Неточные совпадения
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого
цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила глаз
с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени он
приехал, но спросить она его боялась.
Внизу мы прошли чрез живописнейший лесок — нельзя нарочно расположить так красиво рощу — под развесистыми банианами и кедрами, и вышли на поляну. Здесь лежала, вероятно занесенная землетрясением, громадная глыба коралла, вся обросшая мохом и зеленью. Романтики тут же объявили, что хорошо бы
приехать сюда на целый день
с музыкой; «
с закуской и обедом», — прибавили положительные люди. Мы вышли в одну из боковых улиц
с маленькими домиками: около каждого теснилась кучка бананов и
цветы.
Смысл его речи, за исключением
цветов красноречия, был тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и,
приехав в номер
с ключом за деньгами, хотела сама всё взять себе, но, будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна была поделиться
с ними. После же этого, чтобы скрыть следы своего преступления,
приехала опять
с купцом в гостиницу и там отравила его.
Через несколько времени принесли два венка: один от Тамары из астр и георгинов
с надписью на белой ленте черными буквами: «Жене-от подруги», другой был от Рязанова, весь из красных
цветов; на его красной ленте золотыми литерами стояло: «Страданием очистимся». От него же пришла и коротенькая записка
с выражением соболезнования и
с извинением, что он не может
приехать, так как занят неотложным деловым свиданием.
— Сейчас, хозяин, сейчас! Не торопись больно: смелешь, так опять
приедешь, — успокаивал его староста, и сейчас это началось
с того, что старуха-баба притащила в охапке хомут и узду, потом мальчишка лет пятнадцати привел за челку мышиного
цвета лошаденку: оказалось, что она должна была быть коренная. Надев на нее узду и хомут, он начал, упершись коленками в клещи и побагровев до ушей, натягивать супонь, но оборвался и полетел навзничь.
Приедешь в Собрание али к кому на свадьбу, сидишь, натурально — вся в
цветах, разодета, как игрушка али картинка журнальная; вдруг подлетает кавалер: «Удостойте счастия, сударыня!» Ну, видишь: если человек
с понятием али армейской какой — возьмешь да и прищуришься, отвечаешь: «Извольте,
с удовольствием!» Ах! (
с жаром) оча-ро-ва-тельно!
Любя подражать в одежде новейшим модам, Петр Григорьич,
приехав в Петербург, после долгого небывания в нем, счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его буква в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» — журнал, издававшийся
с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и в костюме этом Крапчик — не хочу того скрывать — вышел ужасен: его корявое и черномазое лицо от белого верхнего сюртука стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые руки Крапчика палевого
цвета перчатки не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
Алексей Степанович преспокойно служил и жил в Уфе, отстоявшей в двухстах сорока верстах от Багрова, и
приезжал каждый год два раза на побывку к своим родителям. Ничего особенного
с ним не происходило. Тихий, скромный, застенчивый, ко всем ласковый,
цвел он, как маков
цвет, и вдруг… помутился ясный ручеек жизни молодого деревенского дворянина.
— Прежде
цвета были разные, кто какие хотел, а потом был старичок губернатор — тот велел всё в одинаковое, в розовое окрасить, а потом его сменил молодой губернатор, тот приказал сделать всё в одинаковое, в мрачно-серое, а этот нынешний как
приехали: «что это, — изволит говорить, — за гадость такая! перекрасить все в одинаковое, в голубое», но только оно по розовому
с серым в голубой не вышло, а выяснилось, как изволите видеть, вот этак под утиное яйцо.
Боркин (быстро входит
с букетом; он во фраке,
с шаферским
цветком). Уф! Где же он? (Иванову.) Вас в церкви давно ждут, а вы тут философию разводите. Вот комик! Ей-богу, комик! Ведь вам надо не
с невестой ехать, а отдельно со мною, за невестой же я
приеду из церкви. Неужели вы даже этого не понимаете? Положительно комик!
Проснувшись на другой день
с зеленым
цветом лица и
с распухшими от слез глазами, она все-таки пересилила себя и написала Грохову: «Телеграфируйте мужу, что он может
приехать ко мне».
— А почему же Александре Павловне не поехать
с нами? Ей-богу, отлично выйдет. Ухаживать за ней, уж за это я берусь! Ни в чем недостатка иметь не будет: коли захочет, каждый вечер серенаду под окном устрою; ямщиков одеколоном надушу,
цветы по дорогам натыкаю. А уж мы, брат,
с тобой просто переродимся; так наслаждаться будем, брюханами такими назад
приедем, что никакая любовь нас уже не проймет.
На Фоминой, когда мы уже собирались ехать, все было уложено, и муж, делавший уже покупки подарков, вещей,
цветов для деревенской жизни, был в особенно нежном и веселом расположении духа, кузина неожиданно
приехала к нам и стала просить остаться до субботы,
с тем чтоб ехать на раут к графине Р. Она говорила, что графиня Р. очень звала меня, что бывший тогда в Петербурге принц М. еще
с прошлого бала желал познакомиться со мной, только для этого и ехал на раут и говорил, что я самая хорошенькая женщина в России.
Хороша лежала в гробу Настенька… Строгое, думчивое лицо ее как кипень бело, умильная улыбка недвижно лежит на поблеклых устах, кажется, вот-вот откроет она глаза и осияет всех радостным взором… В гроб пахучей черемухи наклали…
Приехала Марья Гавриловна, редких
цветов с собой привезла, обложила ими головку усопшей красавицы.
Марья Михайловна в верхней кофточке
цвета ее юбки и в шляпке, сделавшей ее лицо еще красивее, крепко пожимала руку Токареву и взяла
с него слово, что он
приедет к ним в деревню. Подали коляску Будиновских. Красивые серые лошади, фыркая, косились на свет и звякали бубенчиками. Кучер в бархатной безрукавке неподвижно сидел на козлах.
— Да сюда какая-то госпожа к вам
приезжала. Я разминулся
с ней у ворот… В коляске… Шляпка такая
с цветами, и вообще
с большим эффектом. — Ну, и что ж?
Однажды
приехал в Тулу император Александр III. В торжественной его встрече участвовали и все учебные заведения. Учащиеся были выстроены шпалерами по улицам, по которым проезжал царь. Инна и Маня воротились
с этой встречи потные, усталые, охрипшие. Восторженно рассказывали, как махали царю платками, как бросали ему
цветы, как до хрипоты кричали «ура!»,
с гордостью показывали опухшие от рукоплесканий ладони.
Около него только что вертелись две девицы, одна в ярко-красном, другая в нежно-персиковом платье, перетянутые,
с длинными корсажами, в
цветах, точно они на бал
приехали.
Эти уже не ходили на Пасху в приходский храм, а
приезжали в «свою министерскую церковь», где их
с предупредительностию провожал дежурный чиновник и подавал унесенное из канцелярии мужнино кресло; дьякон подкаждал им грациозным движением щегольски рокочущего кадила
с стираксой, а батюшка говорил: «
цветите и благоухайте!»
Лучший номер, куда принесли вещи
приезжего, находился на втором этаже. Там было всего три, четыре номера и двери двух из них выходили в обширную залу, занятую громадным обеденным столом, сервированным довольно опрятно и даже украшенным двумя фарфоровыми вазами
с букетами искусственных
цветов.