Неточные совпадения
Иисус Христос,
в фиолетовой бархатной
рясе, несущий
крест,
с терновым венком на голове, Божия Матерь
с Младенцем — все эти изображения сделаны из воска, иные, кажется, из дерева.
Старичок-священник,
с опухшим желто-бледным лицом,
в коричневой
рясе с золотым
крестом на груди и еще каким-то маленьким орденом, приколотым сбоку на
рясе, медленно под
рясой передвигая свои опухшие ноги, подошел к аналою, стоящему под образом.
— Сатана, изыди, сатана, изыди! — повторял он
с каждым
крестом. — Извергая извергну! — возопил он опять. Был он
в своей грубой
рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его, обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только стал он махать руками, стали сотрясаться и звенеть жестокие вериги, которые носил он под
рясой. Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и стал пред ним
в ожидании.
Священник села и попадья приняли Мисаила
с большим почетом и на другой день его приезда собрали народ
в церкви. Мисаил
в новой шелковой
рясе,
с крестом наперсным и расчесанными волосами, вошел на амвон, рядом
с ним стал священник, поодаль дьячки, певчие, а у боковых дверей полицейские. Пришли и сектанты —
в засаленных, корявых полушубках.
Наружность владыко имел приятную: полноватый, не совершенно еще седой,
с расчесанными бородой и волосами,
в шелковой темно-гранатного цвета
рясе,
с кокетливо-навитыми на руке янтарными четками,
с одним лишь докторским
крестом на груди, который тогда имели не более как пять — шесть архиереев, он вышел
в гостиную навстречу к Крапчику, который был во фраке и звезде, и, склонив несколько голову, подошел к благословению владыки.
Это всё то же, что происходило последние года
в воинских присутствиях: сидят за столом за зерцалом, на первых местах, под портретом во весь рост императора, старые, важные,
в регалиях чиновники и свободно, развязно беседуют, записывают, приказывают и вызывают. Тут же
в наперсном
кресте и шелковой
рясе с выпростанными седыми волосами на эпитрахили благообразный старец священник перед аналоем, на котором лежит золотой
крест с кованным
в золоте Евангелием.
— Митрополит! — говорили остановившиеся прохожие, снимали шапки и кланялись возку, из окна которого митрополит
в черной
рясе с широкими рукавами и
в белом клобуке
с бриллиантовым
крестом благословлял на обе стороны народ. Oн eхал к Кремлю.
Николай Иванович. И мне что же делать? Ведь я знаю, зачем выписали этого жалкого, наряженного
в эту
рясу, человека
с крестом и зачем Алина привезла нотариуса. Вы хотите, чтоб я перевел именье на тебя. Не могу. Ведь ты знаешь, что я люблю тебя двадцать лет нашей жизни, люблю и хочу тебе добра, и поэтому не могу подписывать тебе. Если подписывать, то тем, у кого отнята, крестьянам. А так не могу. Я должен отдать им. И я рад нотариусу и должен сделать это.
Сквозь кучку, где выделялся священник
с большим наперсным
крестом,
в шоколадной
рясе и дама
с кожаным мешком, немного тугая на ухо и бестолковая, ловко протискался, никого особенно не задев, лет под тридцать, не красавец, но заметной и своеобразной наружности: плотный, широкий
в плечах, повыше среднего роста,
с перехватом
в талье длинного двухбортного сюртука, видимо вышедшего из мастерской француза.
О. Иоанн был человек среднего роста, худощавый,
с резко очерченными линиями выразительного лица и проникающим
в душу взглядом добрых, ясных, серых глаз. Жиденькие светло-каштановые усы и бородка закрывали верхнюю губу и подбородок; такого же цвета волосы жидкими прядями ниспадали на плечи. Одет он был
в коричневую камлотовую
рясу. На груди его висел золотой наперсный
крест.
Отец Илиодор быстро поднялся, отодвинул от себя девочку и, выправив наружу из-под
рясы крест двенадцатого года, называемый «французский», довольно спокойною поступью отправился
в апартамент. Помещик, человек лет за сорок, высокий и осанистый,
с длинными розовыми ногтями, принял отца Илиодора
в своем кабинете и, не поднимаясь со стула, пригласил его садиться.
К Светлогубу подошел худощавый,
с длинными редкими волосами священник
в лиловой
рясе,
с одним небольшим золоченым
крестом на груди и
с другим большим серебряным
крестом, который он держал
в слабой, белой, жилистой, худой руке, выступавшей из черно-бархатного обшлага.