Неточные совпадения
Наконец дверь с грохотом отворилась, вылетел, кружась и повертываясь
на воздухе, Крак, половопегий пойнтер Степана Аркадьича, и
вышел сам Степан Аркадьич с ружьем в руках и с сигарой во рту.
Увидав хлопотавших лакеев над перетиркой посуды и расстановкой тарелок и рюмок, увидав их спокойные, оживленные лица, Левин испытал неожиданное чувство облегчения, точно из смрадной комнаты он
вышел на чистый
воздух.
«Какая удивительная, милая и жалкая женщина», думал он,
выходя со Степаном Аркадьичем
на морозный
воздух.
Наконец почувствовал он себя лучше и обрадовался бог знает как, когда увидел возможность
выйти на свежий
воздух.
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело не быстрое, но вихревое движение, и гроб — бесформенная масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся выше; можно было вообразить, что его держат не
на плечах, а
на руках, взброшенных к небу. Со двора консерватории
вышел ее оркестр, и в серый
воздух, под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «
На смерть героя».
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не
выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь
воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
Закрыв один глаз, другим он задумчиво уставился в затылок Насти. Самгин понял, что он — лишний, и
вышел на двор. Там Николай заботливо подметал двор новой метлой; давно уже он не делал этого.
На улице было тихо, но в морозном
воздухе огорченно звенел голос Лаврушки.
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда
вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в
воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин видел
на истомленном лице выражение тихой радости.
— Сегодня — пою! Ой, Клим, страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже страшно? Это должно быть страшнее, чем петь! Я ног под собою не слышу,
выходя на публику, холод в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем в
воздух. — Женщины — злые, кажется, что они проклинают меня, ждут, чтоб я сорвала голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет изнасиловать меня, а им — завидно!
Не дожидаясь, когда встанет жена, Самгин пошел к дантисту. День был хороший, в небе цвело серебряное солнце, похожее
на хризантему; в
воздухе играл звон колоколов, из церквей, от поздней обедни,
выходил дородный московский народ.
В ноябре начинается снег и мороз, который к Крещенью усиливается до того, что крестьянин,
выйдя на минуту из избы, воротится непременно с инеем
на бороде; а в феврале чуткий нос уж чувствует в
воздухе мягкое веянье близкой весны.
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок,
выйдет в одной рубашке
на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Вера встала, заперла за ним дверь и легла опять. Ее давила нависшая туча горя и ужаса. Дружба Райского, участие, преданность, помощь — представляли ей
на первую минуту легкую опору,
на которую она оперлась, чтобы вздохнуть свободно, как утопающий, вынырнувший
на минуту из воды, чтобы глотнуть
воздуха. Но едва он
вышел от нее, она точно оборвалась в воду опять.
Выйдешь из каюты
на полчаса дохнуть ночным
воздухом и простоишь в онемении два-три часа, не отрывая взгляда от неба, разве глаза невольно сами сомкнутся от усталости.
Я
вышел на палубу; жарко; дышать густым, влажным и теплым
воздухом было тяжело до тоски.
Хотя горы были еще невысоки, но чем более мы поднимались
на них, тем заметно становилось свежее. Легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным
воздухом. Там и солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились
на одной площадке. «Здесь высота над морем около 2000 футов», — сказал Бен и пригласил
выйти из экипажей.
В обычное время в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя
воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и
вышли по коридорам
на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
Несмотря
на неожиданность и важность разговора нынче вечером с Симонсоном и Катюшей, он не останавливался
на этом событии: отношение его к этому было слишком сложно и вместе с тем неопределенно, и поэтому он отгонял от себя мысль об этом. Но тем живее вспоминал он зрелище этих несчастных, задыхающихся в удушливом
воздухе и валявшихся
на жидкости, вытекавшей из вонючей кадки, и в особенности этого мальчика с невинным лицом, спавшего
на ноге каторжного, который не
выходил у него из головы.
Так прошел весь вечер, и наступила ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять
вышел на крыльцо.
На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь
воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Беседа с адвокатом и то, что он принял уже меры для защиты Масловой, еще более успокоили его. Он
вышел на двор. Погода была прекрасная, он радостно вдохнул весенний
воздух. Извозчики предлагали свои услуги, но он пошел пешком, и тотчас же целый рой мыслей и воспоминаний о Катюше и об его поступке с ней закружились в его голове. И ему стало уныло и всё показалось мрачно. «Нет, это я обдумаю после, — сказал он себе, — а теперь, напротив, надо развлечься от тяжелых впечатлений».
