Неточные совпадения
Пришли сыны Последыша:
«Эх! Клим-чудак! до смеху
ли?
Старик прислал нас; сердится,
Что
долго нет виновного…
Да кто у вас сплошал...
Долго шли и дорогой беспрестанно спрашивали у заложников: скоро
ли?
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу
ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину — на том основании, что он «в Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов».
Кроме того, хотя он
долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает
ли он народ, был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит
ли он народ.
Левин был удивлен, что об этом так
долго спорили, в особенности потому, что, когда он спросил у Сергея Ивановича, предполагает
ли он, что суммы растрачены, Сергей Иванович отвечал...
Наконец мы расстались; я
долго следил за нею взором, пока ее шляпка не скрылась за кустарниками и скалами. Сердце мое болезненно сжалось, как после первого расставания. О, как я обрадовался этому чувству! Уж не молодость
ли с своими благотворными бурями хочет вернуться ко мне опять, или это только ее прощальный взгляд, последний подарок — на память?.. А смешно подумать, что на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят, кровь кипит…
— Хоть в газетах печатайте. Какое мне дело?.. Что, я разве друг его какой?.. или родственник? Правда, мы жили
долго под одной кровлей… А мало
ли с кем я не жил?..
— Теперь ты веришь
ли, что я тебя люблю? О, я
долго колебалась,
долго мучилась… но ты из меня делаешь все, что хочешь.
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо,
долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя
ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого пробела.
Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер
долго еще слушал, думая, не будет
ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что такое!» И все согласились в том, что как с быком ни биться, а все молока от него не добиться.
Своим пенатам возвращенный,
Владимир Ленский посетил
Соседа памятник смиренный,
И вздох он пеплу посвятил;
И
долго сердцу грустно было.
«Poor Yorick! — молвил он уныло, —
Он на руках меня держал.
Как часто в детстве я играл
Его Очаковской медалью!
Он Ольгу прочил за меня,
Он говорил: дождусь
ли дня?..»
И, полный искренней печалью,
Владимир тут же начертал
Ему надгробный мадригал.
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны.
Досугам посвятясь невинным,
Брожу над озером пустынным,
И far niente мой закон.
Я каждым утром пробужден
Для сладкой неги и свободы:
Читаю мало,
долго сплю,
Летучей славы не ловлю.
Не так
ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тени
Мои счастливейшие дни?
Мы довольно
долго стояли друг против друга и, не говоря ни слова, внимательно всматривались; потом, пододвинувшись поближе, кажется, хотели поцеловаться, но, посмотрев еще в глаза друг другу, почему-то раздумали. Когда платья всех сестер его прошумели мимо нас, чтобы чем-нибудь начать разговор, я спросил, не тесно
ли им было в карете.
Никогда не вмешивался он в их речи, а все только слушал да прижимал пальцем золу в своей коротенькой трубке, которой не выпускал изо рта, и
долго сидел он потом, прижмурив слегка очи; и не знали козаки, спал
ли он или все еще слушал.
Черт возьми, я иногда мечтаю, что, если бы меня выдали замуж, тьфу! если б я женился (по гражданскому
ли, по законному
ли, все равно), я бы, кажется, сам привел к жене любовника, если б она
долго его не заводила.
Затем она еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих гостей и вдруг с особенною заботливостью осведомилась громко и через стол у глухого старичка: «Не хочет
ли он еще жаркого и давали
ли ему лиссабонского?» Старичок не ответил и
долго не мог понять, о чем его спрашивают, хотя соседи для смеху даже стали его расталкивать. Он только озирался кругом разиня рот, чем еще больше поджег общую веселость.
А Павел Петрович вышел из саду и, медленно шагая, добрался до леса. Он остался там довольно
долго, и когда он вернулся к завтраку, Николай Петрович заботливо спросил у него, здоров
ли он? до того лицо его потемнело.
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим
долго, напряженно искал в себе: являлось
ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
Было в нем что-то отдаленно знакомое Самгину, он
долго и напряженно вспоминал: не видел
ли он когда-то этого человека?
— Влюблена, нет… я не люблю этого: я вас люблю! — сказала она и поглядела на него
долго, как будто поверяла и себя, точно
ли она любит.
Он стал перед зеркалом,
долго поправлял галстук,
долго улыбался, глядел на щеку, нет
ли там следа горячего поцелуя Ольги.
