Неточные совпадения
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась
в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и
в изучении с батюшкой наизусть славянских
текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств,
в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
Cтраница сверстанного листа с
текстом «Анны Карениной», печатавшимся
в отдельном издании 1878 г., с исправлениями Л. Н. Толстого
Автограф вставки
в исправленный журнальный
текст «Анны Карениной» с карандашными поправками H. Н. Страхова
Страница
текста «Анны Карениной», печатавшегося
в «Русском вестнике» с исправлениями Толстого и H. Н. Страхова
[
Текст начинается с новой страницы, начало фразы
в рукописи отсутствует.] — …хлебом
в местах, где голод; я эту часть получше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно.
Клим Иванович тоже слушал чтение с приятным чувством, но ему не хотелось совпадать с Дроновым
в оценке этой книги. Он слышал, как вкусно торопливый голосок произносит необычные фразы, обсасывает отдельные слова, смакует их. Но замечания, которыми Дронов все чаще и обильнее перебивал
текст книги, скептические восклицания и мимика Дронова казались Самгину пошлыми, неуместными, раздражали его.
— Вы заметили, что мы вводим
в старый
текст кое-что от современности? Это очень нравится публике. Я тоже начинаю немного сочинять, куплеты Калхаса — мои. — Говорил он стоя, прижимал перчатку к сердцу и почтительно кланялся кому-то
в одну из лож. — Вообще — мы стремимся дать публике веселый отдых, но — не отвлекая ее от злобы дня. Вот — высмеиваем Витте и других, это, я думаю, полезнее, чем бомбы, — тихонько сказал он.
В тексте монографии было указано, что картины Босха очень охотно покупал злой и мрачный король Испании, Филипп Второй.
В тексте скажут, что с Паппенберга некогда бросали католических, папских монахов, отчего и назван так остров.
Впрочем, кажется, не отец лжи, это я все
в текстах сбиваюсь, ну хоть сын лжи, и того будет довольно.
Но зазвонил колокольчик. Присяжные совещались ровно час, ни больше, ни меньше. Глубокое молчание воцарилось, только что уселась снова публика. Помню, как присяжные вступили
в залу. Наконец-то! Не привожу вопросов по пунктам, да я их и забыл. Я помню лишь ответ на первый и главный вопрос председателя, то есть «убил ли с целью грабежа преднамеренно?» (
текста не помню). Все замерло. Старшина присяжных, именно тот чиновник, который был всех моложе, громко и ясно, при мертвенной тишине залы, провозгласил...
Объявили сударю (sieur) Александру Герцену, говоря ему, как сказано
в оригинале». Тут следует весь
текст опять.
В том роде, как дети говорят сказку о белом быке, повторяя всякий раз с прибавкой одной фразы: «Сказать ли вам сказку о белом быке?»
Редкин постригся
в гражданские монахи, служит себе
в министерстве внутренних дел и пишет боговдохновенные статьи с
текстами.
Князь П.
В. Долгорукий первый догадался взять лист бумаги и записать оба тоста. Он записал верно, другие пополнили. Мы показали Маццини и другим и составили тот
текст (с легкими и несущественными переменами), который, как электрическая искра, облетел Европу, вызывая крик восторга и рев негодования…
Но
в начале 1840 года не было еще и мысли у молодежи, окружавшей Огарева, бунтовать против
текста за дух, против отвлечений — за жизнь.
Огарев еще прежде меня окунулся
в мистические волны.
В 1833 он начинал писать
текст для Гебелевой [Г е б е л ь — известный композитор того времени. (Прим. А. И. Герцена.)] оратории «Потерянный рай». «
В идее потерянного рая, — писал мне Огарев, — заключается вся история человечества!» Стало быть,
в то время и он отыскиваемый рай идеала принимал за утраченный.
Я решился его добивать деньгами. Это было так же верно, как
в споре с католиком употреблять
тексты из Евангелия, а потому, улыбнувшись, я возразил ему...
Митрополит смиренно покорился и разослал новое слово по всем церквам,
в котором пояснял, что напрасно стали бы искать какое-нибудь приложение
в тексте первой проповеди к благочестивейшему императору, что Давид — это мы сами, погрязнувшие
в грехах.
Проповедь Филарета на молебствии по случаю холеры превзошла все остальные; он взял
текстом, как ангел предложил
в наказание Давиду избрать войну, голод или чуму; Давид избрал чуму.
Я чувствовал, что мне недостает чего-то среднего,какого-то связующего звена, и что благодаря этому недостатку самое умеренное требование объяснения, самый легкий вопрос
в сторону от
текста учебника поставит меня
в тупик.
Единственное спасение
в этих случаях — предложить на разрешение отца — протоиерея какой-нибудь «недоуменный вопрос», небольшое, приличное религиозное сомнение. Отец протоиерей начитан и любит разрешать внеочередные вопросы. Говорит он умно, гладко, красиво пользуется
текстами. К ученику, доставившему ему случай для такой беседы, относится с благорасположением и ставит хорошую отметку
в четверти…
В личных сношениях с чиновниками и офицерами он держал себя как отличный товарищ, никогда не отказывался от компании и среди веселой беседы умел кстати вставить какой-нибудь церковный
текст.
