Греческая рапсодия

Самид Агаев

Мимолетная супружеская измена оборачивается для главного героя серьезными проблемами. Его девушка умирает в постели, а сам он становится объектом преследования одновременно спецслужбы и мафии, у которых к умершей были серьезные претензии…

Часть первая

День мухомора

Слушая объяснения дворника, Виктор Грек укладывал вещи в багажник ярко-красных «Жигулей». На крышу автомобиля он старался не смотреть. Какие-то шутники бросали ночью яйца на машину.

— И все-таки это из семьдесят второй квартиры, — настаивал дворник, — они часов до двух песни орали, я уже хотел в милицию звонить.

— Ладно, Кузьмич, я поехал, вон жена бежит.

— Хочешь, я тебе машину помою, а? Много не возьму, на бутылку дашь, — и ладно, по-свойски.

— Спасибо, Кузьмич, некогда мне, на вокзал опаздываем.

Сквозь стеклянную стену подъезда он видел, как Марина заглядывает в почтовый ящик. Виктор подкатил к тротуару и открыл ей дверь.

— Все, теперь быстро-быстро, но не гони.

— Зачем было лезть в почтовый ящик, если мы торопимся?

— Не ворчи, ты же вышел в хорошем настроении.

— Еще бы, жена на две недели уезжает.

— А что злой такой?

— Ты крышу не видела?

— А что у нас на крыше?

— Яичная бомбардировка. Узнаю кто, ноги выдерну.

До вокзала доехали быстро, но у последнего светофора перед поворотом на вокзальную площадь возникла небольшая пробка. Выруливая в свободный ряд, Виктор нечаянно «подрезал» большегрузную машину. Водитель ее тотчас высунул голову из кабины и заорал:

— Куда, бля, лезешь, мухомор несчастный!

Виктор хотел, было выскочить из машины, чтобы ответить, но Марина мертвой хваткой вцепилась в его рукав.

— Я опоздаю, — тихо сказала она.

Когда Марина говорила таким тоном, спорить было бесполезно. Виктор вдавил педаль в пол, и машина рванула вперед.

Они успели вовремя, до отправления поезда оставалось пять минут. Виктор занес вещи в купе, и Марина вышла с ним на перрон.

— В большой кастрюле борщ, — торопясь, говорила она, — в той, что поменьше, плов. Это тебе на ужин. А я скоро приеду. Время пройдет быстро, — Марина сделала паузу и шепотом сказала: — Мне будет не хватать тебя.

Виктор схватил ее за руку.

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Нет, милый, отдохни, займись чем-нибудь. Съезди с Резановым на рыбалку.

Марина ехала в деревню, где проводила каникулы ее дочь от первого брака. Девочке было десять лет.

— Теще привет, — сказал Виктор.

Поезд тронулся. Марина шагнула в вагон и, выглядывая из-за плеча проводницы, помахала мужу на прощанье.

— Я буду скучать по тебе, — крикнул Виктор.

И это было правдой. За семь лет совместной жизни он не разучился скучать по этой женщине. Общих детей у них не было. Марина утверждала, что для этого еще есть время в запасе. Юлия, ее дочь от первого брака, и Виктор недолюбливали друг друга. Но Марина всегда умела погасить эту неприязнь. Даже сейчас, когда их летние отпуска совпали, что было редкостью на их режимном предприятии, у нее хватило ума не тащить мужа с собой в деревню. Пусть дочь и муж отдохнут друг от друга. Марина работала в отделе «Новых изысканий» и была на хорошем счету у начальства. Виктор Грек преклонялся перед умом своей жены.

Он вышел на привокзальную площадь, разыскал свою заляпанную яйцами машину и первым делом поехал на набережную реки Смоквы, где пацаны промышляли мытьем машин.

Вид чистого автомобиля вернул ему хорошее настроение. Виктору вдруг захотелось праздника. Он сел в машину и задумался, постукивая ладонью по рулевому колесу. Музей или выставку он отмел сразу — не то. Публика там чопорная, степенная, много о себе воображающая. Виктор Грек поехал на ПДВВ^[1], куда ходили люди, подобные ему, потому что там всегда играл духовой оркестр, там было радостно.

Был воскресный день, и территория ярмарки напоминала муравейник. Он в нерешительности постоял перед колоннадой входа, сквозь которую протекал людской ручей. Виктор Грек ненавидел толчею: обычно Марина оставляла его в свободном пространстве дожидаться, пока она не исследует какую-либо очередь. Но тут до его слуха донеслась латиноамериканская музыка. Он купил билет, прошел сквозь турникеты.