Он забыл ту мрачную сферу, где
долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев в одно мгновение сдернул его будто с неба опять в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем пришел Тарантьев? надолго
ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
— По крайней мере, можете
ли вы, cousin, однажды навсегда сделать resume: [вывод (фр.).] какие это их правила, — она указала на улицу, — в чем они состоят, и отчего то, чем жило так много людей и так
долго, вдруг нужно менять на другое, которым живут…
— Бабушка, — сказала она, — ты меня простила, ты любишь меня больше всех, больше Марфеньки — я это вижу! А видишь
ли, знаешь
ли ты, как я тебя люблю? Я не страдала бы так сильно, если б так же сильно не любила тебя! Как
долго мы не знали с тобой друг друга!..
Верите
ли, он иногда ночью или когда один
долго сидит, то начинает плакать, и знаете, когда он плачет, то как-то особенно, как никто не плачет: он заревет, ужасно заревет, и это, знаете, еще жальче…
Еще раз перекрестила, еще раз прошептала какую-то молитву и вдруг — и вдруг поклонилась и мне точно так же, как наверху Тушарам, — глубоким, медленным, длинным поклоном — никогда не забуду я этого! Так я и вздрогнул и сам не знал отчего. Что она хотела сказать этим поклоном: «вину
ли свою передо мной признала?» — как придумалось мне раз уже очень
долго спустя — не знаю. Но тогда мне тотчас же еще пуще стало стыдно, что «сверху они оттудова смотрят, а Ламберт так, пожалуй, и бить начнет».
И
долго провожали мы глазами проплывавший мимо нас курятник, догадываясь и рассуждая, брошенный
ли это по необходимости ящик или обломок сокрушившегося корабля.
Случалось
ли вам (да как не случалось поэту!) вдруг увидеть женщину, о красоте, грации которой
долго жужжали вам в уши, и не найти в ней ничего поражающего?
Уж я теперь забыл, продолжал
ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись
долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
Марья Степановна решилась переговорить с дочерью и выведать от нее, не было
ли у них чего. Раз она заметила, что они о чем-то так
долго разговаривали; Марья Степановна нарочно убралась в свою комнату и сказала, что у нее голова болит: она не хотела мешать «божьему делу», как она называла брак. Но когда она заговорила с дочерью о Привалове, та только засмеялась, странно так засмеялась.
— Раньше писал, а теперь не о чем… Да письмо
долго, а я живой ногой долетел. Нет
ли у тебя пропустить чего-нибудь? Горло пересохло…
— Какой вздор, и все это вздор, — бормотал он. — Я действительно, может быть, говорил когда-то… только не вам. Мне самому говорили. Я это в Париже слышал, от одного француза, что будто бы у нас в Четьи-Минеи это за обедней читают… Это очень ученый человек, который специально изучал статистику России…
долго жил в России… Я сам Четьи-Минеи не читал… да и не стану читать… Мало
ли что болтается за обедом?.. Мы тогда обедали…
А Калганов забежал в сени, сел в углу, нагнул голову, закрыл руками лицо и заплакал,
долго так сидел и плакал, — плакал, точно был еще маленький мальчик, а не двадцатилетний уже молодой человек. О, он поверил в виновность Мити почти вполне! «Что же это за люди, какие же после того могут быть люди!» — бессвязно восклицал он в горьком унынии, почти в отчаянии. Не хотелось даже и жить ему в ту минуту на свете. «Стоит
ли, стоит
ли!» — восклицал огорченный юноша.
— Но вы сумасшедший, — нервно проговорила Лиза, — из такой шутки и вдруг вывели такой вздор!.. Ах, вот и мамаша, может быть, очень кстати. Мама, как вы всегда запоздаете, можно
ли так
долго! Вот уж Юлия и лед несет!
Вот что спрошу: справедливо
ли, отец великий, то, что в Четьи-Минеи повествуется где-то о каком-то святом чудотворце, которого мучили за веру, и когда отрубили ему под конец голову, то он встал, поднял свою голову и «любезно ее лобызаше», и
долго шел, неся ее в руках, и «любезно ее лобызаше».
Тут ясно было видно, что тигр
долго сидел на одном месте. Под ним подтаял снег. Собаку он положил перед собой и слушал, нет
ли сзади погони. Потом он понес ее дальше.