[Весь дальнейший
текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями») не был пропущен
в печать
в 1859 г.] Роскошь помещения и содержания, сравнительно с другими, даже с женскими заведениями, могла иметь связь с мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен был воспитать с нами своих братьев, великих князей Николая и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому, находя слишком демократическим и неприличным сближение сыновей своих, особ царственных, с нами, плебеями.
В тексте «Атенея» он не «щекотал и щипал» сестру, а «шутил и смеялся с нею».
Впоследствии узнал я об его женитьбе и камер-юнкерстве; и то и другое как-то худо укладывалось во мне: я не умел представить себе Пушкина семьянином и царедворцем; жена красавица и придворная служба пугали меня за него. Все это вместе, по моим понятиям об нем, не обещало упрочить его счастия. [Весь дальнейший
текст Записок Пущина опубликован впервые
В. Е. Якушкиным («Русские ведомости», 1899, № 143).]
Пущин вписал
в свою тетрадь «заветных сокровищ», состоящую из 12 листов большого формата, заполненных с обеих сторон (Центр, Госуд. Истор. Архив, ф. 279, оп. 1, № 248), Под
текстом стихотворения — помета,
в скобках: «
в Москве, А. Г. М. 16 генваря 1827» (А. Г. М. — Муравьева).
В журнале «Лицейский мудрец» (1815, № 3) об этом — «Письмо к издателю»; по сходству «Письма» с
текстом Записок К. Я. Грот полагает, что оно принадлежит Пущину («Пушкинский Лицей», СПб. 1911, стр. 291).]
В третьей строке он сначала написал: «Когда мой дом», затем зачеркнул слово «дом» и над
текстом написал: «двор».
В тексте, записанном Пущиным по памяти, — разночтения.
В этом автографе Пущина имеются разночтения сравнительно с окончательным
текстом стихотворения.
Выскакиваю из саней, беру его
в охапку [У Пущина — «
в охабку»; это одно из немногочисленных его отступлений от обычного начертания слов; некоторые оставлены
в тексте в качестве образца.] и тащу
в комнату.
В комментируемом
тексте Записок Пущин заявляет, что
в 1839 г. он послал стихотворение «Мой первый друг» Плетневу для напечатания.
[Стихотворение Пушкина «Мой первый друг» печатается
в издании АН СССР по
тексту, опубликованному
в Записках Пущина, так как автограф поэта не найден.
В соответствии с содержанием это дополнение помещается
в основном
тексте.]
Разбирайте, как знаете, мои клетки. [Листок исписан также поперек
текста — за отсутствием бумаги; имеются и другие письма такого вида.] Отыщите
в них только то чувство, которое без выражения существует, — больше ничего не желает верный вам П.
Сравнительно с
текстом Полного собрания стихотворений Одоевского (под ред. И. А. Кубасова и Д. Д. Благого, 1934)
в автографе имеются некоторые отличия.
Стих, о Лаисе и зеркале
в тексте Пущина переведено Пушкиным).
[Большое значение
в преследовании поэта царским правительством имело политическое и религиозное вольномыслие Пушкина,
в частности его письмо от первой половины марта 1824 г. к П. А. Вяземскому (см. это письмо
в тексте Записок Пущина, стр. 80 и сл.).
Матвею Апостолу посылаю речь А. Н. Муравьева при открытии Нижегородского комитета. Речь теплая, но странно, что с
текстом из Луки. Мне не случалось слышать у губернатора такой цитаты. [
В характере декабриста-масона А. Н. Муравьева была значительная доля мистицизма (см. его «Автобиографические записки»
в сб. «Декабристы», 1955, стр. 137–229).] Директриса мне прислала эту речь.
Пушкин сам не знал настоящим образом причины своего удаления
в деревню; [По цензурным соображениям весь дальнейший
текст опубликован
в 1859 г. либо с выкидками, либо
в «исправленном» изложении редакции «Атенея».] он приписывал удаление из Одессы козням графа Воронцова из ревности;думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии.
В автографе первоначального
текста — 1825 г.
В изданиях, которые мне случалось видеть и сличать,
текст оставался без поправки, без перемен.
— Я и
текст еще выучил, — прибавил Павел
в заключение.
Текст песни известен
в разных редакциях.]
Павел и
текст знал слово
в слово.
Впервые опубликован
в журнале «Время», январь-июль 1861 г. под заглавием «Униженные и оскорбленные. Из записок неудавшегося литератора» с посвящением М.М.Достоевскому.
Текст был переработан для отдельного издания этого же года, при последующих изданиях проводилась только стилистическая правка. Воспроизводится по изданию 1879 г. (последнее при жизни автора) с исправлением опечаток по предыдущим изданиям. 1859 г.
И как отчаянный R-13 напихал ему однажды
в рупор жеваной бумаги: что ни
текст — то выстрел жеваной бумагой.
Вскоре после того как закончилось печатание «Тысячи душ»
в «Отечественных записках», вышло отдельное издание романа, где с некоторыми изменениями был воспроизведен журнальный
текст.
Подготавливая роман к этому изданию, Писемский внес
в его
текст много стилистических исправлений и дополнений.]
В связи с удалением этих эпизодов не вошла
в журнальный
текст и история лакея Давыдки, который по предложению Медиокритского должен был убить Калиновича.