Неточные совпадения
Не пошли ему впрок ни уроки прошлого, ни
упреки собственной совести, явственно предупреждавшей распалившегося старца, что
не ему придется расплачиваться за свои грехи, а все тем же ни
в чем
не повинным глуповцам.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги;
не было ни жестокого слова, ни
упрека, но
не было и снисходительности. Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив
в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было
в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с
упреками за то, что он
не приезжал, и записка от брата,
в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой.
В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
«Я
не в силах буду говорить с нею без чувства
упрека, смотреть на нее без злобы, и она только еще больше возненавидит меня, как и должно быть.
Письмо было от Анны. Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся
в пять дней, он обещал вернуться
в пятницу. Нынче была суббота, и он знал, что содержанием письма были
упреки в том, что он
не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера вечером, вероятно,
не дошло еще.
Вы можете затоптать меня
в грязь, сделать посмешищем света, я
не покину ее и никогда слова
упрека не скажу вам, — продолжал он.
Сдерживая на тугих вожжах фыркающую от нетерпения и просящую хода добрую лошадь, Левин оглядывался на сидевшего подле себя Ивана,
не знавшего, что делать своими оставшимися без работы руками, и беспрестанно прижимавшего свою рубашку, и искал предлога для начала разговора с ним. Он хотел сказать, что напрасно Иван высоко подтянул чересседельню, но это было похоже на
упрек, а ему хотелось любовного разговора. Другого же ничего ему
не приходило
в голову.
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда
не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз
в моей жизни на большой дороге; следовательно,
не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом
упреков, советов, насмешек и сожалений.
Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз,
упреков, увещаний, так что девушка бросилась
в слезы, рыдала и
не могла понять ни одного слова; швейцару дан был строжайший приказ
не принимать ни
в какое время и ни под каким видом Чичикова.
Не признаёт сего современный суд и все обратит
в упрек и поношенье непризнанному писателю; без разделенья, без ответа, без участья, как бессемейный путник, останется он один посреди дороги.
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким
упреком. «Поезжай, матушка! — сказал он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать
не хотим. Дай бог тебе
в женихи доброго человека,
не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Я с этих пор вас будто
не знавала.
Упреков, жалоб, слез моих
Не смейте ожидать,
не стоите вы их;
Но чтобы
в доме здесь заря вас
не застала,
Чтоб никогда об вас я больше
не слыхала.
Всегда,
не только что теперь. —
Не можете мне сделать вы
упрека.
Кто промелькнет, отворит дверь,
Проездом, случаем, из чужа, из далёка —
С вопросом я, хоть будь моряк:
Не повстречал ли где
в почтовой вас карете?
Переложил подушки так, чтоб
не видеть нахально светлое лицо луны, закурил папиросу и погрузился
в сизый дым догадок, самооправданий, противоречий,
упреков.
— Как вы понимаете это? — выпытывала она, и всегда оказывалось, что Клим понимает
не так, как следовало бы, по ее мнению. Иногда она ставила вопросы как будто
в тоне
упрека. Первый раз Клим почувствовал это, когда она спросила...
Самгин насторожился;
в словах ее было что-то умненькое. Неужели и она будет философствовать
в постели, как Лидия, или заведет какие-нибудь деловые разговоры, подобно Варваре?
Упрека в ее беззвучных словах он
не слышал и
не мог видеть, с каким лицом она говорит. Она очень растрогала его нежностью, ему казалось, что таких ласк он еще
не испытывал, и у него было желание сказать ей особенные слова благодарности. Но слов таких
не находилось, он говорил руками, а Никонова шептала...
Отчего прежде, если подгорит жаркое, переварится рыба
в ухе,
не положится зелени
в суп, она строго, но с спокойствием и достоинством сделает замечание Акулине и забудет, а теперь, если случится что-нибудь подобное, она выскочит из-за стола, побежит на кухню, осыплет всею горечью
упреков Акулину и даже надуется на Анисью, а на другой день присмотрит сама, положена ли зелень,
не переварилась ли рыба.
Обломов с
упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел
в окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли
не подумал: «Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет».
Он рассказал ей все, что слышал от Захара, от Анисьи, припомнил разговор франтов и заключил, сказав, что с тех пор он
не спит, что он
в каждом взгляде видит вопрос, или
упрек, или лукавые намеки на их свидания.
