет с надписью «Директор», чтобы подробнее разузнать на какую сумму ей рассчитывают поднять зарплату, не переставая перебирать в памяти какие-то свои заслуги. У неё и в мыслях не было, что это безобидная шутка Марка! И как только она высказала достаточно, чтобы можно было понять, что это очередной розыгрыш, исходящий от Гамильтона, к Стюарту зашёл его отец, мистер Дональд, в очень хорошем настроении и с замечательной весточкой. Он уже прислушался чуток к их разговору. Хотя на озадаченном лице сына отец уловил недоразумение, он всё же сказал: « Ты стал дядей, твоя сестра родила сына!» И добрая весть и неустанная, безупречная работа женщины превратили обещание Марка в реальность. Благодаря новорожденному внуку мистера Дональда всё закрутилось так как надо!

Марк задавал хорошее настроение во всем заводе. Его байки принимали более фантастические очертания, передаваясь из уст в уста по заводу.

У него была монотонная скучная работа с чертежами, где ему мешала пословица«То, что можно сделать сегодня, не откладывай на завтра», и он переделал её в «То, что можно сделать завтра, почему бы ни сделать послезавтра». Но всегда выручали коллеги. Это было похоже на обыденность, но никому и в голову не приходило возмутиться или настучать на Марка. Ведь он тоже помогал всем по своему: скоротать быстрее рабочие дни и организовать праздники, даже не помеченные красным в календаре. От природы ему достались блестящие, хитрые глаза и большое доброе сердце.

Я рассказывал вам о нашем главном персонаже с самого начала дня, и по мере моего рассказа, пока я подбирал нужные слова, Марк опередил нас развитием событий в его жизни, и теперь вот окончился его рабочий день.

Его тоска какая-то одолевает. Раз в месяц он приносит пару ящиков со спиртным, с заразным энтузиазмом рассказывая, что ему из Америки периодически присылает его дядя, хотя это было не так. Он дома готовил виски под раздающиеся из граммофона воодушевляющие патриотические песни, с сигаретой во рту, прищурив один глаз от дыма. Готовкой это не назовёшь — из инструментов у него была всего лишь лейка, и содержимое из дешёвых бутылок перетекало в дорогие. Сами пробки же он вымачивал в дорогом виски, потом демонстративно вдыхал аромат из пробок перед потенциальными покупателями и, протягивая, представлял их обонянию со словами, что вот «…лучше он продаст своим первоклассный товар подешевле…» и тому подобное. А поскольку работники кто за хороший бренд, кто за продукцию из-за границы, кто за то, чтоб подешевле, то Марк оставался с прибылью, а все покупатели — довольны.

В этом месяце на заводе задержали зарплату, и бизнес Марка требовал расширения рынка. Он решил, что отнесёт на базар свой товар и отдаст перекупщикам. Взял ящик и — в путь! Сторож облегчил ему ношу на две бутылки: одну купил со словами:

— Благодарю тебя, Марк! Только от твоего виски у меня на утро голова не болит…

— Эх, если бы твои слова сейчас все слышали! — сказал в ответ ему Марк, протянув вторую бутылку в подарок. Тот взял, вытащил пробку с помощью коренных зубов с характерным хлопком и с большим трепетом отпил содержимое.

— Спасибо, Марк, огромное человеческое спасибо! Если тебе что-то нужно, ты только скажи! — и после второго глотка он добавил, — Мистер Дональд думает, что он тут хозяин, и он прав, пока светит солнце! Но при лунном свете бразды правления переходят ко мне. Так что обращайся!

— Единственное чего я хочу — это прибавку к зарплате, да и отпускных побольше, — сказал Марк.

— Ну, прибавка к зарплате по силам только Стюарту, и то благодаря тебе, — засмеялся сторож.

— Ладно, друг, меня уже заждались», — попрощался вежливо Марк с уже пьяным сторожем, и отнёс на базар ящик с виски, да ещё после продажи неплохой заказ получил!

Там ему приглянулась одна повозка, хотя она со своим хозяином не очень гармонично смотрелась. Хозяин выглядел простаком, а повозка была первоклассная и сзади стояло что-то вроде сундука… Это Марк так, мимолётно увидел и вспомнил параллельно слова гадалки о том, что мысли материальны. А ведь он и думал про повозку, про заказ и, как обычно, о чем-то ещё одновременно и уходил дальше и дальше от базара… В кармане — деньги, восторженная улыбка на лице и мир хорош!)

Вся жизнь Марка напоминала игру, где он был на второстепенных ролях, но дёргал все ниточки сам или с чьей — то помощью. Он снова сел в повозку, которая подбросила его сюда, но проехал только полпути, как раздался треск, и повозка накренилась. После тщательного осмотра Марк предложил свою помощь, на что возничий из под телеги любезно, насколько это было возможно, ответил отказом, и Марк с чувством досады пошёл домой пешком.

Главное, что время ещё не позднее, — думал он, — сегодня ведь суббота, до обеда работали. Он закурил сигарету и только через пару шагов повернулся, приподнял кепку, поблагодарив за беседу, и пошёл дальше, где предстояло пешим ещё полчаса до дома.. Несколько минут спустя, он посмотрел назад, и вдруг — та самая повозка, которая приглянулась ему на базаре! Он сразу же спрятался за дерево и стал ждать. Мало надеявшись на то, что там что-то ценное, но ещё можно будет чем-то поживиться, Марк, быстро обдумывая, старался не высовываться из—за дерева. И вот повозка всё ближе и ближе. Как только появилась морда лошади, он стал считать: « 4, 3, 2,1» и быстро шагнул вперёд! Вот он уже за каретой и, обхватив сундук как родную матушку, проверив тяжесть сундука, ощутил: «И точно! Сундук никак и ничем не связан!» Приподняв его с бортика, он остановился с широкой улыбкой. Карета медленно отдалялась, а Марк с адреналином в крови погружался в предвкушение.

Он ожидал всё что угодно… Но это был улей! И узнал он об этом только когда открыл его так, как можно открыть украденный сундук. Ему надо было быть более деликатным с ульем, но было уже поздно. Ему оставалось только бежать! Марк, убегая от разъярённых пчёл, вспомнил, что они, кажется, могут лететь семь километров, но с таким запасом адреналина в крови, ему казалось это не так уж и много. Он не успел пробежать и 20 метров, как шарахнула молния из чистого неба! Наверно молния?! То, что она его не убила, это радовало, а вот то, что он не смог шевелиться, давало возможность пчелам беспрепятственно отомстить сполна…. И вот они яростно жалят его неподвижное тело, напоминающее статую. Он как обычно искал причину, и на доли секунды его воображение нарисовало ту картину, как бывший плотник стал пасечником и решил показать миру свои изделия. Чувствуя боль и теряя сознание, последняя мысль была о Божьей каре за мелкое воровство.