Неточные совпадения
— Последнее вы уж доказали, — отвечал я ему холодно и,
взяв под руку драгунского
капитана, вышел из комнаты.
А тем временем иноземный
капитан сам
взял в руку фитиль, чтобы выпалить из величайшей пушки, какой никто из козаков не видывал дотоле.
Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день,
взяв крупную сумму денег, он вернулся в Дубельт и сказал
капитану Гопу: «Благодарю.
Хотя распоряжения
капитана были вполне толковы, помощник вытаращил глаза и беспокойно помчался с тарелкой к себе в каюту, бормоча: «Пантен, тебя озадачили. Не хочет ли он попробовать контрабанды? Не выступаем ли мы под черным флагом пирата?» Но здесь Пантен запутался в самых диких предположениях. Пока он нервически уничтожал рыбу, Грэй спустился в каюту,
взял деньги и, переехав бухту, появился в торговых кварталах Лисса.
Романтики,
взяв по бутерброду, отправились с раннего утра, другие в полдень, я, с
капитаном Лосевым, после обеда, и все разбрелись по острову.
Я свои поступки не оправдываю; да, всенародно признаюсь: я поступил как зверь с этим
капитаном и теперь сожалею и собой гнушаюсь за зверский гнев, но этот ваш
капитан, ваш поверенный, пошел вот к этой самой госпоже, о которой вы выражаетесь, что она обольстительница, и стал ей предлагать от вашего имени, чтоб она
взяла имеющиеся у вас мои векселя и подала на меня, чтобы по этим векселям меня засадить, если я уж слишком буду приставать к вам в расчетах по имуществу.
— В таком случае вот и стул-с, извольте
взять место-с. Это в древних комедиях говорили: «Извольте
взять место»… — и штабс-капитан быстрым жестом схватил порожний стул (простой мужицкий, весь деревянный и ничем не обитый) и поставил его чуть не посредине комнаты; затем, схватив другой такой же стул для себя, сел напротив Алеши, по-прежнему к нему в упор и так, что колени их почти соприкасались вместе.
—
Возьми,
капитан, береги, он принесет тебе счастье!
Антось остался у Гапки, а потом, в ожидании, пока его потребуют родители, его
взяли к
капитану.
Потом таинственные господа исчезли в широком свете, Гапка умерла, и
капитан по своей доброте
взял покинутого сироту к себе на кухню…
Тот вошел, как всегда угрюмый, но смуглое лицо его было спокойно.
Капитан пощелкал несколько минут на счетах и затем протянул Ивану заработанные деньги. Тот
взял, не интересуясь подробностями расчета, и молча вышел. Очевидно, оба понимали друг друга… Матери после этого случая на некоторое время запретили нам участвовать в возке снопов. Предлог был — дикость капитанских лошадей. Но чувствовалось не одно это.
— Студент Каетан Слободзиньский с Волыня, — рекомендовал Розанову Рациборский, —
капитан Тарас Никитич Барилочка, — продолжал он, указывая на огромного офицера, — иностранец Вильгельм Райнер и мой дядя, старый офицер бывших польских войск, Владислав Фомич Ярошиньский. С последним и вы, Арапов, незнакомы: позвольте вас познакомить, — добавил Рациборский и тотчас же пояснил: — Мой дядя соскучился обо мне, не вытерпел, пока я
возьму отпуск, и вчера приехал на короткое время в Москву, чтобы повидаться со мною.
— Постойте, постойте! новый гость, надо и ему дать билет, — и, легко соскочив со стула,
взяла меня за обшлаг сюртука. — Пойдемте же, — сказала она, — что вы стоите? Messieurs, [Господа (фр.).] позвольте вас познакомить: это мсьё Вольдемар, сын нашего соседа. А это, — прибавила она, обращаясь ко мне и указывая поочередно на гостей, — граф Малевский, доктор Лушин, поэт Майданов, отставной
капитан Нирмацкий и Беловзоров, гусар, которого вы уже видели. Прошу любить да жаловать.
Перед лещом Петр Михайлыч, налив всем бокалы и произнеся торжественным тоном: «За здоровье нашего молодого, даровитого автора!» — выпил залпом. Настенька, сидевшая рядом с Калиновичем,
взяла его руку, пожала и выпила тоже целый бокал.
Капитан отпил половину, Палагея Евграфовна только прихлебнула. Петр Михайлыч заметил это и заставил их докончить.
Капитан дохлебнул молча и разом; Палагея Евграфовна с расстановкой, говоря: «Ой будет, голова заболит», но допила.
— Да, сударь
капитан, в монастыре были, — отвечал тот. — Яков Васильич благодарственный молебен ходил служить угоднику. Его сочинение напечатано с большим успехом, и мы сегодня как бы вроде того: победу торжествуем! Как бы этак по-вашему, по-военному, крепость
взяли: у вас слава — и у нас слава!
