Известно, нет событий без следа:
Прошедшее, прискорбно или мило,
Ни личностям доселе никогда,
Ни нациям с рук даром не сходило.
Тому теперь, — но вычислять года
Я
не горазд — я думаю, мне было
Одиннадцать или двенадцать лет —
С тех пор успел перемениться свет.
Неточные совпадения
рекомендую!
Как эдаких людей учтивее зовут?
Нежнее? — человек он светский,
Отъявленный мошенник, плут:
Антон Антоныч Загорецкий.
При нем остерегись: переносить
горазд,
И в карты
не садись: продаст.
Ударюсь об заклад, что вздор;
И если б
не к лицу,
не нужно перевязки;
А то
не вздор, что вам
не избежать огласки:
На смех, того гляди, подымет Чацкий вас;
И Скалозуб как свой хохол закру́тит,
Расскажет обморок, прибавит сто прикрас;
Шутить и он
горазд, ведь нынче кто
не шутит!
— А контракт-то, контракт-то каков заключили? — хвастался Тарантьев. — Мастер ты, брат, строчить бумаги, Иван Матвеевич, ей-богу, мастер! Вспомнишь покойника отца! И я был
горазд, да отвык, видит Бог, отвык! Присяду: слеза так и бьет из глаз.
Не читал, так и подмахнул! А там и огороды, и конюшни, и амбары.
А дядья твои
не любили его, — вина он
не пил, на язык дерзок был и
горазд на всякие выдумки, — горько они ему отрыгнулись!
— Я чай, сам-то уж
не рад, что грамоте
горазд.
Ну, ну,
не больно пихайся, я и сам
горазд…» — «Ах ты, такой-сякой, общипанец…» Но тут голос мещанки покрывается рассыпчатым дребезжаньем торговки: «Купчиха!
А ты пока молчи,
Умей скрывать обиду; дожидайся.
Он
не уйдет никак от наших рук.
Я сторожа к нему приставил, знаешь,
Павлушку; он хоть зайца соследит;
Волк травленый, от петли увернулся.
Он из дьячков из беглых, был в подьячих,
Проворовался в чем-то; присудили
Его повесить, он и задал тягу.
Теперь веревки как огня боится.
Хоть висельник, да только бы служил.
Ну, и писать
горазд, мне то и нужно.
Да мы еще с тобою потолкуем.
Куда пойдешь отсюда?
Ты, Степан Трифоныч, человек вдовый, в Писании
горазд, для че самому тебе архиереем
не быть…
К торговому делу был он охоч, да
не больно
горазд. Приехал на Волгу добра наживать, пришлось залежные деньги проживать.
Не пошли ему Господь доброго человека, ухнули б у Сергея Андреича и родительское наследство, и трудом да удачей нажитые деньги, и приданое, женой принесенное. Все бы в одну яму.
Барин очень удивился, но
не мог понять материнского вопля; по-русски
не больно
горазд был…
*
Вот и кончен бой,
Машет красный флаг.
Не жалея пят,
Удирает враг.
Удивленный тем,
Что остался цел,
Молча ротный наш
Сапоги надел.
И сказал: «Жене
Сапоги
не враз,
Я их сам теперь
Износить
горазд».
Кто грамоте
горазд, тому
не пропасть…
По большим и малым городам, по фабричным и промысловым селеньям Вели́ка пречиста честно́ и светло празднуется, но там и в заводе нет ни дожинных столов, ни обрядных хороводов, зато к вечеру харчевни да кабаки полнехоньки, а где торжок либо ярманка, там от пьяной гульбы, от зычного крику и несвязных песен — кто во что
горазд — до полуночи гам и содом стоят, далеко́ разносясь по окрестностям. То праздничанье
не русское.
И в хороводах, и на боях везде бывал
горазд Алеша Мокеев. Подскочил к одному Мотовилову, ткнул кулаком-резуном в грудь широкую, падал Сидор назад, и Алеша,
не дав ему совсем упасть, ухватил его поперек дебелыми руками да изо всей мочи и грянул бойца о землю.
Бывший рогожский посол еще поближе подвинулся к Лизавете, положил ей руку на плечо и стал полегоньку трепать его,
не говоря ни слова. Отецкая дочь
не противилась. С веселой вызывающей улыбкой поглядывала она исподлобья, и, когда Василий Борисыч стал мешать ей шить, она взяла его за руку и крепко пожала ее. Сладострастно засверкали быстрые маленькие глазки бывшего посла архиерейского.
Горазд бывал он на любовные похожденья, навы́к им во время ближних и дальних разъездов по женским скитам и обителям.
— Знать-то знает… как
не знать… Только, право,
не придумаю, как бы это сделать… — задумался приказчик. — Ну, была
не была! — вскликнул он, еще немножко подумавши. — Тащи шапку, скидавай сапоги. Так уж и быть, избавлю тебя, потому знаю, что человек ты добрый — языком только
горазд лишнее болтать. Вот хоть сегодняшнее взять — ну какой черт совал тебя первым к нему лезть?
— Да при всяких, когда до чего доведется, — отвечал трактирщик. — Самый доверенный у него человек.
Горазд и Марко Данилыч любого человека за всяко облаять, а супротив Корнея ему далеко. Такой облай, что слова
не скажет путем, все бы ему с рывка. Смолокуров, сами знаете, и спесив, и чванлив, и держит себя высоко, а Корнею во всем спускает. Бывает, что Корней и самого его обругает на чем свет стоит, а он хоть бы словечко в ответ.
— Живого?… А у нас тут баяли, мертвого выбросит. Старуха Пафнутова гомонила, —
горазд тяжко рожает,
не разродится.
Будь по птице
горазд,
Но божьего суда
не минуешь!»
О, стонать тебе, земля Русская,
Вспоминая времена первые и первых князей!