Их было семеро, пятеро парней и две девушки: смуглые, низкорослые, в светлых холщовых одеждах. Они стояли полукругом, играя на своих дудочках, бубнах и других музыкальных инструментах. Окружавшая их публика одобрительно внимала им, подбадривая деньгами, для сбора которых на земле лежало соломенное сомбреро. Вероятно, это были студенты университета Че Гевары, подрабатывающие в свободное время. Виктор протиснулся в первые ряды. Сзади все время напирали, и он едва удерживался, чтобы не ткнуться носом в затылок девушки, стоявшей перед ним. Все же в какой-то момент он это сделал.

Она стремительно обернулась.

— Извините, ради Бога, — сказал Виктор. — Я не виноват, это сзади толкают.

— Ничего страшного, — ответила девушка. Она говорила с заметным малороссийским акцентом.

— Нравится? — спросил Виктор.

Девушка, не оборачиваясь, кивнула.

— А вам? — тут же спросила она.

— Мне тоже. Правда, я надеялся услышать духовой оркестр: «Прощание славянки», «Амурские волны», что-нибудь в этом роде.

Девушка не ответила, только пожала оголенными плечами.

Виктор Грек постоял немного и стал выбираться из толпы. Один за другим обошел все девять фонтанов, скульптурные фигуры которых изображали героев народных сказок: Иванушку-дурачка, едущего на печи, царевну лягушку, со стрелой в пасти, еще одного дурака, держащего за поводья Конька-Горбунка, и прочих дураков, и уродов, которыми изобилуют русские народные сказки. Пристроился к очереди желающих сфотографироваться с ученой обезьяной. Фотографироваться, правда, не стал — раздумал. Прошелся по торговым рядам. Здесь народу было особенно много, ни к одному прилавку нельзя было подойти. Толчея стала действовать ему на нервы, и он пошел к выходу. Студенты по-прежнему играл зажигательные ритмы, но девушки среди зевак уже не было. Пробиваясь к турникету, Виктор Грек увидел перед собой знакомые завитушки на затылке и подумал, что это судьба. О том, что это судьба, он подумал прежде, чем узнал ее затылок. Если, конечно, можно узнать чей-то затылок. Колечки есть у многих. Ну, может быть, запах. От затылка пахло теми же духами, что он из года в год дарил Марине. Это были «Клима» с их приторно-сладким запахом.

— Уже уходите? — спросил Виктор, стараясь не наступить ей на пятки. Девушка обернулась, узнав, кивнула с улыбкой, как доброму знакомому. За воротами было посвободней. Они пошли рядом.

— Ничего не купили? — спросила девушка.

— Нет, а вы?

— А я не за этим приходила.

— Зачем же вы приходили?

— На работу хочу устроиться, в коммерческую палатку.

— Ну и как?

— Велели подойти завтра, — девушка засмеялась, — если, конечно, не выведут меня на чистую воду.

— А что случилось?

— Я сказала, что я от Петра Степановича, а кто это — я и сама не знаю. Они же с улицы не берут людей. Наверное, до завтра они будут вспоминать, кто такой Петр Степанович.

— Забавно, — улыбнулся Виктор, — в смекалке вам не откажешь.

— Спасибо за комплимент, только здесь большого ума не надо. Мало кто уверен в своей памяти.

У нее была бледная кожа. Прямые до плеч волосы, обесцвеченные перекисью водорода. Прямой с горбинкой нос и голубые глаза. Виктор решил, что девица недурна собой. Они шли рядом, он то и дело скашивал глаза, поглядывая на ее грудь. Она была в короткой, без бретелек, белой маечке, которая закрывала грудь, оставляя обнаженными плечи и живот, «вареных» джинсах и белых сандалиях. Надо было разговаривать, и Грек спросил:

— Вы сказали, музыка нравится, а ушли быстро.

— Да нет, не быстро. Она мне правда нравится, такая быстрая, обрушивается на тебя, казалось бы, должна быть веселой при таком темпе, а в ней почему-то грусть, щемящая такая, тоска, не знаю, почему так.

— Вам в какую сторону? — спросил Грек, когда они поравнялись с его машиной.

— Мне в метро.

— А потом?

— Вообще-то мне на Мыльную улицу.

— Я могу вас подвезти, нам почти по дороге, — предложил Грек и слегка напрягся.

— Это будет здорово, — легко согласилась девушка, — у меня ноги не идут от усталости.

— А как вас зовут? — спросил Виктор.

— Наташа.

— Меня Виктор. Будем знакомы.

Наташа кивнула. Виктор галантно распахнул перед девушкой дверцу, обошел вокруг машины и сел за руль. Завел двигатель. Поехал, вливаясь в круговое движение, вокруг знаменитого памятника Цокотухина «Стакан в подстаканнике».