—
Не брани меня, Андрей, а лучше
в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы
упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один
не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Он тотчас увидел, что ее смешить уже нельзя: часто взглядом и несимметрично лежащими одна над другой бровями со складкой на лбу она выслушает смешную выходку и
не улыбнется, продолжает молча глядеть на него, как будто с
упреком в легкомыслии или с нетерпением, или вдруг, вместо ответа на шутку, сделает глубокий вопрос и сопровождает его таким настойчивым взглядом, что ему станет совестно за небрежный, пустой разговор.
А если закипит еще у него воображение, восстанут забытые воспоминания, неисполненные мечты, если
в совести зашевелятся
упреки за прожитую так, а
не иначе жизнь — он спит непокойно, просыпается, вскакивает с постели, иногда плачет холодными слезами безнадежности по светлом, навсегда угаснувшем идеале жизни, как плачут по дорогом усопшем, с горьким чувством сознания, что недовольно сделали для него при жизни.
Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна,
упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы,
не лежало на его совести. Он
не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот — женщину… и какие издержки повели за собой перемены…
У ней и
в сердце, и
в мысли
не было
упреков и слез,
не срывались укоризны с языка. Она
не подозревала, что можно сердиться, плакать, ревновать, желать, даже требовать чего-нибудь именем своих прав.
— Она еще
не знает? — спросил он и вдруг замолчал, почувствовав, что
в вопросе его был
упрек.
— И правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только они слышат и видят вас! Чего
не было сегодня! и
упреки, и declaration, [признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая
в свой слегка насмешливый и покойный тон.
Бабушка между тем здоровалась с Верой и вместе осыпала ее
упреками, что она пускается на «такие страсти»,
в такую ночь, по такой горе,
не бережет себя,
не жалеет ее, бабушки,
не дорожит ничьим покоем и что когда-нибудь она этак «уложит ее
в гроб».
— Виновата, — перебила она, подавая ему руку, — это
не упрек, — Боже сохрани! Память подсказала мне кстати. Мне легче этим одним словом выразить, а вам понять, чего я желаю и чего
не желала бы
в этом свидании…
Никогда — ни
упрека, ни слезы, ни взгляда удивления или оскорбления за то, что он прежде был
не тот, что завтра будет опять иной, чем сегодня, что она проводит дни оставленная, забытая,
в страшном одиночестве.
Его определил, сначала
в военную, потом
в статскую службу, опекун, он же и двоюродный дядя, затем прежде всего, чтоб сбыть всякую ответственность и
упрек за небрежность
в этом отношении, потом затем, зачем все посылают молодых людей
в Петербург: чтоб
не сидели праздно дома, «
не баловались,
не били баклуш» и т. п., — это цель отрицательная.
— Друг мой, я готов за это тысячу раз просить у тебя прощения, ну и там за все, что ты на мне насчитываешь, за все эти годы твоего детства и так далее, но, cher enfant, что же из этого выйдет? Ты так умен, что
не захочешь сам очутиться
в таком глупом положении. Я уже и
не говорю о том, что даже до сей поры
не совсем понимаю характер твоих
упреков:
в самом деле,
в чем ты, собственно, меня обвиняешь?
В том, что родился
не Версиловым? Или нет? Ба! ты смеешься презрительно и махаешь руками, стало быть, нет?
Мне
не раз случалось слышать
упреки, что мы
не очень разговорчивы
в публичных местах с незнакомыми, что вот французы любезнее всех и т. п.
В самом деле,
в тюрьмах, когда нас окружали черные, пахло
не совсем хорошо, так что барон, более всех нас заслуживший от Зеленого
упрек в «нежном воспитании», смотрел на них, стоя поодаль.
Механик, инженер
не побоится
упрека в незнании политической экономии: он никогда
не прочел ни одной книги по этой части;
не заговаривайте с ним и о естественных науках, ни о чем, кроме инженерной части, — он покажется так жалко ограничен… а между тем под этою ограниченностью кроется иногда огромный талант и всегда сильный ум, но ум, весь ушедший
в механику.
Первая часть
упрека совершенно основательна, то есть
в недостатке любопытства; что касается до второй, то англичане нам
не пример.
