Неточные совпадения
— Гости у нас вечор засиделись, — объясняла ему стряпка. — Ну, выпили малость
с отцом Макаром да
с мельником. У них ведь компания до белого свету. Люты пить… Пельмени заказали рыбные, — ну, и компанились. Мельник Ермилыч
с радостей и ночевать у нас
остался.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного
осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они
с бору да
с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
Колобов совсем отвык от маленьких детей и не знал, как ему разговаривать
с Устюшей. Впрочем, девочка недолго
оставалась у отца и убежала в кухню к няне.
Галактиону Михеичу вдруг сделалось совестно, потому что он не мог ответить невесте так же искренне и просто. Собственно невеста ему и нравилась, ему хотелось иногда ее приласкать, сказать ласковое словечко, но все как-то не выходило, да и свадебные гости мешали. Жениху
с невестой не приходилось
оставаться с глазу на глаз.
Харитона Артемьевича не было дома, — он уехал куда-то по делам в степь. Агния уже третий день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не
осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась
с своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.
У Штоффа была уже своя выездная лошадь, на которой они и отправились в думу. Галактион опять начал испытывать смущение.
С чего он-то едет в думу? Там все свои соберутся, а он для всех чужой.
Оставалось положиться на опытность Штоффа. Новая дума помещалась рядом
с полицией. Это было новое двухэтажное здание, еще не оштукатуренное. У подъезда стояло несколько хозяйских экипажей.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников
остался таким же купцом, как и другие,
с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он
с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и
с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и
с первого раза заявил...
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки
оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и
с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
Отправив домой Дидю и гувернантку, Стабровский
остался для окончательных переговоров
с Тарасом Семенычем. Они сидели теперь в маленьком кабинете. Стабровский закурил сигару и заговорил...
— Иначе не можно… Раньше я думал, что она будет только приезжать учиться вместе
с Дидей, но из этого ничего не выйдет. Конечно, мы сделаем это не вдруг: сначала Устенька будет приходить на уроки, потом будет
оставаться погостить на несколько дней, а уж потом переедет совсем.
Встреча
с Лиодором в Кунаре окончательно вырешила дело. Галактион дальше не мог
оставаться у тестя. Он нанял себе небольшую квартирку за хлебным рынком и переехал туда
с семьей. Благодаря бубновскому конкурсу он мог теперь прожить до открытия банка, когда Штофф обещал ему место члена правления
с жалованьем в пять тысяч.
Оставалось восстановить только факт, что он кутал именно
с этой девкой.
— Впрочем, вам теперь много хлопот
с Харитиной, — язвила она
с женскою жестокостью. — У нее только и
осталось, что дала ей природа.
— А угощенье, которым ворота запирают, дома
осталось. Ха-ха! Ловко я попа донял… Ну, нечего делать, будем угощаться сами, благо я
с собой захватил бутылочку.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие
остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку
с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
Какое-то странное волнение охватило Галактиона, точно он боялся чего-то не довезти и потерять дорогой. А потом эта очищающая жажда высказаться, выложить всю душу… Ему сделалось даже страшно при мысли, что отец мог вдруг умереть, и он
остался бы навсегда
с тяжестью на душе.
— Молода ты, Харитина, —
с подавленною тоской повторял Полуянов,
с отеческой нежностью глядя на жену. — Какой я тебе муж был? Так, одно зверство. Если бы тебе настоящего мужа… Ну, да что об этом говорить! Вот
останешься одна, так тогда устраивайся уж по-новому.
— Мамынька, ведь нам
с ней не детей крестить, — совершенно резонно объяснила Серафима. — А если бог посылает Агнии судьбу… Не век же ей в девках вековать. Пьяница проспится, а дурак
останется дураком.
В жизни нового банка на первых же порах возникало крупное недоразумение
с Ечкиным, который
остался в Петербурге, устраивая акции нового банка на бирже.
— Дело вот в чем, Галактион Михеич… Гм… Видите ли, нам приходится бороться главным образом
с Прохоровым… да. И мне хотелось бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры. Понимаете, мне самому это сделать неудобно, а вы посторонний человек. Необходимые инструкции я вам дам, и
остается только выдержать характер. Все дело в характере.
Для него
оставалось много непонятного, начиная
с собственного положения.
Под этим настроением Галактион вернулся домой. В последнее время ему так тяжело было
оставаться подолгу дома, хотя,
с другой стороны, и деваться было некуда. Сейчас у Галактиона мелькнула было мысль о том, чтобы зайти к Харитине, но он удержался. Что ему там делать? Да и нехорошо… Муж в остроге, а он будет за женой ухаживать.
Что было делать Замараеву? Предупредить мужа, поговорить откровенно
с самой, объяснить все Анфусе Гавриловне, — ни то, ни другое, ни третье не входило в его планы.