— Как угодно-с! А мы с
капитаном выпьем. Ваше высокоблагородие, адмиральский час давно пробил — не прикажете ли?.. Приимите! — говорил старик, наливая свою серебряную рюмку и подавая ее
капитану; но только что тот хотел
взять, он не дал ему и сам выпил.
Капитан улыбнулся… Петр Михайлыч каждодневно делал с ним эту штуку.
— Очень рад, — отвечал Калинович и, проворно налив себе и
капитану шампанского, чокнулся с ним и потом,
взяв его за руку, крепко сжал ее.
Капитан, впрочем, не ответил ему тем же.
Взяв рукопись, Петр Михайлыч первоначально перекрестился и, проговорив: «С богом, любезная, иди к невским берегам», — начал запаковывать ее с таким старанием, как бы отправлял какое-нибудь собственное сочинение, за которое ему предстояло получить по крайней мере миллион или бессмертие. В то время, как он занят был этим делом,
капитан заметил, что Калинович наклонился к Настеньке и сказал ей что-то на ухо.
В настоящем случае трудно даже сказать, какого рода ответ дал бы герой мой на вызов
капитана, если бы сама судьба не помогла ему совершенно помимо его воли. Настенька, возвратившись с кладбища, провела почти насильно Калиновича в свою комнату. Он было тотчас
взял первую попавшуюся ему на глаза книгу и начал читать ее с большим вниманием. Несколько времени продолжалось молчание.
Настенька с некоторым беспокойством и с грустью проводила его до передней.
Капитан бросился ему светить, а Михеич, подав ему шубу и
взяв от Флегонта Михайлыча свечку, последовал за вице-губернатором до самого экипажа.
— Никак нет-с! — отвечал отрывисто
капитан и,
взяв фуражку, но позабыв трубку и кисет, пошел. Дианка тоже поднялась было за ним и, желая приласкаться, загородила ему дорогу в дверях.
Капитан вдруг толкнул ее ногою в бок с такой силой, что она привскочила, завизжала и, поджав хвост, спряталась под стул.
И кн. Гальцин
взял под руку с одной стороны Калугина, с другой штабс-капитана, вперед уверенный, что это не может не доставить последнему большого удовольствия, что действительно было справедливо.
Один седой бурбон
капитан сидел, сидел, всё молчал, ни слова не говорил, вдруг становится среди комнаты и, знаете, громко так, как бы сам с собой: «Если бога нет, то какой же я после того
капитан?»
Взял фуражку, развел руки и вышел.
Николай Всеволодович как будто вдруг рассердился. Сухо и кратко перечислил он все преступления
капитана: пьянство, вранье, трату денег, назначавшихся Марье Тимофеевне, то, что ее
взяли из монастыря, дерзкие письма с угрозами опубликовать тайну, поступок с Дарьей Павловной и пр., и пр.
Капитан колыхался, жестикулировал, начинал возражать, но Николай Всеволодович каждый раз повелительно его останавливал.
— Ах, лукавый его
возьми! Вот выдумщик! — воскликнул весело Ахилла. — «Трус, потяни меня за ус!» Ха-ха-ха!.. Это отлично!
Капитан, пусть, друг, тебя учитель Варнава за ус тронет.
Когда немножко выпивший и приосанившийся дьякон вошел в залу, где в это время стоял уже накрытый к ужину стол и тесно сдвинутые около него стулья,
капитан Повердовня
взял Ахиллу за локоть и, отведя его к столику, у которого пили водку, сказал...
—
Капитан, — сказала она, —
возьмите меня с ним и перевезите нас по ту сторону моря, прочь отсюда. Возможно это?
Наверху раздался крик, но не крик драки, а крик делового замешательства, какие часто бывают на корабле. Бутлер отправился узнать, в чем дело; за ним вскоре вышел Синкрайт.
Капитан, стоя, курил, и я воспользовался уходом помощников, чтобы передать ему деньги. Он
взял ассигнации особым надменным жестом, очень тщательно пересчитал и подчеркнуто поклонился. В его глазах появился значительный и веселый блеск.
Я ответил, что разговор был и что
капитан Гез не согласился
взять меня пассажиром на борт «Бегущей по волнам». Я прибавил, что говорю с ним, Брауном, единственно по указанию Геза о принадлежности корабля ему. Это положение дела я представил без всех его странностей, как обычный случай или естественную помеху.
Волна прошла, ушла, и больше другой такой волны не было. Когда солнце стало садиться, увидели остров, который ни на каких картах не значился; по пути «Фосса» не мог быть на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные трубы,
капитан увидел, что на нем не заметно ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется
взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
— Итак, — сказал Гез, когда мы уселись, — я мог бы
взять пассажира только с разрешения Брауна. Но, признаюсь, я против пассажира на грузовом судне. С этим всегда выходят какие-нибудь неприятности или хлопоты. Кроме того, моя команда получила вчера расчет, и я не знаю, скоро ли соберу новый комплект. Возможно, что «Бегущая» простоит месяц, прежде чем удастся наладить рейс. Советую вам обратиться к другому
капитану.
