Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое
грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут
не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда
не услышишь.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже
грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но
не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Но он упустил из виду, во-первых, что народы даже самые зрелые
не могут благоденствовать слишком продолжительное время,
не рискуя впасть в
грубый материализм, и, во-вторых, что, собственно, в Глупове благодаря вывезенному из Парижа духу вольномыслия благоденствие в значительной степени осложнялось озорством.
И хотя очевидно, что материализм столь
грубый не мог продолжительное время питать общество, но в качестве новинки он нравился и даже опьянял.
Избалованные пятью последовательными градоначальничествами, доведенные почти до ожесточения
грубою лестью квартальных, они возмечтали, что счастье принадлежит им по праву и что никто
не в силах отнять его у них.
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их
не видно было в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые
грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
— Вы меня
не утешайте, барыня. Я вот посмотрю на вас с ним, мне и весело, — сказала она, и это
грубое выражение с ним, а
не с ними тронуло Кити.
Все самые жестокие слова, которые мог сказать
грубый человек, он сказал ей в ее воображении, и она
не прощала их ему, как будто он действительно сказал их.
Он чувствовал, что, кроме благой духовной силы, руководившей его душой, была другая,
грубая, столь же или еще более властная сила, которая руководила его жизнью, и что эта сила
не даст ему того смиренного спокойствия, которого он желал.
Как будто мрак надвинулся на ее жизнь: она поняла, что те ее дети, которыми она так гордилась, были
не только самые обыкновенные, но даже нехорошие, дурно воспитанные дети, с
грубыми, зверскими наклонностями, злые дети.
Он
не верил ни одному слову Степана Аркадьича, на каждое слово его имел тысячи опровержений, но он слушал его, чувствуя, что его словами выражается та могущественная
грубая сила, которая руководит его жизнью и которой он должен будет покориться.
— Да, это признак того, что
грубый труд ему
не нужен. У него работает ум…
— Самые, самые гадкие и
грубые;
не могу тебе сказать.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что она
не могла понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные
грубые слова, и
не могла представить себе того, что из этого выйдет.
Она была права, потому что, действительно, Левин терпеть ее
не мог и презирал за то, чем она гордилась и что ставила себе в достоинство, — за ее нервность, за ее утонченное презрение и равнодушие ко всему
грубому и житейскому.
Никогда еще невозможность в глазах света его положения и ненависть к нему его жены и вообще могущество той
грубой таинственной силы, которая, в разрез с его душевным настроением, руководила его жизнью и требовала исполнения своей воли и изменения его отношений к жене,
не представлялись ему с такою очевидностью, как нынче.
Кити замялась; она хотела далее сказать, что с тех пор, как с ней сделалась эта перемена, Степан Аркадьич ей стал невыносимо неприятен и что она
не может видеть его без представлений самых
грубых и безобразных.
—…мрет без помощи?
Грубые бабки замаривают детей, и народ коснеет в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты
не помогаешь, потому что, по твоему, это
не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что
не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты
не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я
не знаю чем, чтоб это сделать.
Загублена вся жизнь!» Ей опять вспомнилось то, что сказала молодайка, и опять ей гадко было вспомнить про это; но она
не могла
не согласиться, что в этих словах была и доля
грубой правды.
Он видел, что сложные условия жизни, в которых он находился,
не допускали возможности тех
грубых доказательств, которых требовал закон для уличения преступности жены; видел то, что известная утонченность этой жизни
не допускала и применения этих доказательств, если б они и были, что применение этих доказательств уронило бы его в общественном мнении более, чем ее.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он
не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением той
грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича, имея дело с таким отчаянием,
не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы
грубой), но в его улыбке было так много доброты и почти женской нежности, что улыбка его
не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.
Все у них было как-то черство, неотесанно, неладно, негоже, нестройно, нехорошо, в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость, неопрятность в мыслях, — одним словом, так и вызначилась во всем пустая природа мужчины, природа
грубая, тяжелая,
не способная ни к домостроительству, ни к сердечным убеждениям, маловерная, ленивая, исполненная беспрерывных сомнений и вечной боязни.
Чичиков оскорбился таким замечанием. Уже всякое выражение, сколько-нибудь
грубое или оскорбляющее благопристойность, было ему неприятно. Он даже
не любил допускать с собой ни в каком случае фамильярного обращения, разве только если особа была слишком высокого звания. И потому теперь он совершенно обиделся.
В тогдашний
грубый век это составляло одно из занимательнейших зрелищ
не только для черни, но и для высших классов.
Они были порождение тогдашнего
грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою,
не чуя человечества.
Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала там почти человеческие намеки — позы, усилия, движения, черты и взгляды; ее
не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или
грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем.
Если же в лести даже все до последней нотки фальшивое, и тогда она приятна и слушается
не без удовольствия; хотя бы и с
грубым удовольствием, но все-таки с удовольствием.
Раскольников понимал отчасти, почему Соня
не решалась ему читать, и чем более понимал это, тем как бы
грубее и раздражительнее настаивал на чтении.
