Неточные совпадения
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно
торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой
бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
В этой, по-видимому, сонной и будничной жизни выдалось, однако ж, одно необыкновенное,
торжественное утро. 1-го марта, в воскресенье, после
обедни и обычного смотра команде, после вопросов: всем ли она довольна, нет ли у кого претензии, все, офицеры и матросы, собрались на палубе. Все обнажили головы: адмирал вышел с книгой и вслух прочел морской устав Петра Великого.
Проснувшись, он испугался, когда увидел, что солнце уже высоко: «Я проспал заутреню и
обедню!» Тут благочестивый кузнец погрузился в уныние, рассуждая, что это, верно, Бог нарочно, в наказание за грешное его намерение погубить свою душу, наслал сон, который не дал даже ему побывать в такой
торжественный праздник в церкви.
В
торжественный день он явился ровно в одиннадцать часов, прямо от
обедни, во фраке, прилично заштопанном, и действительно в новом жилете и в новых сапогах.
Кончилась наконец
обедня, и наш протоиерей, отец Павел, вышел сказать
торжественную проповедь.
Бедный мой отец, который не пел, а только вместе шел с другими унтерами, объявил, что он дворянин, но генерал, злобно улыбаясь, сказал ему: «Дворянин должен быть с бо́льшим благоговением к служба господня» — и в своем присутствии, в соседней комнате с церковью, при
торжественном пении божественных словословий, зверски приказал отсчитать триста ударов невинному юноше, запрещая ему даже кричать, чтоб «не возмущать господня служба».
«Она покоится стыдливо в красе
торжественной своей», мелькнули у меня в голове стихи Пушкина, а
бедная девушка в белом платье все бледнела и бледнела, пока не растаяла, как снегурочка.
И наконец, настала ночь, в комнату принесли огонь, и Елена снова подошла к окну. Густая темнота окутывала улицу.
Бедные и грубые предметы скучной обычности скрывались в черном покрове ночи, — и было что-то
торжественное в этой печальной черноте. Против окна, у которого стояла Елена, слабо виднелся, на другой стороне улицы, при свете редких фонарей, маленький, кирпично-красный дом кузнеца. Фонари стояли далеко от него, — он казался черным.
В первый день рождества Христова, встреченный далеко от родины, под тропиками, среди тепла, под ярко-голубым небом, с выси которого сверкало палящее солнце, матросы с утра приоделись по-праздничному: в чистые белые рубахи. Все побрились и подстриглись, и лица у всех были
торжественные. Не слышно было на баке обычных шуток и смеха — это все еще будет после, а теперь матросы ожидали
обедни.
Всех четверых приговоренных повесили, и самая казнь была совершена не ранним утром, как было обыкновенно, а после поздней
обедни, затянувшейся далеко за полдень по случаю
торжественного дня.
На другой день за
обедней, отслуженной с необыкновенным благолепием, с участием новгородского и даже петербургского духовенства, совершилось
торжественное освящение вновь выстроенного храма, после чего всем присутствующим был предложен роскошный завтрак, а крестьянам на дворе барского дома устроена обильная трапеза с пивом и медом.
Вдруг донесся от Москвы удар церковного колокола, за ним другой, третий и разлился
торжественный благовест к
обедням во всей столице.
Стояла чудная теплая ночь. В городе царствовала какая-то
торжественная тишина, изредка прерываемая отдаленным стуком экипажа. На улицах было пусто — все были в церквах. Но чу… раздался звон колокола, сперва в одном месте, затем, как эхо, в нескольких других и, наконец, в воздухе повис, как бы шедший сверху, какой-то радостный, до сердца проникающий гул — это звонили к
обедне… Сергей Прохорович, с удовольствием вдыхавший в себя мягкую свежесть теплой ночи, перекрестился…
Пришли Святки, и кроме парадной
обедни, кроме
торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме надетых на всех новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20-ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого-нибудь ознаменования этого времени.