Неточные совпадения
Черные фраки
мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде
в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким
воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами.
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их крыши; во дворах,
в садах кричали и смеялись дети, кое-где
в окнах
мелькали девичьи лица,
в одном доме работал настройщик рояля, с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном
воздухе серенького дня медь колоколов звучала негромко и томно.
Клим промолчал, присматриваясь, как
в красноватом луче солнца
мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя
в воздухе неподвижную точку, долго дрожали над нею, не решаясь сесть, затем падали почти до пола и снова взлетали к этой невидимой точке. Клим показал глазами на тетрадку...
Вечером Клим плутал по переулкам около Сухаревой башни. Щедро светила луна, мороз окреп; быстро
мелькали темные люди, согнувшись, сунув руки
в рукава и
в карманы; по сугробам снега прыгали их уродливые тени.
Воздух хрустально дрожал от звона бесчисленных колоколов, благовестили ко всенощной.
И вдруг из-за скал
мелькнул яркий свет, задрожали листы на деревьях, тихо зажурчали струи вод. Кто-то встрепенулся
в ветвях, кто-то пробежал по лесу; кто-то вздохнул
в воздухе — и
воздух заструился, и луч озолотил бледный лоб статуи; веки медленно открылись, и искра пробежала по груди, дрогнуло холодное тело, бледные щеки зардели, лучи упали на плечи.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы деревья приняли однотонную серую окраску.
В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли
в прохладном вечернем
воздухе. По дорожкам кое-где
мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это был наш бивак.
И чудится пану Даниле, что
в светлице блестит месяц, ходят звезды, неясно
мелькает темно-синее небо, и холод ночного
воздуха пахнул даже ему
в лицо.
Вечер был тихий, кроткий, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно линяет, беднеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние запахи, пахнет только холодной сыростью,
воздух же странно прозрачен, и
в красноватом небе суетно
мелькают галки, возбуждая невеселые мысли.
Изредка
в воздухе мелькали редкие снежинки.
Сначала выпущены были пятилетки, и с балкона было видно, как
в воздухе мелькали босые детские ноги.
Долго мы ехали межами, и вот начал слышаться издалека какой-то странный шум и говор людей; чем ближе мы подъезжали, тем становился он слышнее, и, наконец, сквозь несжатую рожь стали
мелькать блестящие серпы и колосья горстей срезанной ржи, которыми кто-то взмахивал
в воздухе; вскоре показались плечи и спины согнувшихся крестьян и крестьянок.
Впереди плыла
в воздухе ограбленная крышка гроба со смятыми венками, и, качаясь с боку на бок, ехали верхом полицейские. Мать шла по тротуару, ей не было видно гроба
в густой, тесно окружившей его толпе, которая незаметно выросла и заполнила собой всю широту улицы. Сзади толпы тоже возвышались серые фигуры верховых, по бокам, держа руки на шашках, шагала пешая полиция, и всюду
мелькали знакомые матери острые глаза шпионов, внимательно щупавшие лица людей.
В воздухе бело и холодно
мелькали обнаженные шашки, взлетая над головами и быстро падая вниз.
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло
в воздухе тучею пыли, и большая серая масса, взмахнув крыльями, поднялась к прорехе
в крыше. Часовня на мгновение как будто потемнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей возней, вылетела из темного угла,
мелькнула, распластавшись на фоне голубого неба
в пролете, и шарахнулась вон.
На лестнице самого здания страх его дамы еще более увеличился: зловонный, удушливый
воздух, который отовсюду пахнул, захватывал у ней дыхание. Почти около нее раздался звук цепей. Она невольно отшатнулась
в сторону: проводили скованного по рукам и ногам, с бритой головой арестанта. Вдали слышалась перебранка нескольких голосов.
В полутемном коридоре
мелькали стволы и штыки часовых.
На меже действительно
мелькали ризы сельского причта, почерневшая парча двух хоругвей болталась
в ясном
воздухе, и пение незатейливого клира носилось какими-то обрывками.
Всё это только
мелькнуло передо мной
в этот первый, безотрадный вечер моей новой жизни —
мелькнуло среди дыма и копоти, среди ругательств и невыразимого цинизма,
в мефитическом
воздухе, при звоне кандалов, среди проклятий и бесстыдного хохота.
«Говорить она стала меньше, больше спрашивает», — соображал Кожемякин, следя, как
в воздухе мелькает, точно белая птица, её рука.
Через минуту бричка тронулась
в путь. Точно она ехала назад, а не дальше, путники видели то же самое, что и до полудня. Холмы все еще тонули
в лиловой дали, и не было видно их конца;
мелькал бурьян, булыжник, проносились сжатые полосы, и все те же грачи да коршун, солидно взмахивающий крыльями, летали над степью.
Воздух все больше застывал от зноя и тишины, покорная природа цепенела
в молчании… Ни ветра, ни бодрого, свежего звука, ни облачка.
