Неточные совпадения
«Что же я
за невежда!» — думал он и,
придя домой, всю ночь занимался французским языком; на следующую ночь — тоже, так что месяца через два он почти всякую французскую книжку читал свободно.
Мари вся покраснела, и надо полагать, что разговор этот она передала от слова до слова Фатеевой, потому что в первый же раз, как та поехала с Павлом в одном экипаже (по величайшему своему невниманию, муж часто
за ней не
присылал лошадей, и в таком случае Имплевы провожали ее в своем экипаже, и Павел всегда сопровождал ее), — в первый же раз, как они таким образом поехали, m-me Фатеева своим тихим и едва слышным голосом спросила его...
От Еспера Иваныча между тем, но от кого, собственно, — неизвестно,
за ним уж
прислали с таким приказом, что отчего-де он так давно не бывал у них и что дяденька завтра уезжает совсем в Москву, а потому он
приходил бы проститься.
— Нет, ты погоди, постой! — остановил его снова Макар Григорьев. — Барин теперь твой
придет, дожидаться его у меня некому… У меня народ день-деньской работает, а не дрыхнет, — ты околевай у меня, тут его дожидаючись; мне
за тобой надзирать некогда, и без тебя мне, слава тебе, господи, есть с кем ругаться и лаяться…
— А, что! — откликнулась она, а потом, узнав Вихрова, она произнесла: — Подите, Вихров, что
за глупости?.. Зачем вы
пришли?
На другой день поутру Павел, по обыкновению,
пришел к m-me Фатеевой пить чай и несколько даже поприготовился поэффектнее рассказать ей ночное происшествие; но он увидел, что Клеопатра Петровна сидела
за чайным прибором с каким-то окаменелым лицом. Свойственное ей прежнее могильное выражение лица так и подернуло, точно флером, все черты ее.
Вскоре затем сели
за стол. Обед этот Вихрову изготовил старый повар покойной княгини Весневой, который
пришел к нему пьяненький, плакал и вспоминал все Еспера Иваныча, и взялся приготовить обед на славу, — и действительно изготовил такой, что Салов, знаток в этом случае, после каждого блюда восклицал совершенно искренно...
Народ тоже разделывать станешь: в зиму-то он
придет к тебе с деревенской-то голодухи, — поведенья краше всякой девушки и
за жалованье самое нестоящее идет; а как только
придет горячая пора, сейчас прибавку ему давай, и задурит еще, пожалуй.
Дедушка ваш… форсун он этакий был барин, рассердился наконец на это, призывает его к себе: «На вот, говорит, тебе, братец, и сыновьям твоим вольную; просьба моя одна к тебе, — не
приходи ты больше ко мне назад!» Старик и сыновья ликуют; переехали сейчас в город и заместо того, чтобы
за дело какое приняться, — да, пожалуй, и не умеют никакого дела, — и начали они пить, а сыновья-то, сверх того, начали батьку бить: давай им денег! — думали, что деньги у него есть.
Иван, видя, что дело повернулось в гораздо более умеренную сторону, чем он ожидал, сейчас опять придал себе бахваловато-насмешливую улыбку, проговорил: «Мне как прикажете-с!» — и ушел. Он даже ожидал, что вечером опять
за ним
придут и позовут его в комнаты и что барин ничего ему не скажет, а, напротив, сам еще как будто бы стыдиться его будет.
— Барынька-то у него уж очень люта, — начал он, — лето-то
придет, все посылала меня — выгоняй баб и мальчиков, чтобы грибов и ягод ей набирали; ну, где уж тут: пойдет ли кто охотой… Меня допрежь того невесть как в околотке любили
за мою простоту, а тут в селенье-то
придешь, точно от медведя какого мальчишки и бабы разбегутся, — срам! — а не принесешь ей, — ругается!.. Псит-псит, хуже собаки всякой!.. На последние свои денежки покупывал ей, чтобы только отвязаться, — ей-богу!
