Неточные совпадения
— Кто это? Кто это? — проговорил он вдруг хриплым задыхающимся
голосом, весь
в тревоге,
с ужасом указывая глазами на дверь, где стояла дочь, и усиливаясь приподняться.
— Что?! — вдруг приподнявшись на локоть,
с ужасом в глазах и
в голосе, спросила Вера.
И вдруг за дверью услышала шаги и
голос… бабушки! У ней будто отнялись руки и ноги. Она, бледная, не шевелясь,
с ужасом слушала легкий, но страшный стук
в дверь.
Мать наскоро перевязала рану. Вид крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь
ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела раненого полем, держа его за руку. Освободив рот, он
с усмешкой
в голосе говорил...
Когда же вся толпа скрылась за оградой сада и гул
голосов затих, и босая Маланья, прислуживавшая им девка,
с выпяченными глазами прибежала
с известием, точно это было что-то радостное, что Петра Николаича убили и бросили
в овраге, из-за первого чувства
ужаса стало выделяться другое: чувство радости освобождения от деспота
с закрытыми черными очками глазами, которые 19 лет держали ее
в рабстве.
Ужас был
в доме Морозова. Пламя охватило все службы. Дворня кричала, падая под ударами хищников. Сенные девушки бегали
с воплем взад и вперед. Товарищи Хомяка грабили дом, выбегали на двор и бросали
в одну кучу дорогую утварь, деньги и богатые одежды. На дворе, над грудой серебра и золота, заглушая
голосом шум, крики и треск огня, стоял Хомяк
в красном кафтане.
— Что ты? Что!.. — испуганно шептал дядя, хватая его руками. Илья отталкивал его и со слезами
в голосе,
с тоской и
ужасом говорил...
— Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо мною совершенно
в другом!.. — воскликнула княгиня, и
голос ее
в этом случае до того был искренен и правдив, что князь невольно подумал: «Неужели же она невинна?» — и вместе
с тем он представить себе без
ужаса не мог, что теперь делается
с Еленой.
Были и еще минуты радостного покоя, тихой уверенности, что жизнь пройдет хорошо и никакие
ужасы не коснутся любимого сердца: это когда Саша и сестренка Линочка ссорились из-за переводных картинок или вопроса, большой дождь был или маленький, и бывают ли дожди больше этого. Слыша за перегородкой их взволнованные
голоса, мать тихо улыбалась и молилась как будто не вполне
в соответствии
с моментом: «Господи, сделай, чтобы всегда было так!»
А дальше все
в мире, и день, и ночь, и шаги, и
голоса, и щи из кислой капусты стали для него сплошным
ужасом, повергли его
в состояние дикого, ни
с чем не сравнимого изумления.
Зачем же точно неведомый
голос нашептывает мне их на ухо, зачем, когда я просыпаюсь ночью, передо мною
в темноте проходят знакомые картины и образы, и зачем, когда является один бледный образ, лицо мое пылает, и руки сжимаются, и
ужас и ярость захватывают дыхание, как
в тот день, когда я стоял лицом к лицу
с своим смертельным врагом?
Испытываемый им
ужас, вероятно, придал его
голосу особенную силу, и он был немедленно услышан. Для спасения его тут же,
в трех от него шагах, показалось «огненное светение». Это был огонь, который выставили на окне
в нашей кухне, под стеною которой приютились исправник, его письмоводитель, рассыльный солдат и ямщик
с тройкою лошадей, увязших
в сугробе.
Вы не заметили-с, — продолжал он немного вздрагивавшим
голосом, к решительному
ужасу Вельчанинова, — я стоял слишком мелко
в сравнении
с вами-с, чтобы дать вам заметить.
От сильного и неожиданного толчка Цирельман упал на спину и опять увидел над собой темное, спокойное небо
с дрожащими звездами. Лошади летели нестройным галопом, высоко подбрасывая задами; а Файбиш стоял
в санях и, наклонившись вперед, без остановки, со всего размаха стегал кнутом. Цирельман обезумел от
ужаса. Он вскочил на колени, судорожно оплел руками ноги Файбиша и вдруг, сам не узнавая своего
голоса, закричал пронзительно и отчаянно.
Лёнька замирал от
ужаса, холода и какого-то тоскливого чувства вины, рождённого криком деда. Он уставил перед собою широко раскрытые глаза и, боясь моргнуть ими даже и тогда, когда капли воды, стекая
с его вымоченной дождём головы, попадали
в них, прислушивался к
голосу деда, тонувшему
в море могучих звуков.
Теряясь
в догадках и предчувствуя что-то недоброе, я побежал к дому.
В передней прежде всего я увидел матушку. Она была бледна и
с ужасом глядела на дверь, из-за которой слышались мужские
голоса. Гости застали ее врасплох,
в самый разгар мигрени.
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И
ужасом той мертвой пустоты,
Которую
в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу
голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же
с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Ашанин почти одновременно
с криком увидал уже сзади мелькнувшую фигуру матроса, упавшего со шлюпки, и буек, брошенный
с кормы. Он успел бросить
в воду спасательный круг, висевший на мостике, и, внезапно побледневший, охваченный
ужасом, дрожащим от волнения
голосом крикнул во всю мочь здоровых своих легких...
После пасхи Андрей Иванович выпишется из больницы здоровым и крепким; он войдет
в мастерскую, подойдет к Ляхову: «Здравствуй, товарищ!..» Ляхов, услыша его
голос, вскочит
с тем же тупым
ужасом, как и тогда, но уж бежать ему не придется: одним взмахом Андрей Иванович всадит ему
в живот шерфовальный нож…
— Ах, какой
ужас, — почти
в один
голос воскликнули княгиня Васса Семеновна и княжна Людмила, до сих пор молча слушавшая разговор матери
с князем и рассказ последнего.
— Знаем, знаем! — закричали
в один
голос духовный отец и военный. — Но бывают сверхъестественные силы… — прибавил
с притворным
ужасом последний, давая пастору знак головой, чтобы он подтвердил его слова.
Глеб Алексеевич
с необычайной тревогой во взгляде проводил глазами вышедшую из дверей столовой Дарью Николаевну и долго смотрел на эту дверь почти
с выражением нескрываемого
ужаса. Правая рука его даже несколько опустилась, и он не заметил этого. Его привел несколько
в себя
голос Фимки, которая, следуя приказанию своей барышни, усердно начала доматывать шерсть.
Придя
в себя, перепуганная служанка вскочила на ноги и бросилась к другой соседней койке, на которой спала умопомешанная Фиона Курдюкова (28 лет), но, к
ужасу служанки, Фиона тоже была мертва… Служанка
с страшным воплем кинулась к третьей больной, молодой девушке (18 лет), по имени Прасковье Снегиревой, и закричала ей во весь
голос...
Взорванный словом интриганка, Николай, возвысив
голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтоб она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица,
с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа
с бледным и серьезным лицом вошла
в комнату от двери, у которой она подслушивала.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась
в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и,
с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным
голосом, что во всем доме
с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что́ бы сделал Пьер
в эту минуту, ежели бы Элен не выбежала из комнаты.