Неточные совпадения
Одного закала были, хоть по разным
дорогам шли.
— Полно-ка пустое-то городить, — молвил он, маленько помолчав. — Ну что у тебя за сапоги? Стоит ли из-за них грех на душу брать?.. Нет уж, брательник, неча делать, готовь спину под линьки да посиди потом недельки с две в кутузке. Что станешь делать?.. Такой уж грех приключился… А он тебя беспременно заводчиком выставит… Пожалуй еще, вспороть-то тебя вспорют да на придачу по этапу на родину
пошлют. Со всякими тогда, братец, острогами дорогой-то сознакомишься.
Явился на столе самовар, и
пошло угощенье
дорогого гостя редкостным лянсином фу-чу-фу.
Пошли они на Нижний базар. По
дороге купили по душистой дыне да по десятку румяных персиков на поклон Дунюшке, опричь поясков, шитой шелками покрышки на стол и других скитских рукоделий. Опытная в обительском хозяйстве Таифа знала, что скупой сам по себе Марко Данилыч за всякую ласку дочери не пожалеет ничего. Добрались они, наконец, до его квартиры.
— Ишь какой народец проявился!.. Из Москвы, должно быть!.. — громко
дорогой ворчал коридорный. — Не проснись я вовремя, и концы бы в воду…
Пойдем, брат,
пойдем, а поу́тру расправа… Перестанешь чужое платье таскать…
—
Пойдем!..
Пойдем, моя милая,
дорогая моя, — начал было Петр Степаныч, в жарком волненье схватив Фленушку за руку.
Распахнулась там занавеска… «Проснулась, встает моя
дорогая… — думает Петр Степаныч. — Спроважу Ермила, к ней
пойду… Пущай их там постригают!.. А мы?.. Насладимся любовью и все в мире забудем. Пускай их в часовне поют! Мы с нею в блаженстве утонем… Какая ножка у нее, какая…»
Повстречавши
дорогой деревенских девчонок, что из лесу
шли с грибами да с ягодами, тетка Арина посоветовала Абраму купить у ее дочурки за трешницу лукошко ягод.
— Как же мне об нем не задуматься? — грустно ответил Абрам. — Теперь хоть по крестьянству его взять — пахать ли, боронить ли — первый мастак, сеять даже уж выучился. Опять же насчет лошадей… О прядильном деле и поминать нечего, кого хошь спроси, всяк тебе скажет, что супротив Харлама нет другого работника, нет, да никогда и не бывало. У Марка Данилыча вся его нитка на отбор
идет, и продает он ее, слышь,
дороже против всякой другой.
— Эти книги теперь очень редки, — заметила Марья Ивановна. — Иные можно купить разве на вес золота, а пожалуй, и
дороже. А иных и совсем нельзя отыскать. Сам Бог их
послал тебе… Вижу перст Божий… Святый дух своею благостью, видимо, ведет тебя на путь истинного знания, к дверям истинной веры… Блюди же светильник, как мудрая дева, не угашай его в ожидании небесного жениха.
— Истинная правда, сударыня, — отозвался он. — Хозяйский глаз
дороже всего… Чужой человек железным обручем свяжет и то лопается, а хозяин-от лычком подвяжет, так впрок
пойдет.
Повелел Спаситель — вам, врагам, прощати,
Пойдем же мы в царствие тесною
дорогой,
Цари и князи, богаты и нищи,
Всех ты, наш родитель, зовешь к своей пище,
Придет пора-время — все к тебе слетимся,
На тебя, наш пастырь, тогда наглядимся,
От пакостна тела борют здесь нас страсти,
Ты, Господь всесильный, дай нам не отпасти,
Дай ты, царь небесный, веру и надежду,
Одень наши души в небесны одежды,
В путь узкий, прискорбный
идем — помогай нам!
Тень, тень, потетень,
Выше города плетень,
Садись, галка, на плетень!
Галки хохлуши —
Спасенные души,
Воробьи пророки —
Шли по
дороге,
Нашли они книгу.
Что в той книге?
«Надо будет повидать татарина, — подумал Марко Данилыч, укладывая
дорогие подарки, купленные для Дуни. — Дорого запросит, собака!.. Хлябин говорит, меньше тысячи целковых нельзя!.. Шутка сказать!.. На улице не подымешь!.. Лучше б на эту тысячу еще что-нибудь Дунюшке купить. Ну, да так уж и быть —
пойду искать Махметку».
— Нет, этого нет,
слава Богу, — ответил Марко Данилыч. — Недели две тому получил я от нее письмецо невеликое. Пишет таково весело, извещает, что жива и здорова и что Марья Ивановна зачала в
дорогу сряжаться… А вот что на ум мне пришло, — продолжал Марко Данилыч и кликнул в окно: — Фадеев!
Дорогой, однако, они разошлись, каждый
пошел восвояси.
