— Так — уютнее, — согласилась Дуняша, выходя из-за ширмы в капотике, обшитом мехом; косу она расплела, рыжие волосы богато рассыпались по спине, по плечам, лицо ее стало острее и приобрело в глазах Клима сходство с мордочкой лисы. Хотя Дуняша не улыбалась, но неуловимые, изменчивые глаза ее горели радостью и как будто увеличились вдвое. Она села на диван,
прижав голову к плечу Самгина.
Неточные совпадения
Повар,
прижав голову к левому
плечу и высунув язык, не гнулся, ноги его были плотно сжаты; казалось, что у него одна нога, она стучала по ступеням твердо, как нога живого, и ею он упирался, не желая спуститься вниз.
Неминуемый толчок от выстрела только
прижмет приклад
к плечу, и скула охотника, следственно и
голова не почувствуют никакого сотрясения, неприятного и даже болезненного, если стреляешь много.
Тиунов вскочил, оглянулся и быстро пошёл
к реке, расстёгиваясь на ходу, бросился в воду, трижды шумно окунулся и, тотчас же выйдя, начал молиться: нагой, позолоченный солнцем, стоял лицом на восток,
прижав руки
к груди, не часто, истово осенял себя крестом, вздёргивал
голову и сгибал спину, а на
плечах у него поблескивали капельки воды. Потом торопливо оделся, подошёл
к землянке, поклонясь, поздравил всех с добрым утром и, опустившись на песок, удовлетворённо сказал...
Галуэй поднял кулак в уровень с виском,
прижал к голове и резко опустил. Он растерялся лишь на одно мгновение. Шевеля веером у лица, Дигэ безмолвно смеялась, продолжая сидеть. Дамы смотрели на нее, кто в упор, с ужасом, или через
плечо, но она, как бы не замечая этого оскорбительного внимания, следила за Галуэем.
— Прости, папа, но ведь это же получается такая бессмыслица, — офицер
прижал красивую
голову к плечу и развел руками, — ведь это же я не знаю, что такое. Мама охает, ты толкуешь о какой-то смерти — ну из-за чего это? Как не стыдно, папа. Я всегда знал тебя за благоразумного, твердого человека, а теперь ты точно ребенок или нервная женщина. Прости, но я не понимаю этого.
Сильней и сильней рыдала Фленушка на
плече Манефы, крепче и крепче
прижимала к себе игуменья ее
голову.
Теркин не находил слов. Руками он старался поднять ее за
плечи. Она не давалась и судорожно
прижимала голову к его коленам.
Альберт в это время, не обращая ни на кого внимания,
прижав скрипку
к плечу, медленно ходил вдоль фортепьяно и настраивал ее. Губы его сложились в бесстрастное выражение, глаз не было видно; но узкая костлявая спина, длинная белая шея, кривые ноги и косматая черная
голова представляли чудное, но почему-то вовсе не смешное зрелище. Настроив скрипку, он бойко взял аккорд и, вскинув
голову, обратился
к пьянисту, приготовившемуся аккомпанировать.
Она не ответила, вздохнула протяжно и, повернувшись, быстро и коротко взглянула на него. Потом спустила ноги и села рядом, еще раз взглянула и прядями волос своих вытерла ему лицо, глаза. Еще раз вздохнула и мягким простым движением положила
голову на
плечо, а он также просто обнял ее и тихонько
прижал к себе. И то, что пальцы его прикасались
к ее
голому плечу, теперь не смущало его; и так долго сидели они и молчали, и неподвижно смотрели перед собою их потемневшие, сразу окружившиеся глаза. Вздыхали.
— Какой ты дур… — голос ее оборвался, она схватила своими белыми большими руками плешивую
голову, — какой ты дурак… — она хотела сказать: «что не приготовил меня», — но
плечи и грудь задрожали, старческое лицо покривилось, и она зарыдала, все
прижимая к груди плешивую
голову и повторяя: — Какой ты ду…рак, что меня не приготовил.