Неточные совпадения
— Началась, — говорит, — эта дрянная и недостойная
разума человеческого жизнь с того дня, как первая человеческая личность оторвалась от чудотворной силы народа, от массы, матери своей, и сжалась со страха перед одиночеством и бессилием своим в ничтожный и злой комок мелких желаний, комок, который наречён был — «я». Вот это самое «я» и есть злейший враг человека! На дело самозащиты своей и утверждения своего среди земли оно бесполезно убило все силы духа, все
великие способности к созданию духовных благ.
«Тело есть
великий разум, это — множественность, объединенная одним сознанием. Лишь орудием твоего тела является и малый твой разум, твой «ум», как ты его называешь, о, брат мой, — он лишь простое орудие, лишь игрушка твоего великого разума».
Но еще больше я встретил голого, правдивого ужаса, и безнадежных горьких слез, и исступленных криков отчаяния, когда сам
великий разум в напряжении всех своих сил выкрикивал из человека последнюю мольбу, последнее свое проклятие:
Но
великий разум, который путем долгого искуса и страдания я открыл во всех явлениях жизни, да рассеет перед вами ту прозрачную мглу, которую люди неумные, невежественные и часто лицемерные набрасывают на важнейшие стороны жизни человека.
Неточные совпадения
Вожеватов (Огудаловой). Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна, позавидуешь! (Карандышеву.) Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй
разум потеряешь. Вам можно все: вы капиталу не проживете, потому его нет, а уж мы такие горькие зародились на свет, у нас дела очень
велики, так нам разума-то терять и нельзя.
Они полагали, что делить предрассудки народа — значит быть с ним в единстве, что жертвовать своим
разумом, вместо того чтоб развивать
разум в народе, —
великий акт смирения.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем
великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту
разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против
разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Он проповедует смирение
разума перед историческими силами, признает особую нравственность для завоевателей, для
великих художников и пр.
Если бы силы мои достаточны были, представил бы я, как постепенно
великий муж водворял в понятие свое понятия чуждые, кои, преобразовавшись в душе его и
разуме, в новом виде явилися в его творениях или родили совсем другие, уму человеческому доселе недоведомые.