После ареста
капитана он сел править «Нырком» и
взял фрахт в Гель-Гью, не смущаясь расстоянием, так как хотел поправить свои денежные обстоятельства.
Капитан Ружевский переправился первый с артиллерией и легким войском; он тотчас,
взяв с собой трех казаков, отправился в Оренбург и явился к губернатору с известием о прибытии Чернышева.
13 января 1771 года они собрались на площади,
взяли из церкви иконы и пошли, под предводительством казака Кирпичникова, в дом гвардии
капитана Дурнова, находившегося в Яицком городке по делам следственной комиссии.
И с этим словом добродушная старушка
взяла меня за руку и подвела меня к обитой чистою зеленою клеенкой двери, на которой была медная дощечка, в тогдашнее время составлявшая еще в Москве довольно замечательную редкость. На этой дощечке французскими литерами было написано: «Léonide Postelnikoff, Capitaine». [Леонид Постельников,
капитан.]
Капитан, бледный, с туманным взором, закусив от боли губу, положил правую руку за борт сюртука, встал,
взял в левую руку кий и промахнулся.
— Ах, черт
возьми! — сказал Сборской, подходя к деревне, — какой нечаянный визит, и, верно, это проказит Шамбюр. Однако ж, господа! куда девался наш
капитан?
— Что это все значит? — вскричал полковник, глядя с удивлением на обоих офицеров. — Вы в Москве… отыскивали жандармского
капитана… вызываете его на дуель… Черт
возьми, если я тут что-нибудь понимаю!
— А вот как: мой родной брат из сержантов в одну кампанию сделался
капитаном — правда, он отнял два знамя и три пушки у неприятеля; но разве я не могу
взять дюжины знамен и отбить целую батарею: следовательно, буду по крайней мере полковником, а там генералом, а там маршалом, а там — при первом производстве — и в короли; а если на ту пору вакансия случится у вас…
Капитан принес свою книгу и счеты. Справившись с книгой и пощелкав минуты две на счетах, он объявил сумму, которую должен был ему Гельфрейх за квартиру до конца месяца и за обеды. Семен Иванович расплатился, и мы весьма дружелюбно расстались. Когда вынесли вещи, Семен Иванович
взял под мышку рыжего кота, давно уже беспокойно тершегося у его ног, подняв хвост палочкой вверх и изредка коротко мяукая (вероятно, опустошенный вид комнаты привел его в тревожное настроение), и мы уехали.
Алексей. Эй, кто-нибудь!
Взять юнкера Турбина!
Капитан Мышлаевский!
Третий офицер. Пустите меня, господин
капитан, руки прочь! Юнкера,
взять его!
Мышлаевский. Сменили сегодня, слава тебе, Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас,
капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город… Алеша,
возьми меня к себе.
Г-жа Болдухина, заметив это, в простоте души обратилась к нему с вопросом: «Отчего, Мориц Иваныч, вы не
взяли жареного?..» — «Оттого, моя сударыня баранина, — отвечал
капитан, — что ту нема кусок на мой густо».
— Удушился, брат,
Капитан. Под дежу его как-то занесло; дежа захлопнулась, а нас дома не было. Пришли, искали, искали — нет нашего кота. А дня через два
взяли дежу, смотрим — он там. Теперь другой есть… гляди-ко какой: Васька! Васька! — стал звать отец Вавила.
— А ты больно-то не ори — печенка лопнет… Горлом, брат, здесь не
возьмешь, сами орать-то здоровы — нас не перекричишь… — с нахальством сказал ему
капитан.
Кончили тем, что через неделю, когда придет из Астрахани колышкинский пароход «Успех», разгрузится и
возьмет свежую кладь до Рыбинска, Алексей поедет на нем при клади и тем временем ознакомится с пароходным делом. Затем было обещано ему место
капитана на другом пароходе Колышкина.
Взял извозчика и к маклеру… Пробыл у него больше часа. У Патапа Максимыча негде было ему деловым порядкам научиться… Обещав хорошую плату, расспросил маклера, как пишут доверенности, как покупают и продают дома, пароходы, как в купцы приписываются, да уж кстати спросил и о том, нет ли у него на примете хорошего
капитана на «Соболь».
— Шел я это, вашескобродие, на пристань из кабака и был я, вашескобродие, выпимши… Однако шел сам, потому от
капитана приказ — на корвет являться как следует, на своих ногах… А этот вот самый арап, вашескобродие, привязался… Лопотал, лопотал что-то по-своему — поди разбери… А затем за руку
взял… я и подумай: беспременно в участок сволокет… За что, мол?.. Ну, я и треснул арапа, это точно, вашескобродие… Отпираться не буду… А больше нечего говорить, вашескобродие, и другой вины моей не было.
—
Капитан будет представляться его величеству и, конечно,
возьмет с собой всех желающих. Вы, разумеется, захотите посмотреть и дворец, и королевскую чету.