Скоро нам опять пришлось лезть в воду. Сегодня она показалась мне особенно холодной.
Выйдя на противоположный берег, мы долго не могли согреться. Но вот солнышко поднялось из-за гор и под его живительными лучами начал согреваться озябший
воздух.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он,
выходят из уст человека и распространяются вблизи по
воздуху. Другие закупорены в бутылку. Они садятся
на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Целый день я бродил по горам и к вечеру
вышел к этой фанзе. В сумерки один из казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы поделились с китайцами. В ответ
на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться
на открытом
воздухе.
В фанзе было душно; я
вышел на улицу подышать свежим
воздухом.
После этого он выстрелил из ружья в
воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил
на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы
вышли на тропинку и по ней возвратились
на бивак.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки у Тазовской горы, и Большой Сандагоу, берущей начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы
вышли на вторую речку почти в самых ее истоках. Пройдя по ней 2–3 км, мы остановились
на ночлег около ямы с водою
на краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то животное приближалось к биваку. Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в
воздух и отогнал зверя.
«…Будем детьми, назначим час, в который нам обоим непременно быть
на воздухе, час, в который мы будем уверены, что нас ничего не делит, кроме одной дали. В восемь часов вечера и тебе, верно, свободно? А то я давеча
вышла было
на крыльцо да тотчас возвратилась, думая, что ты был в комнате».
Гегель держался в кругу отвлечений для того, чтоб не быть в необходимости касаться эмпирических выводов и практических приложений, для них он избрал очень ловко тихое и безбурное море эстетики; редко
выходил он
на воздух, и то
на минуту, закутавшись, как больной, но и тогда оставлял в диалектической запутанности именно те вопросы, которые всего более занимали современного человека.
— Еще бы! хоть бы ты
на воздух вышел.
Пустотелов
выходит на балкон, садится в кресло и отдыхает. День склоняется к концу, в
воздухе чувствуется роса, солнце дошло до самой окраины горизонта и, к великому удовольствию Арсения Потапыча, садится совсем чисто. Вот уж и стадо гонят домой; его застилает громадное облако пыли, из которого доносится блеянье овец и мычанье коров. Бык, в качестве должностного лица, идет сзади. Образцовый хозяин зорко всматривается в даль, и ему кажется, что бык словно прихрамывает.
В Суслон приехали ночью. Только в одном поповском доме светился огонек. Где-то ревела голодная скотина. Во многих местах солома с крыш была уже снята и ушла
на корм. Вот до чего дошло! Веяло от всего зловещею голодною тишиной. Навстречу
вышла голодная собака, равнодушно посмотрела
на приезжих, понюхала
воздух и с голодною зевотой отправилась в свою конуру.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения времени и пространства, законов логики и всех категорий, так как исходит не из первичного бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не
выходит из субъективности вширь,
на свежий
воздух.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться за сучья и ветви длинным носом и ногами, но
на деле
выходит не то: он так проворно шныряет по земле и по
воздуху в густом, высоком и мелком лесу, что это даже изумительно.
Во время такого прыжка, похожего
на полет, я убил однажды летягу
на воздухе, и
вышло, что я застрелил зверя в лет.
Был тихий вечер. За горами, в той стороне, где только что спускалось солнце, небо окрасилось в пурпур. Оттуда
выходили лучи, окрашенные во все цвета спектра, начиная от багряного и кончая лиловым. Радужное небесное сияние отражалось в озерке, как в зеркале. Какие-то насекомые крутились в
воздухе, порой прикасались к воде, отчего она вздрагивала
на мгновение, и тотчас опять подымались кверху.
Катерине Ивановне задумалось повести жизнь так, чтобы Алексей Павлович в двенадцать часов уходил в должность, а она бы
выходила подышать
воздухом на Английскую набережную, встречалась здесь с одним или двумя очень милыми несмышленышами в мундирах конногвардейских корнетов с едва пробивающимся
на верхней губе пушком, чтобы они поговорили про город, про скоромные скандалы, прозябли, потом зашли к ней, Катерине Ивановне, уселись в самом уютном уголке с чашкою горячего шоколада и, согреваясь, впадали в то приятное состояние, для которого еще и итальянцы не выдумали до сих пор хорошего названия.