С какой он стати будет вмешиваться в чужие дела? Да и доказать это трудно, а он может
остаться в дураках.
— Они-с… Я ведь у них проживаю и все вижу, а сказать никому не смею, даже богоданной маменьке. Не поверят-с. И даже меня же могут завинить в напраслине. Жена перед мужем всегда выправится, и я же
останусь в дураках. Это я насчет Галактиона, сестрица. А вот ежели бы вы, напримерно, вечером заглянули к ним, так собственноручно увидели бы всю грусть. Весьма жаль.
— Ну, ну, ладно… Притвори-ка дверь-то. Ладно… Так вот какое дело. Приходится везти мне эту стеариновую фабрику на своем горбу… Понимаешь? Деньжонки у меня есть… ну, наскребу тысяч
с сотню. Ежели их отдать — у самого ничего не
останется. Жаль… Тоже наживал… да. Я и хочу так сделать: переведу весь капитал на жену, а сам тоже буду векселя давать, как Ечкин. Ты ведь знаешь законы, так как это самое дело, по-твоему?
Вахрушка пробежал село из конца в конец раз десять. Ноги уже плохо его слушались, но жажда
оставалась. Ведь другого раза не будет, и Вахрушка пробивался к кабацкой стойке
с отчаянною энергией умирающего от жажды. Закончилась эта проба тем, что старик, наконец, свалился мертвецки пьяным у прохоровского кабака.
Конечно, все это было глупо, но уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не думать о проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело
с открытым врагом совсем не то, что
с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него целою шайкой.
Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Ечкину
оставалось только пожимать плечами, точно его просили снять
с неба луну.
Встреча
с отцом вышла самая неудобная, и Галактион потом пожалел, что ничего не сделал для отца. Он говорил со стариком не как сын, а как член банковского правления, и старик этого не хотел понять. Да и можно бы все устроить, если бы не Мышников, — у Галактиона
с последним
оставались попрежнему натянутые отношения. Для очищения совести Галактион отправился к Стабровскому, чтобы переговорить
с ним на дому. Как на грех, Стабровский куда-то уехал. Галактиона приняла Устенька.
Стабровский кое-как уговорил мисс Дудль
остаться, и это послужило только к тому, что Дидя окончательно ее возненавидела и начала преследовать
с ловкостью обезьяны. Изобретательность маленького инквизитора, казалось, не имела границ, и только английское терпение мисс Дудль могло переносить эту домашнюю войну. Дидя травила англичанку на каждом шагу и, наконец, заявила ей в глаза.
Надулась, к удивлению, Харитина и спряталась в каюте. Она живо представила себе самую обидную картину торжественного появления «Первинки» в Заполье, причем
с Галактионом будет не она, а Ечкин. Это ее возмущало до слез, и она решила про себя, что сама поедет в Заполье, а там будь что будет: семь бед — один ответ. Но до поры до времени она сдержалась и ничего не сказала Галактиону. Он-то думает, что она
останется в Городище, а она вдруг на «Первинке» вместе
с ним приедет в Заполье. Ничего, пусть позлится.
Значит,
оставалось опять жить
с Галактионом и терпеть новые побои, — она сознавала, что нынешний день только начало еще худших дней.
Проезжая мимо Суслона, Луковников завернул к старому благоприятелю попу Макару. Уже в больших годах был поп Макар, а все
оставался такой же. Такой же худенький, и хоть бы один седой волос. Только
с каждым годом старик делался все ниже, точно его гнула рука времени. Поп Макар ужасно обрадовался дорогому гостю и под руку повел его в горницы.
— Позовите сюда Галактиона Михеича, — решила невеста. — Я сама
с ним поговорю. А главное — чтоб он не
оставался с глазу на глаз
с Симоном.
Симон чуть не плакал. Он надеялся через женитьбу вырваться
с мельницы, а тут выходило так, что нужно было возвращаться туда же со старою «молодой». Получился один срам.
Оставалась последняя надежда на Замараева.
Емельян уехал
с женой в Заполье, а на мельнице
оставался один Симон. В первую минуту старик не узнал сына, — так он изменился за этот короткий срок.
— Дидя, а иллюзии? Ведь в жизни иллюзия — все… Отними ее — и ничего не
останется. Жизнь в том и заключается, что постепенно падает эта способность к иллюзии, падает светлая молодая вера в принцев и принцесс, понижается вообще самый appetitus vitae… Это — печальное достояние нас, стариков, и мне прямо больно слышать это от тебя. Ты начинаешь
с того, чем обыкновенно кончают.
В Заполье
оставался один крупный мучник, старик Луковников, да и тот как раз уже разорился, и вальцовая мельница, стоившая до четырехсот тысяч, ушла
с торгов всего за тридцать.