— И не надо, — перебил ее Патап Максимыч. — Без них управимся. А вот покамест до приезда Авдотьи Марковны извольте-ка получить от меня на домашнее хозяйство, — сказал Патап Максимыч. — Да денег-то не жалейте, чтобы все
шло по-прежнему. А приказчику сейчас же велите прийти ко мне. Да лошадок готовили бы, Груне ехать пора. Изготовьте что нужно на
дорогу Авдотье Марковне.
— Не знаю, — грустно ответила Дуня. — Я ведь не на своей воле. Марья Ивановна привезла меня сюда погостить и обещалась тятеньке привезти меня обратно. Да вот
идут день за день, неделя за неделей… а что-то не видать, чтоб она собиралась в
дорогу… А путь не близкий — больше четырехсот верст… Одной как ехать? И
дороги не знаю и страшно… мало ли что может случиться? И жду поневоле… А тут какой-то ихний родственник приедет погостить, Марья Ивановна для него остаться хочет — давно, слышь, не видались.
Чтобы показать Денисову, что стала она чужда людям Божьим, вместо обычного черного платья оделась Дуня в цветное, надела
дорогие серьги, кольца и перстни, а на плечи накинула богатый кружевной платок. Напрасно убеждала ее Марья Ивановна
идти в черном платье, не слушалась Дуня.
— Тоже послушание. Кто желает знать подробно, пускай тот спросит меня наедине. Не всякому открою, а на соборе не скажу ни слова. Там ведь бывают и люди малого ведения, для них это было бы соблазном, навело бы на греховные мысли. Теперь не могу много говорить, все еще утомлен доро́гой…
Пойду отдохну. Когда собор думаешь собрать? — спросил он, обращаясь к Николаю Александрычу.
Поликарп Андреич вдвоем остался с отцом Прохором. Долго рассуждали они, как быть с Дуней. Наконец решили так: только что исправит она свои покупки, отправить ее к отцу с Акулиной Егоровной, а меж тем
послать письмо к Марку Данилычу и отписать, где теперь она находится и в какой день намерена в
дорогу выехать.
— Плачет, убивается, — отвечала Дарья Сергевна. — Да как и не убиваться, Герасим Силыч, девушка молоденькая, никаких делов не знает, а тут еще по приезде-то всего каких-нибудь полчаса родителя в живых видела.
Пошли отдохнуть с
дороги, а тут и приключилась беда. Без памяти теперь лежит, сердечная, сиротка наша бедная, горемычная.
Крепко кутаясь в ватную чуйку, Василий Борисыч
шел все дальше и дальше, по
дороге к смежной деревушке Ежовой, что стояла верстах в полуторах от Осиповки.
Веселая гульба чуть не до света
шла. Не раз порывался домой Василий Борисыч, но парни не пускали, обещаясь проводить до́ дому и
дорогой беречь от волков, а при этом просили поставить на стол кубышечку бальзамчику.
Минею Парамонову с осиповским токарем
идти было по
дороге, но к ним пристал и дюжий Илья, хоть его деревня Пустобоярово была совсем в другой стороне. Молча
шли они, и, когда вышли за ежовскую околицу, вымолвил слово Илья...
— То солдатки, — заметил Никифор, — а эта — отецкая дочь. Патап Максимыч не дозволит, а ежели бы ты и лыжи куда навострил, так от него, друг, не уйдешь: со дна морского достанет… Однако меня дорогой-то порядком изломало.
Пойти бы отдохнуть.
— Так вот, гости мои
дорогие, — немного погодя продолжал свой рассказ Трифон Лохматый, — сынок у меня тысячами ворочает, кажись бы, мог помочь отцу при его крайности, ан нет, не туда оно
пошло, не тем пахнет, женины деньги и все ее именье мой Алексей к своим рукам подобрал, и она, бессчастная, теперь сама без копейки сидит.
На другой либо на третий день приехал в город Патап Максимыч и познакомился с известным ему заочно Мокеем Данилычем. Не на долгое время приехала и Груня порадоваться радости давнишнего своего друга. Кроме Патапа Максимыча, приехал Чубалов, и
пошел у молодых пир, где
дорогими гостями были и Колышкины муж с женой. Патап Максимыч звал выходца на русскую землю из бусурманского плена к себе в Осиповку и отправился вместе с ним за Волгу.
— Очень даже недолго, — отвечал Алексей. — Тут он со своими приятелями по каким-то случаям вздумал за рекой за Ветлугой на пустом месте золото искать и по доверию ко мне меня
послал туда. Тут-то
дорогой и спознался я с теперешней женой моей Марьей Гавриловной.
— Ах ты, мой любезненький, гость ты мой
дорогой! — вскрикнул игумен, обнимая чиновника и лобызаясь с ним, — как же смею я быть пред тобой не во всем иночестве! А ты пойдем-ка со мной вот сюда.