И потому в два часа ночи, едва только закрылся уютный студенческий ресторан «Воробьи» и все восьмеро, возбужденные алкоголем и обильной пищей,
вышли из прокуренного, чадного подземелья наверх,
на улицу, в сладостную, тревожную темноту ночи, с ее манящими огнями
на небе и
на земле, с ее теплым, хмельным
воздухом, от которого жадно расширяются ноздри, с ее ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого из них пылала голова и сердце тихо и томно таяло от неясных желаний.
Вдруг грянул выстрел под самыми окнами, я бросился к окошку и увидел дымок, расходящийся в
воздухе, стоящего с ружьем Филиппа (старый сокольник) и пуделя Тритона, которого все звали «Трентон», который, держа во рту за крылышко какую-то птицу,
выходил из воды
на берег.
Вакация Павла приближалась к концу. У бедного полковника в это время так разболелись ноги, что он и из комнаты
выходить не мог. Старик, привыкший целый день быть
на воздухе, по необходимости ограничивался тем, что сидел у своего любимого окошечка и посматривал
на поля. Павел, по большей части, старался быть с отцом и развеселял его своими разговорами и ласковостью. Однажды полковник, прищурив свои старческие глаза и посмотрев вдаль, произнес...
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря
на то, что небо безоблачно и солнце заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде в это время скотина была уж сыта в поле, леса стонали птичьим гомоном,
воздух был тих, влажен и нагрет.
Выйдешь, бывало,
на балкон — так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым запахом сосны и ели.
Я долго бродил по горам, по лесам; я не чувствовал себя счастливым, я
вышел из дому с намерением предаться унынию — но молодость, прекрасная погода, свежий
воздух, потеха быстрой ходьбы, нега уединенного лежания
на густой траве — взяли свое: воспоминание о тех незабвенных словах, о тех поцелуях опять втеснилось мне в душу.
Чтобы разогнать толпу, генерал уговаривал Евгения Константиныча
выйти на балкон, но и эта крайняя мера не приносила результатов: когда барин показывался, подымалось тысячеголосое «ура», летели шапки в
воздух, а народ все-таки не расходился по домам.
Когда он
выходил из фабрики
на свежий
воздух, предметы опять сливались в его глазах, принимая туманные, расплывавшиеся очертания — обыкновенный дневной свет был слаб для его глаз.
Когда она
вышла на улицу и услыхала в
воздухе гул людских голосов, тревожный, ожидающий, когда увидала везде в окнах домов и у ворот группы людей, провожавшие ее сына и Андрея любопытными взглядами, — в глазах у нее встало туманное пятно и заколыхалось, меняя цвета, то прозрачно-зеленое, то мутно-серое.
Она
вышла из суда и удивилась, что уже ночь над городом, фонари горят
на улице и звезды в небе. Около суда толпились кучки людей, в морозном
воздухе хрустел снег, звучали молодые голоса, пересекая друг друга. Человек в сером башлыке заглянул в лицо Сизова и торопливо спросил...
И ему вдруг нетерпеливо, страстно, до слез захотелось сейчас же одеться и уйти из комнаты. Его потянуло не в собрание, как всегда, а просто
на улицу,
на воздух. Он как будто не знал раньше цены свободе и теперь сам удивлялся тому, как много счастья может заключаться в простой возможности идти, куда хочешь, повернуть в любой переулок,
выйти на площадь, зайти в церковь и делать это не боясь, не думая о последствиях. Эта возможность вдруг представилась ему каким-то огромным праздником души.
Он
вышел из дому. Теплый весенний
воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за заборов густо и низко свешивались
на улицу белые шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался летать. Оглянувшись кругом и видя, что
на улице никого нет, он вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
— Может быть, может быть, господин Немврод! Это вы справедливо заметили, что я выдумал. Но если выдумка моя так удачна, что точка в точку приходится по мне, то полагаю, что не лишен же я
на нее права авторской собственности… А! Пашенька-с! и вы тоже
вышли подышать весенним
воздухом! — прибавил он, отворяя форточку, — знать, забило сердечко тревогу! [64]
Выйдешь оттуда
на вольный
воздух, так словно в тюрьме целый год высидел: глаза от света режет, голова кружится, даже руки-ноги дрожат.
Это легко делать, потому что если лошади
на глаз дышать, ей это приятно, от теплого дыхания, и она стоит не шелохнется, но
воздух выйдет, и у нее опять ямы над глазами будут.