К величайшей досаде защищавших это мнение, сам преступник почти
не пробовал защищать себя; на окончательные вопросы: что именно могло склонить его к смертоубийству и что побудило его совершить грабеж, он отвечал весьма ясно, с самою
грубою точностью, что причиной всему было его скверное положение, его нищета и беспомощность, желание упрочить первые шаги своей жизненной карьеры с помощью по крайней мере трех тысяч рублей, которые он рассчитывал найти у убитой.
Это признание привело ее в исступление, но, кажется, моя
грубая откровенность ей в некотором роде понравилась: «Значит, дескать, сам
не хочет обманывать, коли заранее так объявляет», — ну а для ревнивой женщины это первое.
Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал
не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в
грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей.
Бесстыдство Швабрина чуть меня
не взбесило; но никто, кроме меня,
не понял
грубых его обиняков; по крайней мере никто
не обратил на них внимания. От песенок разговор обратился к стихотворцам, и комендант заметил, что все они люди беспутные и горькие пьяницы, и дружески советовал мне оставить стихотворство, как дело службе противное и ни к чему доброму
не доводящее.
Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный,
грубый, но
не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль.
— Вы столь высокого мнения о немцах? — проговорил с изысканною учтивостью Павел Петрович. Он начинал чувствовать тайное раздражение. Его аристократическую натуру возмущала совершенная развязность Базарова. Этот лекарский сын
не только
не робел, он даже отвечал отрывисто и неохотно, и в звуке его голоса было что-то
грубое, почти дерзкое.
— Опять иностранное слово! — перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и
грубый цвет. — Во-первых, мы ничего
не проповедуем; это
не в наших привычках…
Макаровское недовольство миром раздражало Клима, казалось ему неумной игрой в философа,
грубым подражанием Томилину. Он сказал сердито и
не глядя на товарища...
Тебя “отталкивает его
грубая ирония”, это потому, что ты
не чувствуешь его пафоса.
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него
грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «
не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит в тюрьме, младший, отказавшись учиться в гимназии, ушел из шестого класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Я — читала, —
не сразу отозвалась девушка. — Но, видите ли: слишком обнаженные слова
не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». Для меня Метерлинк более философ, чем этот
грубый и злой немец. Пропетое слово глубже, значительней сказанного. Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна коснуться глубин души.
Снова начали петь, и снова Самгину
не верилось, что бородатый человек с
грубым лицом и красными кулаками может петь так умело и красиво. Марина пела с яростью, но детонируя, она широко открывала рот, хмурила золотые брови, бугры ее грудей неприлично напрягались.
— Пермяков и еще двое взрослых, незнакомых,
не из кружка. Пермяков — самый
грубый и… грязный. Он им говорил: «Бейте насмерть!»
— Уничтожай его! — кричал Борис, и начинался любимейший момент игры: Варавку щекотали, он выл, взвизгивал, хохотал, его маленькие, острые глазки испуганно выкатывались, отрывая от себя детей одного за другим, он бросал их на диван, а они, снова наскакивая на него, тыкали пальцами ему в ребра, под колени. Клим никогда
не участвовал в этой
грубой и опасной игре, он стоял в стороне, смеялся и слышал густые крики Глафиры...
— Я здесь с утра до вечера, а нередко и ночую; в доме у меня — пустовато, да и грусти много, — говорила Марина тоном старого доверчивого друга, но Самгин, помня, какой
грубой, напористой была она, —
не верил ей.
Клим нередко ощущал, что он тупеет от странных выходок Дронова, от его явной
грубой лжи. Иногда ему казалось, что Дронов лжет только для того, чтоб издеваться над ним. Сверстников своих Дронов
не любил едва ли
не больше, чем взрослых, особенно после того, как дети отказались играть с ним. В играх он обнаруживал много хитроумных выдумок, но был труслив и груб с девочками, с Лидией — больше других. Презрительно называл ее цыганкой, щипал, старался свалить с ног так, чтоб ей было стыдно.
— Нет, — сказал Самгин. Рассказ он читал, но
не одобрил и потому
не хотел говорить о нем. Меньше всего Иноков был похож на писателя; в широком и как будто чужом пальто, в белой фуражке, с бородою, которая неузнаваемо изменила
грубое его лицо, он был похож на разбогатевшего мужика. Говорил он шумно, оживленно и, кажется, был нетрезв.
Голос у него был
грубый, бесцветный, неопределенного тона, и говорил он с сожалением, как будто считал своей обязанностью именно радовать людей и был огорчен тем, что в данном случае
не способен исполнить обязанность эту.
Самгин выпил рюмку коньяка, подождал, пока прошло ощущение ожога во рту, и выпил еще. Давно уже он
не испытывал столь острого раздражения против людей, давно
не чувствовал себя так одиноким. К этому чувству присоединялась тоскливая зависть, — как хорошо было бы обладать
грубой дерзостью Кутузова, говорить в лицо людей то, что думаешь о них. Сказать бы им...
Грубый тон Дронова
не возмущал Клима после того, как Макаров однажды сказал...
Самгин отметил, что нижняя пуговица брюк Стратонова расстегнута, но это
не было ни смешным, ни неприличным, а только подчеркивало напряжение, в котором чувствовалось что-то как бы эротическое, что согласовалось с его крепким голосом и
грубой силой слов.