Десять мешков я сейчас отдам
за это монастырю; коли, говорю, своих не найду, так прихожане
за меня сложатся; а сделал это потому, что не вытерпел, вина захотелось!» — «Отчего ж, говорит, ты не
пришел и не сказал мне: я бы тебе дал немного, потому — знаю, что болезнь этакая с человеком бывает!..» — «Не посмел, говорю, ваше преподобие!» Однакоже он написал владыке собственноручное письмо, товарищи они были по академии.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый
пришел там
за каким-то дельцем маленьким…
Нечаянный и быстрый отъезд Вихрова из собрания остался далеко не незамеченным, и больше всех он поразил и почти испугал добродушного Кергеля, который нарочно сбегал в переднюю, чтобы узнать, кто именно
приходил за Вихровым, и когда ему сказали, что — m-lle Прыхина, он впал в крайнее недоумение.
Когда Вихров возвращался домой, то Иван не сел, по обыкновению, с кучером на козлах, а поместился на запятках и еле-еле держался
за рессоры: с какой-то радости он счел нужным мертвецки нализаться в городе.
Придя раздевать барина, он был бледен, как полотно, и даже пошатывался немного, но Вихров, чтобы не сердиться, счел лучше уж не замечать этого. Иван, однако, не ограничивался этим и, став перед барином, растопырив ноги, произнес диким голосом...
— Не изменю-с! И как же изменить ее, — продолжал Иван Кононов с некоторою уже усмешкою, — коли я, извините меня на том, вашего духовенства видеть не могу с духом спокойным; кто хошь, кажется,
приди ко мне в дом, — калмык ли, татарин ли, — всех приму, а священников ваших не принимаю,
за что самое они и шлют на меня доносы-то!
— Скажите, monsieur Вихров! — начала, наконец, Юлия с участием. — Вас
прислали сюда
за сочинение ваше?
Те
пришли,
за исключением девки-работницы. Парень явно трепетал всем телом.
— Я-с, — начал он каким-то отрывистым голосом, —
за всенощную пришел-с и спрятался там вверху на этих палатцах-то, что ли, как они там называются?
К губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий — тоже, — и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его,
за ним
прислал губернатор.
Мужик
придет к нему
за требой — непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: «Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть малый ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его в церковь — и на колени: у нас народ этого не любит!
— Иван Алексеевич посылал
за вами, или вы сами
пришли к нему? — продолжал лениво адъютант.
— В кабаке!
За вином всего в третий раз с Сарапкой
пришли, — тут и захватили, а прочую шайку взяли уж по приказу от Сарапки: он им с нищим рукавицу свою послал — и будто бы приказывает, чтобы они выходили в такое-то место; те и вышли, а там солдаты были и переловили их.
— Его поймаешь, — другой на место его
придет и отплатит нам
за него. Мы боимся того, — вся ваша воля, — продолжали говорить мужики.
— Случилось это, — отвечал Живин, встав уже со своего стула и зашагав по балкону… — возвратилась она от братьев, я
пришел, разумеется, к ним, чтобы наведаться об тебе; она, знаешь, так это ласково и любезно приняла меня, что я, разумеется, стал у них часто бывать, а там… слово
за слово, ну, и натопленную печь раскалить опять нетрудно, — в сердчишке-то у меня опять прежний пламень вспыхнул, — она тоже, вижу, ничего: приемлет благосклонно разные мои ей заявления; я подумал: «Что, мол, такое?!» —
пришел раз домой и накатал ей длиннейшее письмо: так и так, желаю получить вашу руку и сердце; ну, и получил теперь все оное!
— А, так вот это кто и что!.. — заревел вдруг Вихров, оставляя Грушу и выходя на средину комнаты: ему
пришло в голову, что Иван нарочно из мести и ревности выстрелил в Грушу. — Ну, так погоди же, постой, я и с тобой рассчитаюсь! — кричал Вихров и взял одно из ружей. — Стой вот тут у притолка, я тебя сейчас самого застрелю; пусть меня сошлют в Сибирь, но кровь
за кровь, злодей ты этакий!
Вихров послал в ту же самую цирюльню
за цирюльником для себя, и тот же самый цирюльник
пришел к нему (в провинции редко и нескоро меняются все публичные предметы). Вихров и на этот раз заговорил с цирюльником о губернаторе.
— Ну, ступайте,
приду! — И вскоре
за тем вышла, с сильно растрепанной головой. Она была довольно молода и недурна собой. — Ну, что вам еще надо? — спросила она генерала.