Неточные совпадения
Самгин осторожно оглянулся. Сзади его стоял широкоплечий, высокий человек с большим, голым черепом и круглым лицом без бороды, без усов. Лицо масляно лоснилось и надуто, как у больного водянкой, маленькие глаза светились где-то посредине его, слишком близко к ноздрям
широкого носа, а рот был большой и без губ, как будто прорезан ножом. Показывая белые, плотные
зубы, он глухо трубил над головой Самгина...
Хорошо знакомое пухлое,
широкое лицо неузнаваемо, оплыло, щеки, потеряв жир, обвисли, точно у бульдога, и сходство лица с мордой собаки увеличивалось шерстью на щеках, на шее, оскаленными
зубами; растрепанные волосы торчали на голове клочьями, точно изорванная шапка.
— Помните Струве «Эрос в политике»? — спросил Тагильский и, сверкнув
зубами,
широким жестом показал на публику. — Эротоманы, а?
Внимательно следил, чтоб куски холодного мяса и ветчины были равномерны, тщательно обрезывал ножом излишек их, пронзал вилкой оба куска и, прежде чем положить их в рот, на
широкие, тупые
зубы, поднимал вилку на уровень очков, испытующе осматривал двуцветные кусочки.
Марина была не то что хороша собой, а было в ней что-то втягивающее, раздражающее, нельзя назвать, что именно, что привлекало к ней многочисленных поклонников: не то скользящий быстро по предметам, ни на чем не останавливающийся взгляд этих изжелта-серых лукавых и бесстыжих глаз, не то какая-то нервная дрожь плеч и бедр и подвижность, игра во всей фигуре, в щеках и в губах, в руках; легкий, будто летучий, шаг,
широкая ли, внезапно все лицо и ряд белых
зубов освещавшая улыбка, как будто к нему вдруг поднесут в темноте фонарь, так же внезапно пропадающая и уступающая место слезам, даже когда нужно, воплям — бог знает что!
— Ну, так прощай; очень, очень рад, что встретил тебя, — сказал Шенбок и, пожав крепко руку Нехлюдову, вскочил в пролетку, махая перед глянцовитым лицом
широкой рукой в новой белой замшевой перчатке и привычно улыбаясь своими необыкновенно белыми
зубами.
Вытянутое, безжизненное лицо Половодова едва было тронуто жиденькой растительностью песочного цвета; широко раскрытые глаза смотрели напряженным, остановившимся взглядом, а
широкие, чувственные губы и крепкие белые
зубы придавали лицу жесткое и, на первый раз, неприятное выражение.
Загорелое лицо его было типично для туземцев: выдающиеся скулы, маленький нос, глаза с монгольской складкой век и
широкий рот с крепкими
зубами.
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие
зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно
широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Не зорко смотрели башкирцы за своим табуном. Пришли они от Волги до самой Рязани, не встретив нигде отпора; знали, что наши войска распущены, и не ожидали себе неприятеля; а от волков, думали, обережемся чебузгой да горлом. И четверо из них, уперев в верхние
зубы концы длинных репейных дудок и набрав в
широкие груди сколько могли ветру, дули, перебирая пальцами, пока хватало духа. Другие подтягивали им горлом, и огонь освещал их скулистые лица, побагровевшие от натуги.
С виду был он невысокого роста, сильного сложения, ловкий, вертлявый, с довольно приятным лицом, бледный, с
широкими скулами, с смелым взглядом, с белыми, частыми и мелкими
зубами и с вечной щепотью тертого табаку за нижней губой.
Он мигнул, и вдруг его свирепое лицо изменилось от
широкой улыбки, толстые, каленые щеки волною отошли к ушам, открыв большие лошадиные
зубы, усы мягко опустились — он стал похож на толстую, добрую бабу.
— На-ко, миляга, на! — сиповато говорил Маркуша, скуластый, обросший рыжей шерстью, с узенькими невидными глазками. Его большой рот раздвигался до мохнатых, острых, как у зверя, ушей, сторожко прижавшихся к черепу, и обнажались
широкие жёлтые
зубы.
За сутки она истаяла страшно: нос обострился, жёлтые щёки опали, обнажив
широкие кости скул, тёмные губы нехорошо растянулись, приклеившись к
зубам.
Вторым почётным гостем был соборный староста Смагин, одетый в рубаху, поддёвку и плисовые сапоги с мягкими подошвами; человек тучный, с бритым, как у старого чиновника, лицом и обиженно вытаращенными водянистыми глазами; его жена, в чёрном, как монахиня, худая, высокая, с лошадиными челюстями и короткой верхней губой, из-за которой сверкали
широкие кости белых
зубов.
В комнату вошла, или, лучше сказать, как-то протеснилась (хотя двери были очень
широкие), фигурка, которая еще в дверях сгибалась, кланялась и скалила
зубы, с чрезвычайным любопытством оглядывая всех присутствовавших.
Спустя несколько недель после свадьбы Глафира Львовна, цветущая, как развернувшийся кактус, в белом пеньюаре, обшитом
широкими кружевами, наливала утром чай; супруг ее, в позолоченном халате из тармаламы и с огромным янтарем в
зубах, лежал на кушетке и думал, какую заказать коляску к Святой: желтую или синюю, хорошо бы желтую, однако и синюю недурно.
