Неточные совпадения
В конце 1806 года, когда получены
были уже все печальные подробности об уничтожении
Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с
Наполеоном, Анна Павловна собрала
у себя вечер.
Говорили, что еще бы подержаться,
Наполеон бы пропал, что
у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не
было.
Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он
был недоволен, одарил своими собственными, т. е. взятыми
у других королей жемчугами и бриллиантами императрицу Австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию-Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она — эта Мария-Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга — казалось не в силах
была перенести.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро
быть представленным самому
Наполеону. Но вместо скорой встречи с
Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его
у следующего селения как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
— Да чтό мне эти ваши союзники? — говорил
Наполеон. —
У меня союзники — это поляки: их 80 тысяч, они дерутся как львы. И их
будет 200 тысяч.
В начале июля в Москве распространялись всё более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11-го июля манифест и воззвание не
были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что
у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
После Смоленска
Наполеон искал сражения за Дорогобужем
у Вязьмы, потом
у Царева-Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в 112 верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы
было сделано распоряжение
Наполеоном для движения прямо на Москву.
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l’oiseau qu’on rendit aux champs qui l’on vu naître [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед всё то, чего не
было и что он
будет рассказывать
у своих.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами, потому что
у Наполеона был насморк, что ежели бы
у него не
было насморка, то распоряжения его до и во время сражения
были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut été changée. [и облик мира изменился бы.]
Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека — Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека —
Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна, потому что
у Наполеона был большой насморк 26-го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно-последовательно.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости
Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей, и что
у них еще
есть двадцатитысячная, нетронутая гвардия, легко
было сделать это усилие.
Так пуста
была Москва, когда
Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед
у Камер-коллежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, — депутации.
— Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что
быть в плену, значит
быть в гостях
у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я
был в гораздо худшем обществе.
— Совершенно знаю-с; Черносвитов, изобретя свою ногу, первым делом тогда забежал ко мне показать. Но черносвитовская нога изобретена несравненно позже… И к тому же уверяет, что даже покойница жена его, в продолжение всего их брака, не знала, что у него, у мужа ее, деревянная нога. «Если ты, — говорит, когда я заметил ему все нелепости, — если ты в двенадцатом году
был у Наполеона в камер-пажах, то и мне позволь похоронить ногу на Ваганьковском».
Неточные совпадения
— Ну, полноте, кто ж
у нас на Руси себя
Наполеоном теперь не считает? — с страшною фамильярностию произнес вдруг Порфирий. Даже в интонации его голоса
было на этот раз нечто уж особенно ясное.
— Штука в том: я задал себе один раз такой вопрос: что, если бы, например, на моем месте случился
Наполеон и не
было бы
у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монблан, а
была бы вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо убить, чтоб из сундука
у ней деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не
было?
И это точь-в-точь, как прежний австрийский гофкригсрат, [Гофкригсрат — придворный военный совет в Австрии.] например, насколько то
есть я могу судить о военных событиях: на бумаге-то они и
Наполеона разбили и в полон взяли, и уж как там,
у себя в кабинете, все остроумнейшим образом рассчитали и подвели, а смотришь, генерал-то Мак и сдается со всей своей армией, хе-хе-хе!
— Я думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы, хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему
у нас возможен Кромвель, но не
было и никогда не
будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
— Полно, полно! — с усмешкой остановил Леонтий, — разве титаниды, выродки старых больших людей. Вон почитай,
у monsieur Шарля
есть книжечка. «Napoleon le petit», [«
Наполеон Малый» (фр.).] Гюго. Он современного Цесаря представляет в настоящем виде: как этот Регул во фраке дал клятву почти на форуме спасать отечество, а потом…