Неточные совпадения
—
Не is crazy, [Он полоумный,] — сказал англичанин, когда Нехлюдов перевел ему слова старика, и, пожав плечами,
вышел из камеры.
Старшой подошел и сердито ткнул Маслову в плечо и, кивнув ей головой, повел ее в женский коридор. В женском коридоре ее всю ощупали, обыскали и,
не найдя ничего (коробка папирос была засунута в калаче), впустили в ту же
камеру,
из которой она
вышла утром.
Жизнь в общих
камерах порабощает и с течением времени перерождает арестанта; инстинкты оседлого человека, домовитого хозяина, семьянина заглушаются в нем привычками стадной жизни, он теряет здоровье, старится, слабеет морально, и чем позже он покидает тюрьму, тем больше причин опасаться, что
из него
выйдет не деятельный, полезный член колонии, а лишь бремя для нее.
При системе общих
камер соблюдение чистоты в тюрьме невозможно, и гигиена никогда
не выйдет здесь
из той тесной рамки, какую ограничили для нее сахалинский климат и рабочая обстановка каторжного, и какими бы благими намерениями ни была проникнута администрация, она будет бессильна и никогда
не избавится от нареканий.
— Кривят же, однако, нисколько
не стесняются этим!.. Или теперь вот их прокурорский надзор, — продолжал Виссарион, показывая уже прямо на брата, — я решительно этого
не понимаю, каким образом какой-нибудь кабинетный господин может следить за преступлениями в обществе, тогда как он носу
из своей
камеры никуда
не показывает, — и
выходит так, что полиция что хочет им дать — дает, а чего
не хочет — скроет.
Иван Иваныч (
выходит из совещательной
камеры, доканчивая слова молитвы)…и
не лиши нас небесного твоего царствия… Петр Иваныч! Семен Иваныч! садитесь, пожалуйста! Федор Павлыч! милости просим! Да! так на чем, бишь, мы остановились? на допросе свидетелей… Вот и прекрасно. Господа головастики! расскажите, что вам известно по этому делу?
Не стесняйтесь! хотя вы вызваны защитой, но можете свидетельствовать и против подсудимого!
Что же касается до Райского и Веретьева, то первый
из них
не решался
выйти в отставку, потому что боялся огорчить бабушку, которая надеялась видеть его камер-юнкером, второй же и прежде, собственно говоря, никогда
не был либералом, а любил только пить водку с либералами, какового времяпровождения, в обществе консерваторов, предстояло ему, пожалуй, еще больше.
Мы
вышли из западни. И без того душный воздух был теперь наполнен густыми клубами динамитных паров и пылью. Лампы погасли. Мы очутились в полном мраке.
Выйдя из западни, мы ощутили только одно — глубокую, густую темь. Эта темь была так густа, что осенняя ночь в сравнении с ней казалась сумерками. Дышалось тяжело. Ощупью, по колено в воде, стараясь
не сбиться с деревянной настилки, мы пошли к
камере. Я попробовал зажечь спичку, но она погасла. Пришлось ожидать, пока вентилятор очистит воздух.
Кстати: меня все называют превосходительством, хотя я лишь коллежский советник, камер-юнкер. Сторож сказал, что поезд еще
не выходил из соседней станции. Надо было ждать. Я
вышел наружу и, с тяжелой от бессонной ночи головой и едва передвигая ноги от утомления, направился без всякой цели к водокачке. Кругом
не было ни души.
Тот подошел и, вынув перочинный ножик, разрезал веревку в нескольких местах. Лицо бродяги было бледно; глаза глядели хотя и угрюмо, но совершенно сознательно, так что молодой человек нисколько
не колебался исполнить обращенную к нему просьбу Бесприютного. Последний встал на ноги, кивнул головой и, потупясь, быстро
вышел из камеры. Протягивая перед собой руки, пошел за ним и Хомяк.
—
Не знаю: темно было —
не видал… Постоял в моей
камере минутку и
вышел… и именно так, как вот вы говорите, — вынул
из двери моей ключ и отпер соседскую
камеру. Минутки через две я услышал хрипенье, а потом возню. Думал я, что это сторож ходит и возится, а хрипенье принял за храп, а то бы я поднял шум.
И для него ясно, что мир изменился и что жить на свете уже никак невозможно. Мрачные, унылые мысли овладевают им. Но
выйдя из камеры и увидев мужиков, которые толпятся и говорят о чем-то, он по привычке, с которой уже совладать
не может, вытягивает руки по швам и кричит хриплым, сердитым голосом...
Камера помещалась в усадьбе мирового судьи, в одном
из флигелей, а сам судья жил в большом доме. Доктор
вышел из камеры и
не спеша направился к дому. Александра Архиповича застал он в столовой за самоваром. Мировой без сюртука и без жилетки, с расстегнутой на груди рубахой стоял около стола и, держа в обеих руках чайник, наливал себе в стакан темного, как кофе, чаю; увидев гостя, он быстро придвинул к себе другой стакан, налил его и,
не здороваясь, спросил...
Видеть друг друга заключенные
не могли, так как в коридорах им было строго запрещено оглядываться, да и кроме того, каждый
из них до выхода
из своей
камеры, куда бы он ни
выходил, обязан был надеть имеющуюся у каждого маску с капюшоном, закрывающим совершенно
не только лицо, но и всю голову.