Эта рыба по преимуществу хищная: длинный брусковатый стан,
широкие хвостовые перья для быстрых движений, вытянутый вперед рот, нисходящий от глаз в виде ткацкого челнока, огромная пасть, усеянная внизу и вверху сплошными острыми, скрестившимися
зубами, [Щука меняет
зубы ежегодно в мае месяце.
Бобров повалился на
широкий клеенчатый диван лицом вниз и пробормотал сквозь стиснутые
зубы, весь дрожа от озноба...
Заметив Боброва, Нина пустила лошадь галопом. Встречный ветер заставлял ее придерживать правой рукой перед шляпы и наклонять вниз голову. Поравнявшись с Андреем Ильичем, она сразу осадила лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая ногами, раздувая
широкие, породистые ноздри и звучно перебирая
зубами удила, с которых комьями падала пена. От езды у Нины раскраснелось лицо, и волосы, выбившиеся на висках из-под шляпы, откинулись назад длинными тонкими завитками.
Оба засмеялись, один — громко и открыто, точно хвастаясь своим уменьем хохотать, откинув голову назад, выпятив
широкую грудь, другой — почти беззвучно, всхлипывающим смехом, обнажая
зубы, в которых завязло золото, словно он недавно жевал его и забыл почистить зеленоватые кости
зубов.
— Истинная любовь, — сказал старик, оборотись и обнажая
широкой улыбкой белые
зубы, — бьет в сердце, как молния, и нема, как молния, — знаешь?
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал
широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных
зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
Он снова обратил на себя общее внимание, снова все гости уставились на него.
Зубы Фелицаты Егоровны обнажились
широкой и насмешливой улыбкой, телеграфист, закрыв рот рукою, начал покручивать усики, почти все старались казаться серьёзными, внимательно слушающими. Шум ножей и вилок, вдруг рассыпанных Татьяной Власьевной, отозвался в сердце Ильи громкой, боевой музыкой… Он спокойно обвёл лица гостей широко раскрытыми глазами и продолжал...
Казалось ему, что в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову к земле, Птица жадно рвёт солому огненно-острыми
зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село, ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху, не отрывая от земли пылающей красной головы, всё
шире разевая яростный клюв.
Помня, что это значит, Тетка вскочила на стул и села. Она поглядела на хозяина. Глаза его, как всегда, глядели серьезно и ласково, но лицо, в особенности рот и
зубы, были изуродованы
широкой неподвижной улыбкой. Сам он хохотал, прыгал, подергивал плечами и делал вид, что ему очень весело в присутствии тысячей лиц. Тетка поверила его веселости, вдруг почувствовала всем своим телом, что на нее смотрят эти тысячи лиц, подняла вверх свою лисью морду и радостно завыла.
И как с первого раза знакомился своими глазами Колесников, так своими с первого раза и навсегда убеждал Погодин; так и теперь сразу и навсегда убедил он только что пришедшего в чем-то радостном и необыкновенно важном. Заерзав на стуле, Колесников в
широкой улыбке открыл черные, но крепкие
зубы и пробасил...
С
широкого крыльца паньшинской приисковой конторы, на котором смотритель прииска Бучинский, по хохлацкой привычке, имел обыкновение отдыхать каждое после обеда с трубкой в
зубах, открывался великолепный вид как на весь Паньшинский прииск, так и на окружавшие его Уральские горы. И прииск и горы были «точно поднесены к конторе», по меткому выражению приисковой стряпки Аксиньи.
Лицо эфиопа, два длинные
зуба блестят в темной пасти раскрытого рта; седые космы падают с головы густыми прядями; сухая темная грудь открыта от шеи до пояса, и юбка зашароварена в
широкие пестрые порты, а в руках… в руках и у той и у другой по ножу.
Его шелковый казакин, его
широкие шаровары, даже хлыст в руке и трубка в
зубах очень шли к его наружности: во фраке или сюртуке он был бы, кажется, гораздо хуже.
На другой день, часу в первом пополудни, Михайло Николаич Масуров, муж Лизаветы Васильевны, стоял у себя на дворе, в шелковом казакине, в
широких шароварах, без шапки, с трубкою в
зубах и с хлыстом в руке.
Вавилову — открытое, холодное и решительное лицо Петунникова с
широкими крепкими скулами и частыми белыми
зубами.
Фелицата Назаровна негромко и рассыпчато засмеялась, вскинула голову и подошла к нему. Сегодня ее волосы были причесаны вверх короной, увеличивая рост хозяйки;
широкий красный капот, браслеты и кольца на руках, лязг связки ключей у пояса, мелкие, оскаленные
зубы и насмешливо прищуренные глаза — всё это принудило дворника опустить и руки и голову.
А вот полный, тщательно выбритый господин в соломенной шляпе с
широкою лентой и с дорогою сигарой в
зубах.
