Неточные совпадения
Но напрасно обрадовавшиеся
братья и сестры
кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем руки, — появление было последнее.
Сколько ни живу я на веку, не слышал я, паны-братья, чтобы козак
покинул где или продал как-нибудь своего товарища.
— Ты нас
покидаешь, ты нас
покидаешь, милый
брат, — начал он, — конечно, ненадолго; но все же я не могу не выразить тебе, что я… что мы… сколь я… сколь мы… Вот в том-то и беда, что мы не умеем говорить спичи! Аркадий, скажи ты.
— Фенечка! — сказал он каким-то чудным шепотом, — любите, любите моего
брата! Он такой добрый, хороший человек! Не изменяйте ему ни для кого на свете, не слушайте ничьих речей! Подумайте, что может быть ужаснее, как любить и не быть любимым! Не
покидайте никогда моего бедного Николая!
Меня страшно вдруг поразило, что Иван Федорович, все еще ревнуя меня и все еще убежденный, что я люблю Митю, не
покинул, однако, мысли спасти
брата и мне же, мне самой доверяет это дело спасения!
Матушка, однако ж, задумывается на минуту. Брань
брата, действительно, не очень ее трогает, но угроз его она боится. Увы! несмотря на теперешнюю победу, ее ни на минуту не
покидает мысль, что, как бы она ни старалась и какое бы расположение ни выказывал ей отец, все усилия ее окажутся тщетными, все победы мнимыми, и стариково сокровище неминуемо перейдет к непочтительному, но дорогому сыну.
Однажды, сидя еще на берегу, он стал дразнить моего старшего
брата и младшего Рыхлинского, выводивших последними из воды. Скамеек на берегу не было, и, чтобы надеть сапоги, приходилось скакать на одной ноге, обмыв другую в реке. Мосье Гюгенет в этот день расшалился, и, едва они выходили из воды, он
кидал в них песком. Мальчикам приходилось опять лезть в воду и обмываться. Он повторил это много раз, хохоча и дурачась, пока они не догадались разойтись далеко в стороны, захватив сапоги и белье.
Брат сначала огорчился, по затем перестал выстукивать стопы и принялся за серьезное чтение: Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и Дарвин. Читал он опять с увлечением, делал большие выписки и порой, как когда-то отец,
кидал мне мимоходом какую-нибудь поразившую его мысль, характерный афоризм, меткое двустишие, еще, так сказать, теплые, только что выхваченные из новой книги. Материал для этого чтения он получал теперь из баталионной библиотеки, в которой была вся передовая литература.
Старший
брат в виде короля восседал на высоком стуле, задрапированный пестрым одеялом, или лежал на одре смерти; сестренку, которая во всем этом решительно ничего не понимала, мы сажали у его ног, в виде злодейки Урсулы, а сами, потрясая деревянными саблями,
кидали их с презрением на пол или кричали дикими голосами...
В другом действии два
брата Зборовские, предводители казаков, воевавшие во славу короля и Польши в татарских степях, оскорбленные каким-то недостойным действием бесхарактерного Сигизмунда, произносят перед его троном пылкие речи, а в заключение каждый из них снимает кривую саблю, прощается с нею и гордо
кидает ее к ногам короля…
Покинув привычный насмешливый тон,
С любовью, с тоской бесконечной,
С участием
брата напутствовал он
Подругу той жизни беспечной!
— Нет,
братья: не долой. Но «Интеграл» должен быть нашим. В тот день, когда он впервые отчалит в небо, на нем будем мы. Потому что с нами Строитель «Интеграла». Он
покинул стены, он пришел со мной сюда, чтобы быть среди вас. Да здравствует Строитель!
А если у меня его нет, так не подлец же я в самом деле, чтобы для меня из-за этого уж и места на свете не было… нет, любезный друг, тут как ни
кинь, все клин! тут,
брат, червяк такой есть — вот что!
— Уж так-то,
брат, хорошо, что даже вспомнить грустно! Кипело тогда все это, земля, бывало, под ногами горела! Помнишь ли, например, Катю — ведь что это за прелесть была! а! как цыганские-то песни пела! или вот эту:"Помнишь ли, мой любезный друг"? Ведь душу выплакать можно! уж на что селедка — статский советник Кобыльников из Петербурга приезжал, а и тот двадцатипятирублевую
кинул — камни говорят!
«Боже мой, и
брат мой
покидает меня!» — подумал я.
Она встретила спокойным взглядом его сокрушенный взгляд, обняла его, как
брата, и поцеловала три раза, без страха и замешательства, ибо в этом прощальном лобзании уже не было того чувства, которое за два месяца, у ограды морозовского сада,
кинуло ее в объятия князя невольно и бессознательно.