— Вы были так добры ко мне, — сказала Наташа, — не окажете мне еще одну любезность? Здесь недалеко больница, мне нужно заехать.

— Конечно, о чем разговор. Я вас отвезу, куда захотите, я свободен, до пятницы.

Наташа улыбнулась:

— Спасибо. Вот здесь направо, вон в те ворота.

Над воротами висел знак «Въезд воспрещен».

— Вот здесь остановите. Я быстро.

Навстречу проехала полицейская машина. Грек, подняв глаза на зеркало заднего вида, посмотрел ей вслед. Машина остановилась и подала назад.

— Надо было побриться, — сказал Виктор.

— Что? — недоуменно спросила собравшаяся выходить девушка.

— Сейчас будут сличать меня с паспортом.

— Вы думаете?

— Уверен, больше у них ума ни на что не хватает. Небритый человек — потенциальный преступник. Сегодня ты не побрился, а завтра родину продашь. Их так в школе полицейской учат. А я к тому же чернявый, на янычара похож, без паспорта из дома не выхожу.

Машина поравнялась с ними, остановилась, и из нее вышли двое полицейских, в бронежилетах, с автоматами на груди. Один из них, сержант — высокий здоровяк, розовощекий, курносый, с поросячьими глазками, — подошел со стороны девушки. Второй, среднего роста, коренастый, с погонами лейтенанта, встал у окна водителя. Виктор Грек, не выходя из машины, опустил стекло и, протягивая паспорт, сказал:

— Достаю из широких штанин.

— Очень широких? — поинтересовался полицейский.

— Достаточно, — обнадежил Грек.

— Выйдите, пожалуйста, из машины, — просмотрев паспорт, попросил полицейский. Грек вылез из машины.

— Откройте багажник.

Грек открыл багажник.

— Оружие, наркотики есть?

— Да вы что, какие наркотики!

Полицейский со свиным рылом, до этого беседовавший с девушкой, подошел к ним и стал обыскивать Виктора.

— Вы что, мужики, обалдели, что ли? — покраснев от унижения, хватая сержанта за руки, выговорил Грек.

— Полегче, парень, — буркнул полицейский, словно невзначай уперев ствол «калашникова» в грудь Виктора. Сзади на плечо легла рука второго.

— Документы у него в порядке? — спросил сержант.

— В порядке.

— У девки паспорта нет. Что будем делать? А, командир?

— Не знаю, — ответил лейтенант, — вот, у товарища надо спросить.

— А я здесь при чем? — зло сказал Виктор.

— А то, что заберем ее сейчас, ну и тебя за компанию.

— За что же это?

— У твоей подруги нет паспорта.

— Ну и что? Разве это преступление?

— Девушка приезжая, без документов. У нее наверняка нет разрешения на временное проживание. Этого вполне достаточно, чтобы задержать и подвергнуть ее административному наказанию.

Виктор Грек молчал.

— А теперь скажи, — продолжил лейтенант, — зачем вы сюда приехали?

— Что значит зачем? Я что должен отчитываться перед вами?

— Ну ладно, — вмешался полицейский со свиным рылом, — дурака он валяет, поехали в участок.

— Что, собственно, происходит?! — возмутился Виктор. — Какой участок? С какой стати? И причем здесь я?

— Слушай, друг, — теряя терпение отвечал лейтенант. — Твоя девушка наркоманка и сюда вы приехали за наркотиками.

— Что за дичь! Я с ней познакомился час назад.

— Ну, это ты будешь следователю объяснять.

— А что, уже так вопрос стоит? — Грек бросил взгляд на Наташин затылок. Она сидела, не оборачиваясь. — И с чего вы взяли, что она наркоманка?

— Большой опыт несения патрульно-постовой службы. Девушка наркоманка, у нее на руке следы уколов. Покажи свою руку.

Виктор задрал рукав.

— У тебя нет, но это ничего не значит. Документов у нее нет, — значит поедете с нами оба.

До сих пор Греку приходилось общаться лишь с дорожной полицией. Но тех интересовали только документы на машину и трезвый образ жизни. Эти полицейские были совершенно другими и зарабатывали на жизнь иначе. Виктор Грек хотел объяснить, что это какое-то дикое извращение совершенно обычной ситуации. Но по их лицам понял, что все они прекрасно понимают, но они на работе и обязаны объяснять ситуацию именно так. Он хотел все же сказать, что это нелепость, но вдруг почувствовал, как во рту все пересохло, язык стал тяжелым и шершавым. Грек откашлялся и полез в карман за сигаретами.

— Дай сигаретку, — попросил лейтенант.

— Ладно, поговори с человеком, — сказал сержант, поправил автомат и пошел к машине.

— Сколько? — в лоб спросил Грек.

