— Очень хорошо. Вы храбрый и благородный офицер — я верю вашему честному слову; но знаете ли, что, несмотря на это, вас должно, по всем
военным законам, расстрелять как шпиона.
Вы знаете, как неясны и запутанны
военные законы, контроль каждую минуту может признать ту или другую трату незаконной, — и деньги будут взысканы с меня.
Но этим самым я отдавался добровольно в руки французского правосудия, не только по этому нарушению
военного закона, но также и по другим преступлениям, вытекающим из моего проживательства под чужим именем, как, например, подписи разных актов и долговых обязательств, что могло быть легко подведено под преступление «подлога» и, кроме того, изменить данной моему отцу клятве.
Вздохнул подлекарь, глазки в очки спрятал. «Я, — говорит, — голубь, тебя б хочь до самого Рождества отпустил, сиди дома, пополняй население. Да власть у меня воробьиная. Упроси главного врача, он все
военные законы произошел, авось смилуется и обходную статью для тебя найдет». Добрая душа, известно, — на хромой лошадке да в кустики.
Это нарушение
военных законов по воле моего отца поставило меня на нелегальную почву по отношению к Франции, и я как нарушитель этих законов подвергаюсь, если буду застигнут в пределах Франции, наказанию до двух лет тюрьмы и зачислению на законный срок службы в армию по отбытии наказания.
Неточные совпадения
Губернский предводитель, в руках которого по
закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и
военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
Повторяю: я и теперь не знаю, стояла ли подпись отца на приговоре военно — судной комиссии, или это был полевой суд из одних
военных. Никто не говорил об этом и никто не считал это важным. «
Закон был ясен»…
Юнкер четвертой роты, первого курса Третьего
военного Александровского училища Александров понемногу, незаметно для самого себя, втягивается в повседневную казарменную жизнь, с ее точным размеренным укладом, с ее внутренними
законами, традициями и обычаями, с привычными, давнишними шутками, песнями и проказами.
— Это в военное-то время…
закон!!
Он знал, что есть обязательный
закон бога: не убий, и знал, что есть обязательная
военная служба, но никогда не думал, что тут есть противоречие.