На вопросы его, хорошо ли ей и
не нужно ли ей чего, она отвечала уклончиво, смущенно и с тем, как ему казалось, враждебным чувством
упрека, которое и прежде проявлялось
в ней.
Когда Nicolas выбросили из гимназии за крупный скандал, Агриппина Филипьевна и тогда
не сказала ему
в упрек ни одного слова, а собрала последние крохи и на них отправила своего любимца
в Петербург.
— Я
не забыла этого, — приостановилась вдруг Катерина Ивановна, — и почему вы так враждебны ко мне
в такую минуту, Катерина Осиповна? — с горьким, горячим
упреком произнесла она. — Что я сказала, то я и подтверждаю. Мне необходимо мнение его, мало того: мне надо решение его! Что он скажет, так и будет — вот до какой степени, напротив, я жажду ваших слов, Алексей Федорович… Но что с вами?
Марфа Игнатьевна на горькие, хотя и справедливые,
упреки барина возражала, что курица и без того была уже очень старая, а что сама она
в поварах
не училась.
В словах Веры Павловны, сказанных с некоторой грустью, слышался
упрек; но ведь смысл
упрека был: «друг мой, неужели ты
не знаешь», что ты заслужил полное мое доверие?
Так прошло много времени. Начали носиться слухи о близком окончании ссылки,
не так уже казался далеким день,
в который я брошусь
в повозку и полечу
в Москву, знакомые лица мерещились, и между ними, перед ними заветные черты; но едва я отдавался этим мечтам, как мне представлялась с другой стороны повозки бледная, печальная фигура Р., с заплаканными глазами, с взглядом, выражающим боль и
упрек, и радость моя мутилась, мне становилось жаль, смертельно жаль ее.
— Слава богу, как всегда; он вам кланяется… Родственник,
не меняя нисколько лица, одними зрачками телеграфировал мне
упрек, совет, предостережение; зрачки его, косясь, заставили меня обернуться — истопник клал дрова
в печь; когда он затопил ее, причем сам отправлял должность раздувальных мехов, и сделал на полу лужу снегом, оттаявшим с его сапог, он взял кочергу длиною с казацкую пику и вышел.
Долго оторванная от народа часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего
не дающим
в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то на сердце, и все-таки все молчали; наконец пришел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет
в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и
упрека петровской России, она имела право на него: разве эта среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?
В три четверти десятого явился Кетчер
в соломенной шляпе, с измятым лицом человека,
не спавшего целую ночь. Я бросился к нему и, обнимая его, осыпал
упреками. Кетчер, нахмурившись, посмотрел на меня и спросил...
С этих пор на некоторое время у меня явилась навязчивая идея: молиться, как следует, я
не мог, —
не было непосредственно молитвенного настроения, но мысль, что я «стыжусь», звучала
упреком. Я все-таки становился на колени, недовольный собой, и недовольный подымался. Товарищи заговорили об этом, как о странном чудачестве. На вопросы я молчал… Душевная борьба
в пустоте была мучительна и бесплодна…
Серафима приехала
в Заполье с детьми ночью. Она была
в каком-то особенном настроении. По крайней мере Галактион даже
не подозревал, что жена может принимать такой воинственный вид. Она
не выдержала и четверти часа и обрушилась на мужа целым градом
упреков.
Между тем барк уже лежал на боку…» Дальше Бошняк пишет, что, часто находясь
в обществе г-жи Невельской, он с товарищами
не слыхал ни одной жалобы или
упрека, — напротив, всегда замечалось
в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение.
Если
не бояться
упрека в поспешности вывода и данными, относящимися к Корсаковке, воспользоваться для всей колонии, то, пожалуй, можно сказать, что при ничтожных сахалинских урожаях, чтобы
не работать
в убыток и быть сытым, каждый хозяин должен иметь более двух десятин пахотной земли,
не считая сенокосов и земли под овощами и картофелем.
И поэтому мы всегда готовы оправдать его от
упрека в том, что он
в изображении характера
не остался верен тому основному мотиву, какой угодно будет отыскать
в нем глубокомысленным критикам.
Мало того — ему сделан был даже
упрек в том, что верному изображению действительности (т. е. исполнению) он отдается слишком исключительно,
не заботясь об идее своих произведений.