— Значит так, — деловито сказал лейтенант, — двести стоит временное разрешение и столько же штраф, итого четыреста, давай триста и уезжай.

— Командир, так не пойдет. Я, конечно, джентльмен, но платить почти пол-лимона за малознакомую девушку — это слишком.

— Ладно, сколько не жалко?

— Ну, полтинник, ну, стольник — это потолок.

— Ну-у нет, — протянул полицейский, — нас пять человек, нам даже на закуску не хватит. Двести пятьдесят, так и быть.

— Ну, тогда все. Не договорились. Забирайте ее, если вам надо. Я поехал.

— Послушай, — миролюбиво сказал офицер, — я вижу, ты парень неплохой. Но совершенно не понимаешь, во что ты вляпался. Тебя мы заберем с собой, ты же не отрицаешь, что знаком с ней.

— Да я час назад с ней познакомился.

— Вот все это будешь следователю рассказывать, но это случится через сорок восемь часов. На это время мы тебя задержим в качестве подозреваемого, имеем право по закону, а через два дня ты расскажешь все, что ему нужно, и во всем признаешься. Сам посуди, два дня в КПЗ, потом расходы на адвоката.

— Но я ни в чем не виноват!

— Ну, как знаешь, документы останутся у меня. Поезжай за нами. — Лейтенант пошел к «автомобилю. Грек, играя желваками, сел в машину и стал разворачиваться.

— Что случилось? — спросила Наташа.

— У вас нет паспорта с собой?

— Нет.

— А разрешение на временное проживание есть?

Она развела руками.

— Ну вот, значит нам придется ехать в отделение.

У ближайшего светофора полицейский автомобиль остановился. Из машины вылез сержант подошел к женщине-лоточнице, торговавшей фруктами, и стал изучать накладные, которые она ему протянула.

— Вот чем они занимаются целыми днями, вместо того, чтобы бандитов ловить, — сказал Грек. Затем, приняв решение, вышел из машины и пошел к полицейским. Он знал по опыту, что все вопросы с ментами решаются только до порога отделения полиции. А невиновным никто уже оттуда не выходил, как говорится, был бы человек, а статья найдется.

— Ладно, я согласен, — сказал он, заглядывая в автомобиль.

— Садись, — пригласили его. В машине, кроме уже знакомого лейтенанта, сидели еще два офицера: майор и капитан. Грек достал деньги и положил между сиденьями. Его документы оказались у майора. Достав из планшетки, он долго разглядывал их, видимо, наслаждаясь одержанной победой, и, наконец, протянув документы Виктору, сказал:

— Еще спасибо нам скажешь, посидел бы пару дней в КПЗ.

Грек взял документы.

— Да поаккуратней с девицей, — сказал майор ему вслед, — а то, как бы она тебя не обчистила. И в больницу больше не подвози. Там всегда наркоманы пасутся.

— Спасибо за заботу, — злобно ответил Грек.

— Вы им дали деньги? — спросила Наташа.

Грек киснул.

— Сколько?

— Ничего, это неважно. Поедем, я вас довезу все-таки домой.

— Спасибо. Извините, что так получилось. Я бы вернула деньги, но сама на мели, работу ищу.

— Ну что вы. У нас произошла классическая сценка из басни Крылова. Ты виноват лишь тем, что кушать хочется ему. У моего знакомого тут недалеко магазин. Его янычары грабили три раза, средь бела дня, — и никого из полиции рядом не оказалось. Как только у него закончилось разрешение на торговлю, так они целыми днями стали курсировать по этой улице, чтобы содрать с него взятку, если он вдруг начнет торговать без разрешения. Шакалы.

Раздраженный Грек ругал себя за то, что связался с этой девицей. Он гнал машину, то и дело проскакивая на красный свет, торопясь избавиться от злосчастной пассажирки.

— Вот у этого дома остановите, пожалуйста. Здесь я живу. Вон мое окно на втором этаже.

Грек остановился возле указанного дома. Это было желтое пятиэтажное здание дореволюционной постройки.

— Может быть, зайдете? Если, конечно, вы не торопитесь. Я отняла у вас столько времени… Мне очень жаль, что так вышло.

Раздражение улеглось от динамичной езды, заняться все равно было нечем, кроме как скорбеть о потерянных деньгах, и он спросил?

— Можно взглянуть на вашу руку?

— Зачем?

— Мент сказал, что вы наркоманка, что у вас следы уколов.

— Мент идиот, а вы повелись. Я болела и мне делали инъекции внутривенно.

Она показала руку, где в самом деле было несколько точек.

Грек хотел еще спросить, чем она болела, но решил, что это будет слишком.

— Так вы идете?

— Да, конечно, с удовольствием. Времени у меня сейчас хоть отбавляй.

