Неточные совпадения
Огонь превращал дерево в розовые и алые цветы углей, угли
покрывались сероватым плюшем пепла. Рядом с думами о Варваре, память, в тон порывам ветра и треску
огня, подсказывала мотив песенки Гогина...
Но вот на востоке появилась розовая полоска — занималась заря. Звезды быстро начали меркнуть; волшебная картина ночи пропала, и в потемневшем серо-синем воздухе разлился неясный свет утра. Красные угли костра потускнели и
покрылись золой; головешки дымились, казалось,
огонь уходил внутрь их.
Канцлер лукаво улыбался, а потом сам задремал; дождь стал накрапывать, я
покрылся пальто, стал было засыпать… потом проснулся от прикосновения холодной воды… дождь лил, как из ведра, черные тучи словно высекали
огонь из скалистых вершин, дальние раскаты грома пересыпались по горам.
Более всего любил я смотреть, как мать варила варенье в медных блестящих тазах на тагане, под которым разводился
огонь, — может быть, потому, что снимаемые с кипящего таза сахарные пенки большею частью отдавались нам с сестрицей; мы с ней обыкновенно сидели на земле, поджав под себя ноги, нетерпеливо ожидая, когда масса ягод и сахара начнет вздуваться, пузыриться и
покрываться беловатою пеленою.
Дымов лежал на животе, подперев кулаками голову, и глядел на
огонь; тень от Степки прыгала по нем, отчего красивое лицо его то
покрывалось потемками, то вдруг вспыхивало…
Освещённый
огнём костра, Шакро извивался змеёй, прыгал на одной ноге, выбивал дробь обеими, и его блестящее в
огне тело
покрывалось крупными каплями пота, они казались красными, как кровь.
Еще продолжается молчание. Чиновники и граждане в изумлении. Вдруг колеблются толпы народные, и громко раздаются восклицания: «Марфа! Марфа!» Она всходит на железные ступени, тихо и величаво; взирает на бесчисленное собрание граждан и безмолвствует… Важность и скорбь видны на бледном лице ее… Но скоро осененный горестию взор блеснул
огнем вдохновения, бледное лицо
покрылось румянцем, и Марфа вещала...
Летом, в теплую погоду, можно как-нибудь скоротать ночь и без
огня, но теперь, поздней осенью, когда к утру вода
покрывается льдом, без теплой одежды и с мокрыми ногами это было опасно. Обыкновенно на берегу моря вблизи рек всегда можно найти сухой плавник, но здесь, как на грех, не было дров вовсе, одни только голые камни.
Нас это мало беспокоило: справа была намывная полоса прибоя, лишенная растительности, которая, правда, дальше суживалась до 3–4 метров и поэтому
покрывалась водой каждый раз, когда волна набегала на берег, но все же здесь можно было обойти
огонь стороною.
Ночью небо заволокло тучами и пошел сильный дождь, а к утру ударил мороз. Вода, выпавшая на землю, тотчас замерзла. Плавник и камни на берегу моря, трава на лугах и сухая листва в лесу — все
покрылось ледяною корою. Люди сбились в юрту и грелись у
огня. Ветер был неровный, порывистый. Он срывал корье с крыши и завевал дым обратно в помещение. У меня и моих спутников разболелись глаза.
От необычайного душевного волнения ее исхудалые щеки
покрылись ярким румянцем, а глаза горели каким-то зловещим
огнем.