Неточные совпадения
— Как хотите. Вы устали, служба сегодня долгая
будет, оставайтесь
дома.
В доме-то что у них из-за этого
было, страсти Божьи, как, бывало, расскажут.
А Великий пост
был: у нас в
доме как вот словно в монастыре, опричь грибов ничего не варили, да и то по середам и по пятницам без масла.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто
есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного
дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа,
будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
— Как
есть черт из болота, — и, вздохнув, поплелся по направлению к
дому камергерши Меревой.
Двор, принадлежащий к
дому камергерши,
был не из модных, не из новых помещичьих дворов.
Окна парадных комнат
дома выходили на гору, на которой
был разбит новый английский сад, и под ней катилась светлая Рыбница, а все жилые и вообще непарадные комнаты смотрели на двор.
— Маленькое! Это тебе так кажется после Москвы. Все такое же, как и
было. Ты смотри, смотри, вон судьи
дом, вон бойницы за городом, где скот бьют, вон каланча. Каланча-то, видишь желтую каланчу? Это над городническим
домом.
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не
было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон
дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают. Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
— Бог знает, — поле и наш
дом, должно
быть, видны. Впрочем, я, право, не знаю, и меня теперь это вовсе не занимает.
— Полноте, что вам там
дома с своим стариком делать? У нас вот
будет какой гусарчик Канивцов — чудо!
— Это гадко, а не просто нехорошо. Парень слоняется из
дома в
дом по барынькам да сударынькам, везде ему рады. Да и отчего ж нет? Человек молодой, недурен, говорить не дурак, — а
дома пустые комнаты да женины капризы помнятся; эй, глядите, друзья, попомните мое слово:
будет у вас эта милая Зиночка ни девушка, ни вдова, ни замужняя жена.
— Да что тут за сцены! Велел тихо-спокойно запрячь карету, объявил рабе божией: «поезжай, мол, матушка, честью, а не поедешь, повезут поневоле», вот и вся недолга. И поедет, как увидит, что с ней не шутки шутят, и с мужем из-за вздоров разъезжаться по пяти раз на год не станет. Тебя же еще
будет благодарить и носа с прежними штуками в отцовский
дом, срамница этакая, не покажет. — А Лиза как?
— Ну,
будь по-твоему, ну, повес; а все же не выгонять их из
дому, когда девушки в
доме. Игуменья промолчала.
— То-то хорошо. Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила, смеясь, игуменья, — что если Лизу
будут обижать
дома, то я ее к себе в монастырь возьму. Не смейся, не смейся, а скажи. Я без шуток говорю: если увижу, что вы не хотите дать ей жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо сказать, настоящая Сибирь, как
есть Сибирь. Мы словно как в гробу живем. Окна в
доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем старые да кволые. Все-то наши в городе, и таково-то нам часом бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют, так инда даже будто как и жутко станет.
— Ну, ты, Помада, грей вино, да хлопочи о помещении для Лизаветы Егоровны. Вам теперь прежде всего нужно тепло да покой, а там увидим, что
будет. Только здесь, в нетопленом
доме, вам ночевать нельзя.
Женни, точно,
была рукодельница и штопала отцовские носки с бульшим удовольствием, чем исправникова дочь вязала бисерные кошельки и подставки к лампам и подсвечникам. Вообще она стала хозяйкой не для блезиру, а взялась за дело плотно, без шума, без треска, тихо, но так солидно, что и люди и старик-отец тотчас почувствовали, что в
доме есть настоящая хозяйка, которая все видит и обо всех помнит.
Все эти люди вынесли из родительского
дома одно благословение: «
будь богат и знатен», одну заповедь: «делай себе карьеру».
Это дело делать у нее сводилось к исполнению женских обязанностей
дома для того, чтобы всем в
доме было как можно легче, отраднее и лучше.
— А дальше
дома были обмороки, стенания, крики «опозорила», «осрамила», «обесчестила» и тому подобное. Даже отец закричал и даже…
Это
была первая неприятность, которую Женни испытала в отцовском
доме.
Все ставни в бахаревском
доме были открыты, и в некоторых окнах отворены форточки.
— Я завтра еду, все уложено: это мой дорожный наряд. Сегодня открыли
дом, день
был такой хороший, я все ходила по пустым комнатам, так славно. Вы знаете весь наш
дом?
— Хорошо, Лизавета Егоровна,
буду думать, — шутливо ответил доктор и поехал крупной рысью в город, а Лиза с Помадою пошли к
дому.
Письмо это
было вложено в книгу, зашитую в холст и переданную через приказчиков Никона Родионовича его московскому поверенному, который должен
был собственноручно вручить эту посылку иностранцу Райнеру, проживающему в
доме купчихи Козодавлевой, вблизи Лефортовского дворца.
— Ты того, Петруха… ты не этого… не падай духом. Все, брат, надо переносить. У нас в полку тоже это случилось. У нас раз этого ротмистра разжаловали в солдаты. Разжаловали, пять лет
был в солдатах, а потом отличился и опять пошел: теперь полицеймейстером служит на Волге; женился на немке и два
дома собственные купил. Ты не огорчайся: мало ли что в молодости бывает!
Летнее его положение в
доме Бахаревых не похоже
было на его зимнее здешнее положение.