Припарковал машину, запер и пошел за девицей. Парадная была закрыта. Они прошли сквозь арку и очутились во дворе.

— Днем я пользуюсь черным ходом, — сказала Наташа.

— Почему?

— Чтобы меня никто не видел. Я живу здесь нелегально.

— Почему?

— В этом доме никого нет, кроме меня. Дом купила какая-то фирма: расселила жильцов, наверное, сделает ремонт потом продаст другим людям — богатым. Мой знакомый работает в этой фирме водителем. Он мне и подсказал, осторожней, смотрите под ноги.

Вслед за девушкой Грек поднялся по захламленной лестнице. Наташа толкнула дверь ногой, и они очутились на кухне.

Грек увидел покосившиеся, местами упавшие кухонные полки, серые, в плесени стены с осыпающейся побелкой, прогнивший кое-где дощатый пол. В двух местах с потолка свисали голые, покрытые толстым слоем пыли лампочки.

— Однако, как здесь запущено. Свет-то есть? — спросил Грек. Сумрак действовал ему на нервы.

— Есть, и свет есть, и вода горячая. Пойдемте в мою комнату, там лучше. Я собрала туда всю мебель, которую смогла найти в квартире. Здесь было: и диван, и стол, и комод. Я только белье чистое привезла.

После кухни Наташина комната показалась Греку уютным местечком. Прямо у двери, слева загораживая угол, стоял широкий платяной шкаф. Посреди комнаты, перпендикулярно стене — тахта с аккуратно застеленной постелью, у противоположной стены — стол с двумя табуретками. В комнате было два больших окна с широкими подоконниками: на одном лежала связка книг, на втором стоял горшок, красный в белый горошек, из него торчал кактус. Что-то в этой композиции было знакомое. Вспомнив, он засмеялся.

— Что? — спросила Наташа.

— Мухомор, — сказал Грек.

— Какой мухомор?

— Горшок похож на мухомор.

— В каком смысле?

— Расцветкой.

— Ну и что?

— Мою машину сегодня ночью забросали яйцами, и один придурок обозвал меня мухомором. День мухомора. Или это судьба?

— Наверное, — рассеянно сказала девушка. — Куда же я спрятала бутылку «Рислинга»? Все, вспомнила. Выпьем вина?

— Непременно выпьем, — сказал Грек, доставая из кармана брелок с потайным штопором.

— Кстати, — сказала девушка, — этот «мухомор» я таскаю за собой два года, это мой талисман.

— Тяжелый талисман. Вы, в самом деле, живете здесь одна?

— В самом деле.

— И вам не страшно?

— Ну, как вам сказать…, наверное, нет.

— Потрясающе, — сказал Грек, качая головой. — Вы удивительная девушка.

— Это почему же? — кокетливо спросила Наташа.

— Зачем вы здесь? Я имею в виду вообще. Как вы сюда попали? На бомжа вы не похожи.

— Я училась в институте, прогуляла сессию и меня отчислили. Надо было взять академический, но я не успела. Забрала документы. Из общежития меня, естественно, попросили. Домой ехать я не могу. Мать этого не переживет. Вот поэтому поселилась здесь.

— Но так же не может продолжаться. Сколько вам лет?

— Девятнадцать. А вам?

— Тридцать восемь.

— Вы женаты?

— Да. Она сегодня уехала в деревню.

— Ваша жена красивая?

— Как вам сказать? Наверное, да. Но и вы красивая.

— Спасибо, — опустив глаза и улыбаясь, сказала Наташа.

Сейчас в сумерках она была особенно красива. Виктор Грек любил свою жену, и время от времени клялся ей в верности. Он вообще не был бабником, в отличие от Резанова, который был на этом деле подвинут. Всякий раз, когда жена Резанова находила в квартире следы супружеской измены, тот сваливал вину на Грека, и Виктор стойко нес крест дружбы. «Я тебя не понимаю, — говорил Резанов, — ты такой видный мужик и держишься за свою Марину, как за бутылку водки». Он был, и выпить не дурак. Грек обыкновенно отшучивался. Гаврила был примерным мужем, Гаврила женам верен был.

Грек встал и подошел к окну. Улица была пуста. Только его машина ярким пятном нарушала перспективу. Когда он обернулся на столе стояла бутылка «Рислинга» и два граненных стакана.

— Откройте пожалуйста, вот штопор. Закусить, правда нечем.

— Это ничего, кто же закусывает сухое вино. — Грек извлек пробку и разлил вино по стаканам. — Ваше здоровье.

— А я хочу выпить за вас, Вы сегодня повели себя, как настоящий джентльмен. Заплатить за незнакомую девушку, такое нечасто можно встретить.