Ведь и
братья твои нас
покидают…
После обеда Глеб встал и, не сказав никому ни слова, принялся за работу. Час спустя все шло в доме самым обыденным порядком, как будто в нем не произошло никакого радостного события; если б не веселые лица баб, оживленные быстрыми, нетерпеливыми взглядами, если б не баранки, которыми снабдил Василий детей
брата, можно было подумать, что сыновья старого Глеба не
покидали крова родительского.
Через златое,
братья, ожерелье
Ушла она.
покинув свой приют.
Не сетуй,
брат, что рано грешный свет
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе всевышний.
— Ну,
брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь, — смотри держись крепче: конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов!
кинь гончих вон в тот остров; а вы, дурачье, ступайте на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.
Не на таковского напал.
Брат Петрусь только глазам
кинул на писание, как тут же и сказал...
Наша сестра вашему
брату все равно что дураку волынка: поиграл, да и
кинул.
Ваня. Да, оттого, что и ты за Тоней приударяешь. Так уж вы
киньте жребий, а то нельзя
брату на сестре, а сестре за
брата.
Боязнь с одеждой
кинул прочь,
Благословил и хлад и ночь,
Забыл печали бытия
И бурю
братом назвал я.
— То и говорю, что высоко камешки
кидаешь, — ответил Артемий. — Тут вашему
брату не то что руки-ноги переломают, а пожалуй, в город на ставку свезут. Забыл аль нет, что Паранькин дядя в головах сидит? — сказал Артемий.
— Что же совесть!.. Я их вез и довез до самой лощины. А тут звон услыхал и в зажор сел… Сделай милость — это хоть и на тебя доведись: провались хоть и ты под снег, так небось все
покинешь, а одну свою душу начнешь спасать! Мерин биться стал… Я,
брат, весь растерялся...
— Да кто ж это нашему государю может приказывать! — горячо стукнул солдат ладонью по столу. — Ты,
брат, эти глупые речи
покинь лучше, пока мы те бока не намяли! Песни вот ты хорошо играешь, а уж слова-то говоришь совсем как есть дурацкие!
Во-первых, строгая и не в меру требовательная Павла Артемьевна
покидала приют вследствие какого-то хронического недуга, требующего спокойной домашней жизни, и переселялась навсегда в имение к
брату. А на ее место ожидалась новая надзирательница к средним.
Шум разбудил и уснувшую было Лару. Она проснулась и, будучи не в силах понять причины слышанных звуков, спросила о них горничную. Та проговорилась ей о происшедшем. Лариса схватила свою голову и, вся трепеща, уверяла, что ее
покидает рассудок и что она хочет приготовить себя к смерти: она требовала к себе священника, но желала, чтоб о призыве его не знали ни Бодростины, ни
брат ее, ни Горданов. Форов взялся это устроить: он ушел очень рано и в десятом часу утра уже вернулся с Евангелом.
«Я откажусь от престола в пользу младшего
брата, — говорил он, —
покину хоть навсегда Европу и в Персии найду свое счастие в твоих объятиях».
— Чует мое сердце, что задумал ты
покидать Новгород не в добрый час, не наживи, смотри, беды неминучей; тоже надо ой с какой опаской быть близ грозного царя… И с чего тебе прыгать с места на место приспичило?.. Знаешь пословицу «От добра добра не ищут»? — говорил
брату Афанасий Афанасьевич, когда тот высказал ему свою мысль о переезде.
— Ты знаешь,
брат, — отвечал Оболенский с дрожью в голосе, — я теперь сир и душой и телом, хозяйка давно уже
покинула меня и если бы не сын — одна надежда — пуще бы зарвался я к ней, да уж и так, мнится мне, скоро я разочтусь с землей. Дни каждого человека сочтены в руке Божьей, а моих уж много, так говори же смело, в самую душу приму я все, в ней и замрет все.
— Будь мне новым
братом; отчизны я лишился по воле Божьей, а свет
покинул сам, но теперь душа моя наливается небесным огнем. Я вымолил себе награду: она уже явилась ко мне и звала меня к себе. Награда моя близко. О, будь и ты счастлив, молись о сладком утешении, которое я уже чувствую в себе, молись о нем одном.
— Ты знаешь,
брат, — отвечал Оболенский с дрожью в голосе, — я теперь сир и душой и телом, хозяйка давно уже
покинула меня, и, если бы не сын — одна надежда — пуще бы зарвался я к ней, да уж и так, мнится мне, скоро я разочтусь с землей. Дни каждого человека сочтены в руце Божией, а моих уже много, так говори же смело, в самую душу приму я все, в ней и замрет все.
— Будь мне новым
братом, отчизны я давно лишился, а свет
покинул сам, быть счастливым нельзя в жизни здешнего мира, я сам убедился в этом. Забудь всю неприязнь людскую. Человек должен примириться с людьми. Храм святой — вот колыбель, в которой убаюкивается душа его. Я любил жизнь, свет, любил…
Ей казалось, отец,
брат, родные, весь мир
покинул ее, несчастную сироту.