Кроме лиц, вошедших в
дом Гловацкого вслед за Сафьяносом, теперь в зале
был Розанов. Он
был в довольно поношенном, но ловко сшитом форменном фраке, тщательно выбритый и причесанный, но очень странный. Смирно и потерянно, как семинарист в помещичьем
доме, стоял он, скрестив на груди руки, у одного окна залы, и по лицу его то там, то сям беспрестанно проступали пятна.
Странно
было видеть нынешнюю застенчивость и робость Розанова в
доме, где он
был всегда милым гостем и держался без церемонии.
В
доме смотрителя все ходили на цыпочках и говорили вполголоса. Петр Лукич
был очень трудно болен.
Но только во всем, что произошло около нас с тех пор, как вы
дома, я не вижу ничего, что
было бы из ряда вон.
— Конечно, в этом не может
быть никакого сомнения. Тут
было все: и недостатки, и необходимость пользоваться источниками доходов, которые ему всегда
были гадки, и вражда вне
дома, и вражда в
доме: ведь это каторга! Я не знаю, как он до сих пор терпел.
Дом этот
был похож на многие домы Лефортовской части. Он
был деревянный, на каменном полуэтаже. По улице он выходил в пять окон, во двор в четыре, с подъездом сбоку. Каменный полуэтаж
был густо выбелен мелом, а деревянный верх выкрашен грязновато-желтою охрой.
Нечай только напрасно рассчитывал вспоминать с Розановым на свободе старину или играть с ним в шахи. Ни для того, ни для другого у него не
было свободного времени. Утро выгоняло его из
дома, и поздний вечер не всегда заставал его
дома.
Благодаря строгой бережливости Дарьи Афанасьевны в
доме Нечая не
было видно грязной, неряшливой нужды, но концы едва-едва сходились с концами, и чистенькая бедность
была видна каждому, кто умел бы повсмотреться в детские платьица и перештопанные холстинковые капотики самой Дарьи Афанасьевны.
В том каменном полуэтаже, над которым находилась квартира Нечая,
было также пять жилых комнат. Три из них занимала хозяйка
дома, штабс-капитанша Давыдовская, а две нанимал корректор одной большой московской типографии, Ардалион Михайлович Арапов.
Давыдовская
была дородная, белокурая барыня с пробором на боку, с победоносным взором, веселым лицом, полным подбородком и обилием всяких телес. Она
была природная дедичка своего
дома и распоряжалась им полновластною госпожою.
И Давыдовская, и ее постоялец
были ежедневными посетителями Нечаев. Даже мало сказать, что они
были ежедневными посетителями, — они вертелись там постоянно, когда им некуда
было деться, когда у себя им
было скучно или когда никуда не хотелось идти из
дома.
В одну прелестную лунную ночь, так в конце августа или в начале сентября, они вышли из
дома погулять и шаг за шагом, молча дошли до Театральной площади. Кто знает Москву, тот может себе представить, какой это
был сломан путь.
В роковой час полудня взвод французских гренадер вынес из
дома ландсмана шест с куском белого полотна, на котором
был нашит красный крест. [Автор надеется, что для него необязательно следовать неотступно свидетельствам Тьера (прим. Лескова).]
В
доме старого пивовара всем
было хорошо.
Германская революция
была во всем разгаре. Старик Райнер оставался
дома и не принимал в ней, по-видимому, никакого непосредственного участия, но к нему беспрестанно заезжали какие-то новые люди. Он всегда говорил с этими людьми, запершись в своем кабинете, давал им проводников, лошадей и денег и сам находился в постоянном волнении.
Отцу
было не до сына в это время, и он согласился, а мать
была рада, что бабушка увезет ее сокровище из
дома, который с часу на час более и более наполнялся революционерами.
Молодому Райнеру после смерти матери часто тяжел
был вид опустевшего
дома, и он нередко уходил из него на целые дни. С книгою в руках ложился он на живописный обрыв какой-нибудь скалы и читал, читал или думал, пока усталость сжимала его глаза.
Просьба старика
была выполнена самым удовлетворительным образом. Через месяц после приезда в Лондон молодой Райнер
был подручным клерком у Джемса Смита и имел вход в несколько семейных
домов самых разных слоев.
— Низость, это низость — ходить в
дом к честной женщине и
петь на ее счет такие гнусные песни. Здесь нет ее детей, и я отвечаю за нее каждому, кто еще скажет на ее счет хоть одно непристойное слово.
Рациборский между слов узнал, что Розанов скоро познакомится с маркизой, и сказал, что ему
будет очень приятно с ним там встречаться, что это
дом очень почтенный.
На Чистых Прудах все
дома имеют какую-то пытливую физиономию. Все они точно к чему-то прислушиваются и спрашивают: «что там такое?» Между этими
домами самую любопытную физиономию имел
дом полковника Сте—цкого. Этот
дом не только спрашивал: «что там такое?», но он говорил: «ах,
будьте милосердны, скажите, пожалуйста, что там такое?»
Эти-то шесть женщин, т. е. пять сестер Ярославцевых и маркиза де Бараль, назывались в некоторых московских кружках углекислыми феями Чистых Прудов, а
дом, в котором они обитали,
был известен под именем вдовьего загона.