Польщённый Грек улыбнулся. Происшествие с ментами казалось ему теперь мелким досадным, но так хорошо завершающимся недоразумением. Какой женатый мужик не мечтает в день отъезда жены получить такое приключение с молодой девицей. Разговор клеился, одной бутылки показалось мало, и он сходил в продуктовый магазин за углом. Батон хлеба, триста грамм сыра и «Мукузани». Обратно шел по лестнице впотьмах едва разбирая дорогу.

— Удивляюсь я вашей смелости, — заметил он, входя в комнату, — как вы здесь живете одна. А еще говорят женщины слабый пол.

— Если честно мне ночью бывает очень страшно, — сказала Наташа, — все время кажется, что по квартире кто-то ходит. Что это вы купили?

Под утро он увидел два коротких сна. Один из детства. Он шел с мамой, держась за ее руку. День был солнечный, но по земле стелился туман. На ярмарке, кроме них, никого не было. Лотки были полны игрушек. Витя виснул на маминой руке и канючил, требуя что-то купить. Но она отвечала, что денег нет, и просила прекратить нытье. «Зачем же покупать, — удивился маленький Витя, — никого же нет, можно так взять». В ответ мама лишь укоризненно качала головой. В другом сне он занимался любовью с девушкой, которая смеялась. Проснувшись, он понял, что последний сон был отражением ночи. Виктор улыбнулся. Ему было очень хорошо. Левой рукой он чувствовал тепло Наташиного тела.

Через некоторое время он решил взглянуть на часы и высвободил руку. Наташа тут же проснулась и прильнула к нему. У нее была прекрасная фигура: тонкая талия, атласная кожа ног, упругая грудь еще не рожавшей женщины. Виктор прижал ее к себе и почувствовал, как она вздрагивает. Полусонная девушка легко отдалась ему. Он вновь услышал ее смех. После близости они забылись коротким сном.

Грек вздрогнул и проснулся. Наташа погладила его по щеке.

— Ты чего-то испугался? — спросила она. — Что тебе снилось?

— Ничего. Но до этого мне снились ты и мама.

— Мама? Ты давно ее не видел?

— Она умерла прошлым летом.

— Прости.

— Ничего. Извини, мне нужно домой.

— Уже уходишь? Может, еще побудешь?

— Мы еще увидимся. Я пойду в ванную. Или ты сперва?

— Нет, иди.

— Но я моюсь долго. Имей в виду.

— Я подожду, понежусь еще. Возьми в шкафу полотенце.

Грек плескался в ванной добрых двадцать минут. Когда он вернулся в комнату, Наташа лежала, укрывшись с головой одеялом. Он подошел к окну, поглядел на машину, затем стал неторопливо одеваться. Присел на край дивана.

— Извини меня, но я должен ехать.

Наташа спала или делала вид, что спит. Грек медленно потянул одеяло вниз. Вылезшие из орбит глаза были не самой удачной шуткой с ее стороны, но он испугался и, злясь на себя за этот испуг, грубо рванул с нее одеяло. Девушка при этом не шелохнулась, ни один нерв не дрогнул в ее искаженном лице. Он потрогал ее пульс, приложился ухом к груди, сердцебиение отсутствовало. И тогда Грек медленно сообразил, что это была не шутка.

Девушка была мертва. Поднялся и попятился к двери. Сердце бешено заколотилось лишь тогда, когда за его спиной захлопнулась дверь.

* * *

Резанов оформлял заказ-квитанцию на производственные работы. Делал он это не торопясь, постоянно сверяясь с каталогом авторемонтных работ «Б-50». Все эти цифры и расценки он давно знал наизусть, просто тянул время, вот и каталог достал специально. Женщине, сидевшей напротив, было за сорок, но это был тот случай, когда — баба ягодка опять. Ему как раз нравились такие. Резанов собирался с духом, чтобы «закинуть удочку».

Комната, в которой они находились, была захламлена чрезвычайно. Официально именуемая конторой мастера авторемонтной мастерской, она скорее напоминала склад запчастей. Чего только здесь не было: автомобильные крылья, двери, лобовые и боковые стекла, в одном углу громоздилась коробка передач, в другом — задний мост, старые и новые покрышки, промасленная ветошь, чей-то старый комбинезон и прочий хлам. Треснувшая ножка письменного стола была привязана к куску арматуры — так садовники подвязывают саженцы. Стол сломала Зинаида своей тяжестью. Правда, Резанов в это время на нее сзади напирал. Все это чрезвычайно удручало Резанова. Прав был Витя Грек, говоря, что в этом свинарнике даже шалава будет вести себя как леди, то есть будет неприступной… Нужна чистота: холодильник, бар, конфеты, кофе, коньячок. Вот тогда и леди станет шалавой.

