Неточные совпадения
Когда он проходил сзади палаток своей
роты, по
офицерской линии, то чей-то сдавленный, но гневный крик привлек его внимание.
Младшие офицеры, по положению, должны были жить в лагерное время около своих
рот в деревянных бараках, но Ромашов остался на городской квартире, потому что
офицерское помещение шестой
роты пришло в страшную ветхость и грозило разрушением, а на ремонт его не оказывалось нужных сумм.
Да и зачем ему соваться в высшее, обер-офицерское общество? В
роте пятьдесят таких фараонов, как и он, пусть они все дружатся и развлекаются. Мирятся и ссорятся, танцуют и поют промеж себя; пусть хоть представления дают и на головах ходят, только не мешали бы вечерним занятиям.
Я вошел. В столовой кипел самовар и за столом сидел с трубкой во
рту седой старик с четырехугольным бронзовым лицом и седой бородой, росшей густо только снизу подбородка. Одет он был в дорогой шелковый, китайской материи халат, на котором красовался
офицерский Георгий. Рядом мать Гаевской, с которой Гаевская познакомила меня в театре.
В нашей
роте было всего два офицера: ротный командир — капитан Заикин и субалтерн-офицер — прапорщик Стебельков. Ротный был человек средних лет, толстенький и добрый; Стебельков — юноша, только что выпущенный из училища. Жили они дружно; капитан приголубил прапорщика, поил и кормил его, а во время дождей даже прикрывал под своим единственным гуттаперчевым плащом. Когда роздали палатки, наши офицеры поместились вместе, а так как
офицерские палатки были просторны, то капитан решил поселить с собою и меня.
Роты шли в бой с культурным, образованным врагом под предводительством нижних чинов, а в это время пышащие здоровьем офицеры, специально обучавшиеся для войны, считали госпитальные халаты и торговали в вагонах
офицерских экономических обществ конфетами и чайными печеньями.
Служил в учебной команде купеческий сын Петр Еремеев. Солдат ретивый, нечего сказать. Из
роты откомандирован был, чтобы службу, как следует, произойти, к унтер-офицерскому званию подвинтиться.
А по праздникам я сам все
роты самолично обойду. Да чтоб не тянулись, — смотри у меня! Поздоровкались — и будет. Понанесут мои лакеи и жареного и пареного, корзин со сто. За провизией не постою, — не таковский… Барышень городских пригласим, — Сидорчук у нас мастак… Да как грянем в шесть гармоний кудрявую польку, — аж до
офицерского собрания докатится. «Ти-ли, ти-ли, черта брили, завивали хохолок…»
Это были два, прятавшиеся в лесу, француза. Хрипло говоря что-то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом в
офицерской шляпе и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой
рот, говорил что-то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.