Ночью я плохо спал. Почему-то все время меня беспокоила одна и та же мысль: правильно
ли мы идем? А вдруг мы пошли не по тому ключику и заблудились! Я
долго ворочался с боку на бок, наконец поднялся и подошел к огню. У костра сидя спал Дерсу. Около него лежали две собаки. Одна из них что-то видела во сне и тихонько лаяла. Дерсу тоже о чем-то бредил. Услышав мои шаги, он спросонья громко спросил: «Какой люди ходи?» — и тотчас снова погрузился в сон.
В сумерки мы возвратились назад. В фанзе уже горел огонь. Я лег на кан, но
долго не мог уснуть. Дождь хлестал по окнам; вверху, должно быть на крыше, хлопало корье; где-то завывал ветер, и не разберешь, шумел
ли то дождь, или стонали озябшие кусты и деревья. Буря бушевала всю ночь.
— А то раз, — начала опять Лукерья, — вот смеху-то было! Заяц забежал, право! Собаки, что
ли, за ним гнались, только он прямо в дверь как прикатит!.. Сел близехонько и долго-таки сидел, все носом водил и усами дергал — настоящий офицер! И на меня смотрел. Понял, значит, что я ему не страшна. Наконец, встал, прыг-прыг к двери, на пороге оглянулся — да и был таков! Смешной такой!
Кирсанову пришлось
долго толковать с Верою Павловною, успокоивать ее. Наконец, она поверила вполне, что ее не обманывают, что, по всей вероятности, болезнь не только не опасна, но и не тяжела; но ведь только «по всей вероятности», а мало
ли что бывает против всякой вероятности?
Объяснил, что магазин открыт, собственно, с торговою целью;
долго говорили о вывеске магазина, хорошо
ли, что на вывеске написано travail.
Она, конечно, нисколько не беспокоится, не могло же ничего случиться с ним; но, значит, как же он
долго был задержан интересным субъектом! и что этот бедный интересный субъект, жив
ли он теперь, удалось
ли Саше спасти его?
Отца медком да бражкой
Попаивать. Уж
долго ль, коротко
лиПоводится с тобой, а нам барыш.
Соскучишься с одним, поприглядится,
Повытрясет кису, мани другого,
Поманивай!
Но не довольно
ли студентских воспоминаний? Я боюсь, не старчество
ли это останавливаться на них так
долго; прибавлю только несколько подробностей о холере 1831 года.
Это было вскоре после его женитьбы. Гармония, окружавшая плавно и покойно его новый быт, подернулась траурным крепом. Следы этого удара
долго не проходили, не знаю, прошли
ли вообще когда-нибудь.
Ей кажется, что вечер тянется несносно
долго. Несколько раз она не выдерживает, подходит к дочери и шепчет: «Не пора
ли?» Но сестрица так весела и притом так мило при всех отвечает: «Ах, маменька!» — что нечего и думать о скором отъезде.
Дед, взявши за руку потихоньку, разбудил ее: «Здравствуй, жена! здорова
ли ты?» Та
долго смотрела, выпуча глаза, и, наконец, уже узнала деда и рассказала, как ей снилось, что печь ездила по хате, выгоняя вон лопатою горшки, лоханки, и черт знает что еще такое.
— Что говоришь ты, муж мой! Не ты
ли издевался над нами, слабыми женами? А теперь сам говоришь, как слабая жена. Тебе еще
долго нужно жить.
Он не обедал в этот день и не лег по обыкновению спать после обеда, а
долго ходил по кабинету, постукивая на ходу своей палкой. Когда часа через два мать послала меня в кабинет посмотреть, не заснул
ли он, и, если не спит, позвать к чаю, — то я застал его перед кроватью на коленях. Он горячо молился на образ, и все несколько тучное тело его вздрагивало… Он горько плакал.
Судьба Устеньки быстро устроилась, — так быстро, что все казалось ей каким-то сном. И
долго впоследствии она не могла отделаться от этого чувства. А что, если б Стабровский не захотел приехать к ним первым? если бы отец вдруг заупрямился? если бы соборный протопоп начал отговаривать папу? если бы она сама, Устенька, не понравилась с первого раза чопорной английской гувернантке мисс Дудль? Да мало
ли что могло быть, а предвидеть все мелочи и случайности невозможно.