Резанов вздохнул и поставил свою подпись.

— Спасибо, — сказала женщина, принимая квитанцию. — Я очень довольна вашей работой.

— Милости просим в любое время, как чего случится, телефон у вас есть. А может, и так позвоните, без дела? Поболтаем о том о сем.

Он затаил дыхание. Женщина улыбнулась и поднялась.

В этот момент в дверь постучали.

— Подождите, — не теряя надежды, крикнул Резанов.

Но дверь отворилась и в проеме появился Виктор Грек.

— До свидания, — сказала женщина и вышла из комнаты.

— До свидания, — сказал Виктор, закрывая за ней дверь.

— Эх, Витя, — в сердцах сказал Резанов, — если бы ты знал, как ты не вовремя. Япона мать. Такую тетку мне спугнул. Еще друг называется.

— Резанов не обольщайся, я тебе уже говорил, в таком свинарнике тебе ни одна баба не даст.

— Но почему же, — возразил Резанов.

— Не считая Зинаиды, — добавил Грек.

— Обижаешь, начальник.

— Кто тебя обидит, тот и дня не проживет.

— Это верно, — сказал Резанов и показал кулак.

Когда-то он был чемпионом по гиревому спорту.

— Что-нибудь с машиной?

— Да нет, — помедлив, ответил Грек. В последний момент он решил, что не стоит никому рассказывать. Час назад он метался, не зная, что делать. Сначала хотел звонить в «Скорую помощь», потом в милицию. Потом решил позвонить Резанову и посоветоваться, но вовремя сообразил, что по телефону о таких вещах не говорят. Теперь же, при виде спокойного и сильного Резанова, Виктору даже на миг показалось, что все это ему привиделось.

— Я, Володя, просто так приехал. Давно не виделись, дай, думаю, заеду к Резанову.

— Это ты правильно сделал. Пить будешь?

— Нет.

Резанов нагнулся и достал из-под стола трехлитровую банку с красной жидкостью.

— Вот, молдаван вино привез. Витька, твой тезка. Неделю подъемник занимал, сволочь, машину свою собирал. Сколько я денег из-за него потерял. Как же, банку вина поставил и думает — в расчете.

Он достал два красных пластмассовых стаканчика, замызганных от постоянного пользования.

— Пить будешь? Последний раз спрашиваю.

— Почему у тебя все время стаканы такие грязные? — раздраженно спросил Виктор.

— Слесаря пьют. Рабочий класс. И никто не моет за собой. Щас сполосну.

Резанов вышел и вскоре вернулся с мокрыми стаканами.

Наполнил их, немного пролив на стол.

— Давай, чтобы, как говорится, хрен стоял и деньги были. Все остальное — ерунда.

Он опрокинул содержимое стакана в рот.

Виктор выпил медленно, вытер губы ладонью. Вино было хорошее, он вновь подставил свой стакан.

— Понравилось? То-то же. — Резанов наполнил стакан. — Маринка-то уехала?

Виктор кивнул.

— Давай сообразим чего-нибудь?

— Посмотрим, — рассеянно сказал Виктор Грек.

* * *

Проснулся он от тревожного чувства. Первое, что увидел, разлепив веки, была отутюженная стрелка на синем колене. Медленно проследив ее книзу, увидел глянец на идеально вычищенном ботинке. В этом было что-то давно забытое, но очень знакомое. Вспомнил не сразу. Трехлитровая банка вина, распитая вчера с Резановым, давала себя знать. Словно в вязкой среде плавали его мысли. Понемногу он сообразил, что это связано со службой в армии, а человек, сидевший рядом с диваном (спать он лег на диване в большой комнате, решив спьяну, что измена, учиненная им, не дает ему морального права ложиться в супружескую постель), — кадровый военный.

— Доброе утро! — cказал ему чей-то ласковый голос.

— Разбудят утром, не петух прокукарекал, — говоря это, Грек повернулся на спину и увидел пожилого человека в синем костюме, внимательно смотревшего на него. Грек повел глазами по комнате и увидел второго: молодого плечистого парня в свитере и драных джинсах, сидевшего в кресле и барабанившего пальцами по журнальному столику.

— Что-то знакомое… Высоцкий? — спросил человек в синем костюме.

— Он самый, — согласился Грек. — Пописать можно сходить?

— Пожалуйста, пожалуйста, — дружелюбно сказал человек в синем костюме.

Тяжело вздыхая и покачиваясь, Грек поднялся и пошел в ванную комнату, где принял душ, посвежел, натянул брюки, чистую майку и вернулся к посетителям.

— Мой дом — моя крепость, — с этими словами Грек вошел в комнату.

— Целиком и полностью вас поддерживаю, — сказал человек в синем костюме.