Таня. А третье-то пуще всего. Ты помни: как бумага на стол падет — я еще в колокольчик позвоню, — так ты сейчас же руками вот так… Разведи
шире и захватывай. Кто возле сидит, того и захватывай. А как захватишь, так жми. (Хохочет.) Барин ли, барыня ли, знай — жми, все жми, да и не выпускай, как будто во сне, а
зубами скрыпи али рычи, вот так… (Рычит.) А как я на гитаре заиграю, так как будто просыпайся, потянись, знаешь, так, и проснись… Все помнишь?
Из-под расстёгнутой красной рубахи видна была
широкая, смуглая грудь работника, дышавшая глубоко и ровно, рыжие усы насмешливо пошевеливались, белые частые
зубы сверкали из-под усов, синие большие глаза хитро прищурились, и весь Кузьма показался своему хозяину таким гордым и важным, что мельнику захотелось поскорее уйти от него, чтоб засыпка не заметил своего превосходства над хозяином.
Под самым окном спал солдат, открыв рот с белыми блестящими
зубами, вот чья-то
широкая спина с толстой, голой шеей загородила окно, и больше ничего уже не видно.
Откатив
широкие рукава пальто, прежде всего он взялся за рукопись Эртуса, еще раз перечитал первую страницу, оскалил
зубы и рванул ее руками.
Но когда, полный надежды, он садился играть, проклятые шестерки опять скалили свои
широкие белые
зубы.
У всех мордашек нижняя челюсть длиннее верхней и верхние
зубы заходят за нижние; но у Бульки нижняя челюсть так выдавалась вперед, что палец можно было заложить между нижними и верхними
зубами. Лицо у Бульки было
широкое; глаза большие, черные и блестящие; и
зубы и клыки белые всегда торчали наружу. Он был похож на арапа. Булька был смирный и не кусался, но он был очень силен и цепок. Когда он, бывало, уцепится за что-нибудь, то стиснет
зубы и повиснет, как тряпка, и его, как клещука, нельзя никак оторвать.
Булька перестал чесаться, уложил свою
широкую голову с белыми
зубами промеж передних белых лапок, уложил и язык, как ему надо было, и смирно лежал подле меня.
Лесницкий сутуловато и отрывисто поклонился, оскалив
широкой улыбкой свои редкие, но крупные белые
зубы и, подойдя к двери, сделал пригласительный жест своим посетителям.
— Ты смотри, кавалер, нашим-то бабам про это не сказывай, — усмехаясь, молвил рослый старик с
широкой белой бородою. — Ежель узнают, тотчас подол в
зубы — и драло в Польшу, некому тогда будет нам и рубахи стирать.
Туман редел в голове. Непонятно было, откуда слабость в теле, откуда хлопанье пастушьего кнута по лесу. И вдруг все вспомнилось. Вспомнился взблеск выстрела перед усатым,
широким лицом, животно-оскаленные желтые
зубы — Горелова? или лошади с прикушенным языком? Но сразу же потом радостный свист пуль, упоение бега меж кустов, гребень горы и скачущие всадники… И такой позорный конец всего!
В «общую» вошел Августин Михайлыч и хохоча стал рассказывать о чем-то. Володя опять вложил дуло в рот, сжал его
зубами и надавил что-то пальцем. Раздался выстрел… Что-то с страшною силою ударило Володю по затылку, и он упал на стол, лицом прямо в рюмки и во флаконы. Затем он увидел, как его покойный отец в цилиндре с
широкой черной лентой, носивший в Ментоне траур по какой-то даме, вдруг охватил его обеими руками и оба они полетели в какую-то очень темную, глубокую пропасть.
Ее худощавый стан стройно колыхался в
широкой кофте, с прошивками и дешевыми кружевцами на рукавах и вокруг белой тонкой шеи с синими жилками. Такие же жилки сквозили на бледно-розовых прозрачных щеках без всякого загара. Чуть приметные точки веснушек залегли около переносицы. Нос немного изгибался к кончику, отнимая у лица строгость. Рот довольно большой, с бледноватыми губами.
Зубы мелькали не очень белые, детские. Золотистые волосы заходили на щеки и делали выражение всей головы особенно пленительным.
Свежий рот и немного выдающиеся
зубы, а главное, подбородок, круглый и
широкий, проявляли натуру жены Виктора Мироновича и породу ее родителей, людей стойких, рослых, именитых, долго державшихся старых обычаев и состоявших еще недавно в беспоповцах.
Неизвестный не мог не слышать шума шагов приближающейся к нему толпы, но он не обратил на это никакого внимания и, не оглядываясь и не трогаясь с места, продолжал медленно раскачиваться из стороны в сторону, и при этом движении шатался на его боку
широкий нож с черенком из рыбьего
зуба.
— Знаю я этот сад, — угрюмо процедил сквозь
зубы Владислав и
широкими, спешными шагами опередил своего спутника.
— Ах, chère Антонина Сергеевна, — раздался резкий, низкий голос толстой дамы, затянутой в узкий корсаж, в высокой шляпке и боа из песцов. Щеки ее, порозовевшие от морозного воздуха, лоснились, брови были подведены, в ушах блестели два"кабошона",
зубы, белые и большие, придавали ее рту,
широкому и хищному, неприятный оскал.