У самой дороги вспорхнул стрепет.
Мелькая крыльями и хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну или на прудового мотылька, у которого, когда он
мелькает над водой, крылья сливаются с усиками, и кажется, что усики растут у него и спереди, и сзади, и с боков… Дрожа
в воздухе как насекомое, играя своей пестротой, стрепет поднялся высоко вверх по прямой линии, потом, вероятно испуганный облаком пыли, понесся
в сторону, и долго еще было видно его мелькание…
Качаются знамена, летят шляпы и цветы, над головами взрослых людей выросли маленькие детские головки,
мелькают крошечные темные лапы, ловя цветы и приветствуя, и всё гремит
в воздухе непрерывный мощный крик!
Долинский задыхался, а светляки перед ним все
мелькали, и зеленые майки качались на гнутких стеблях травы и наполняли своим удушливым запахом неподвижный
воздух, а трава все растет, растет, и уж Долинскому и нечем дышать, и негде повернуться. От страшной, жгучей боли
в груди он болезненно вскрикнул, но голос его беззвучно замер
в сонном
воздухе пустыни, и только переросшая траву задумчивая пальма тихо покачала ему своей печальной головкой.
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться лекции.
В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода
в прудах потемнела, отяжелела. На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали на землю,
мелькая, как червонное золото, на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей
в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось, проходили гораздо ближе, нежели летом.
Что делать Юрию? —
в деревне,
в глуши? — следовать ли за отцом! — нет, он не находит удовольствия
в войне с животными; — он остался дома, бродит по комнатам, ищет рассеянья, обрывает клочки раскрашенных обоев; чудные занятия для души и тела; — но что-то
мелькнуло за углом… женское платье; — он идет
в ту сторону, и вступает
в небольшую комнату, освещенную полуденным солнцем; ее
воздух имел
в себе что-то особенное, роскошное; он, казалось, был оживлен присутствием юной пламенной девушки.
Положив на скамью мёртвые ноги бывшего хозяина, Тихон сплюнул, снова сел, тыкая рукою
в шапку,
в руке его что-то блестело. Артамонов присмотрелся: это игла, Тихон
в темноте ушивал шапку, утверждая этим своё безумие. Над ним
мелькала серая, ночная бабочка.
В саду,
в воздухе вытянулись три полосы жёлтого света, и чей-то голос далеко, но внятно сказал...
Вот пришёл я
в некий грязный ад:
в лощине, между гор, покрытых изрубленным лесом, припали на земле корпуса; над крышами у них пламя кверху рвётся, высунулись
в небо длинные трубы, отовсюду сочится пар и дым, земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг и дикий скрип сотрясают дымный
воздух. Всюду железо, дрова, кирпич, дым, пар, вонь, и
в этой ямине, полной всякой тяжкой всячины,
мелькают люди, чёрные, как головни.
Мелькали птицы, нарушая важную тишину леса хлопотливым щебетаньем. Где-то стучал дятел, жужжала пчела и, как будто указывая им дорогу,
в воздухе, впереди их, порхали два мотылька, преследуя один другого.
Действительно, день был светлый и солнечный, с весенним холодком
в воздухе. Наш коробок бойко покатился по широкой городской улице к Шарташскому озеру.
Мелькали новые постройки на каждом шагу, и все на купеческую руку.
Вдруг рядом,
в казарме пятой роты, быстро раскрывается наружу входная дверь, и дверной блок пронзительно взвизгивает на весь двор. На секунду
в слабом свете распахнутой двери
мелькает фигура солдата
в шинели и
в шапке. Но дверь тотчас же захлопнулась, увлекаемая снова взвизгнувшим блоком, и
в темноте нельзя даже определить ее места. Вышедший из казармы солдат стоит на крыльце; слышно, как он крякает от свежего
воздуха и сильно потирает руками одна о другую.
Мелькнуло еще два-три огонька разрозненных избенок. Кое-где на фоне черного леса клубился
в сыром
воздухе дымок, и искры вылетали и гасли, точно таяли во мраке. Наконец последнее жилье осталось сзади. Вокруг была лишь черная тайга да темная ночь.
За стёклами террасы бесшумно
мелькала тёмная фигура, доносился тихий звон чайных ложек. Речь хозяина, гудение пчёл, щебетанье птиц — всё точно плавилось
в жарком
воздухе, сливаясь
в однообразный гул и внушая Назарову уныние.
Было тихо, только из травы поднимался чуть слышный шорох, гудели осы, да порою, перепархивая из куста
в куст,
мелькали серенькие корольки, оставляя
в воздухе едва слышный звук трепета маленьких крыльев. Вздрагивая, тянулись к солнцу изумрудные иглы сосняка, а высоко над ними кружил коршун, бесконечно углубляя синеву небес.