— Простите, как вас зовут? — вежливо спросил Грек, понимая, что с двумя ему все равно не справиться.

— Бахтин меня зовут, Иван Тимофеевич. А вы — Виктор Степанович Грек — правильно? Да вы садитесь, в ногах правды нет.

Грек послушался и плюхнулся в кресло. От резкого движения ему вдруг стало нехорошо, он почувствовал слабость. Грек вздохнул и вытер выступившую на лбу испарину.

— Что, тяжко? — участливо спросил Иван Тимофеевич.

Грек кивнул.

— Может, пивка холодненького?

— Нету.

— А мы сейчас — гонца, — заговорщически сказал Бахтин и, обращаясь к плечистому, бросил: — Давай, парень, сходи на угол, там палатку я видел.

Парень поднялся и вышел из квартиры. Бахтин проводил его взглядом, затем посмотрел на Виктора и улыбнулся. Виктор улыбнулся в ответ, но все же спросил:

— А как, собственно, вы сюда попали, через балкон?

— Ну что вы, какой балкон, помилуйте, тринадцатый этаж. Через дверь, естественно.

— Ага, понятно… Хотя, чего понятно? Может мне полицию вызвать?

— Не советую. Вам же хуже будет.

Только сейчас Виктор вспомнил вчерашнее и вновь почувствовал слабость. Он вытер рукавом пот со лба и спросил, едва ворочая языком:

— Что вам нужно?

— Вам плохо? — спросил Иван Тимофеевич. — Я могу воды.

— Спасибо, я подожду пива. Так что же вы хотите?

— Посмотрите вот эти фотографии, — Бахтин протянул Виктору конверт.

Разглядывая фотографии, Грек вспомнил, как впервые в жизни увидел порнографические карты. Это было в школе, их принес Сережка Худаков, человек, умудрившийся остаться в шестом классе на третий год. Грек долго не мог забыть одну из них: на ней была изображена девочка с едва оформившейся грудью, на вид ей было лет тринадцать. Она позировала, стоя на одной ноге, отведя другую в сторону, держа ее навесу и подав вперед худенькое тело. Из одежды на ней были только резиновые шлепанцы, так называемые сланцы, или, по-другому, вьетнамки.

— Как странно смотреть на себя со стороны, — сказал Грек, возвращая фотографии.

— А вы неплохо порезвились с девочкой, — заметил Иван Тимофеевич, тасуя фотографии, — только зачем было убивать ее? Фильмов американских насмотрелись?

Грек резко поднялся, но в ту же секунду Бахтин отвел полу пиджака и взялся за рукоятку пистолета, выглядывавшего из кобуры под мышкой.

— Не делайте глупостей, — предостерег он.

Грек сел на место.

— Я не убивал ее, — сказал он, — я пошел в ванную, а когда вернулся, она уже была мертва.

— Вам никто не поверит, везде отпечатки ваших пальцев.

— Послушайте, я не убивал ее. Следователь разберется во всем.

— Мне нравится ваша наивность. Вы, наверное, думаете, что кто-то будет разбираться — убивали вы ее или не убивали. Драгоценный вы мой, не читайте больше книжечек. Никто не будет доказывать вашу невиновность. Шараповых больше нет. А потом, вы заметили на фотографии стоят дата и время. Когда наступила смерть, — установить нетрудно. Девушка сейчас в морге, ей делают вскрытие. Разрыв во времени, я думаю, небольшой, несколько минут. Вас посадят в тюрьму, но это будет только предварительное заключение. Я не говорю о физических лишениях, собственно, тюрьма есть одно большое физическое лишение, это даже не аксиома — это реальность. Но там есть еще лишения морального плана. В первую очередь вас там, извините за выражение, поставят раком и отпетушат, то есть изнасилуют, сделают «петухом». Это неизбежно для того, кто попадает в тюрьму из-за женщины. А уж вас-то в первую очередь вы же будете проходить как сексуальный маньяк.

— Кто вы такой? — наконец удосужился спросить Грек.

— Ну, скажем так: служба, приближенная к Главе государства. Нашего, естественно, никаких шпионов. Патриотизм — великое дело. Я сам патриот.

— Я готов вас выслушать, — заявил Грек, откидываясь в кресле и вытягивая ноги. Если бы его пришли арестовывать, то он был бы уже в наручниках.

— Очень хорошо! Вы себе представить не можете, до чего приятно иметь дело с умным человеком. Итак, вы знаете, чем занимается ваша жена?

— В каком смысле?

— На службе.

— Оптическими приборами.

— Замечательно. А если быть точным — приборами ночного видения. У нас есть информация, что она является автором уникального прибора.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Постоянно Действующую Всеобщую Выставку.