Вокруг них
мелькали люди
в белом, раздавались приказания, подхватываемые прислугой на лету, хрипели, охали и стонали больные, текла и плескалась вода, и все эти звуки плавали
в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими ноздри запахами, что казалось — каждое слово доктора, каждый вздох больного тоже пахнут, раздирая нос…
По лону реки
мелькают лодочки рыбных ловцов, вдали из-за колена реки выбегает черными клубами дымящийся пароход, а клонящееся к закату солнце горит
в высоком небосклоне, осыпая золотыми искрами речную шамру; ширятся
в воздухе и сверкают под лучами небесного светила белоснежные паруса и то́псели, вдали по красноватым отвесным горам правого берега выделяются обнаженные, ровно серебряные, слои алебастра, синеют на венце гор дубовые рощи, зеленеет орешник, густо поросший по отлогим откосам.
В воздухе опять
мелькнула изумрудно-синяя спинка.
Отчаянная Форова с воплем бросилась назад к поезду, но пред нею уже только
мелькнул красный флаг заднего вагона, и
в воздухе звучало баф-тум, баф-тум…
И вот
в одно из таких мгновений она ясно почувствовала, что отделяется от земли. Чьи-то сильные руки поднимают ее с сена… Ее отяжелевшая голова опускается на чье-то плечо… Сквозь полусознание
мелькают лица спящих австрийцев перед глазами… Бледный свет фонаря слабо мигает, борясь с серым рассветом раннего утра… Вдруг, свежая, холодная струя
воздуха врывается ей
в легкие, приятно холодит голову, будит сознание, бодрит тело, и Милица приподнимает с трудом веки, сделав невероятное усилие над собой.
Нина сказала правду, что второе полугодие пронесется быстро, как сон… Недели незаметно
мелькали одна за другою…
В институтском
воздухе, кроме запаха подсолнечного масла и сушеных грибов, прибавилось еще еле уловимое дуновение начала весны. Форточки
в дортуарах держались дольше открытыми, а во время уроков чаще и чаще спускались шторы
в защиту от посещения солнышка. Снег таял и принимал серо-желтый цвет. Мы целые дни проводили у окон, еще наглухо закрытых двойными рамами.
Мчалась машина, жаркий ветер дул навстречу и шевелил волосы,
в прорывах гор
мелькало лазурное море. И смывалась с души чадная муть, осевшая от впечатлений последнего месяца, и заполнялась она золотым звоном солнца, каким дрожал кругом сверкающий
воздух.
Столовая обдала Тасю спертым
воздухом, где можно было распознать пар чайников, волны папиросного дыма, запах котлет и пива, шедший из буфета. Налево от входа за прилавком продавала печенье и фрукты женщина с усталым лицом,
в темном платье. Поперек комнаты шли накрытые столы. Вдоль правой и левой стены столы поменьше, без приборов, за ними уже сидело по двое, по трое. Лакеи
мелькали по зале.
Дорога шла сначала по краю леса, потом по широкой лесной просеке;
мелькали и старые сосны, и молодой березняк, и высокие молодые, корявые дубы, одиноко стоявшие на полянах, где недавно срубили лес, но скоро всё смешалось
в воздухе,
в облаках снега; кучер говорил, что он видит лес, следователю же не было видно ничего, кроме пристяжной. Ветер дул
в спину.
Мертвые существа!..
Мелькнула над террасой ласточка, с радостно звенящим смехом вильнула
в воздухе и понеслась прочь от жирно потевших на террасе живых существ.
Мы стали укладываться у костра. Трещала и перекатывалась пальба,
в воздухе осами жужжали пули, — это не волновало души. Занимались к северу пожаром все новые станции, — это были простые факелы, равнодушно и деловито горевшие на горизонте…
Мелькнула мысль о далеких, милых людях.
Мелькнула, вспыхнула и равнодушно погасла.
Владимира и слепца давно не было на мызе. Опередив ночью русское войско, они отдыхали на последней высоте к Мариенбургу. Сзади оглядывался на них золотой петух оппекаленской кирки; впереди показывались им блестящим полумесяцем воды озера, врезанного
в темные рамы берегов; чернелся
в воздухе высокий шпиц мариенбургской колокольни, и за ней, как искры,
мелькали по временам
в амбразурах крепости пушки, освещаемые лучами восходящего солнца. Уже был слышен перекатный бой барабана, возвещающий побудок…
Большие огненные пятна (от свету из домов), как страшные очи привидения, стояли
в воздухе; по разным местам
мелькали блудящие огоньки (от ходивших с фонарями).
В избах замелькали огоньки горящих лучин. Ермак Тимофеевич полной грудью вдохнул
в себя прохладный
воздух северной степи, невольно поднял голову кверху и посмотрел на темневшие вдали строгановские хоромы.
В заветном окне трепетно
мелькнул огонек.
Пред моими глазами, вдали,
в полутьме, что-то
мелькнуло, как темная стрела, потом другая, третья, и вслед за тем
в воздухе раздался протяжный жалобный вой.