— Удивительно неряшливый и уродливый человек. Но, когда о любви говорят такие… неудачные люди, я очень верю в их искренность и… в глубину их чувства. Лучшее, что я
слышала о любви и женщине, говорил один горбатый.
Неточные совпадения
— И потом, — продолжала девушка, — у них все как-то перевернуто. Мне кажется, что они говорят
о любви к народу с ненавистью, а
о ненависти к властям — с
любовью. По крайней мере я так
слышу.
Во флигеле Клим чувствовал себя все более не на месте. Все, что говорилось там
о народе,
о любви к народу, было с детства знакомо ему, все слова звучали пусто, ничего не задевая в нем. Они отягощали скукой, и Клим приучил себя не
слышать их.
Макаров ходил пешком по деревням, монастырям, рассказывал об этом, как
о путешествии по чужой стране, но
о чем бы он ни рассказывал, Клим
слышал, что он думает и говорит
о женщинах,
о любви.
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах познания», кажется? Нет, «
О третьем инстинкте», но это именно инстинкт познания. Я — невежда в философии, но — мне понравилось: он доказывал, что познание такая же сила, как
любовь и голод. Я никогда не
слышала этого… в такой форме.
— Подумайте, Клим Иванович,
о себе, подумайте без страха пред словами и с
любовью к родине, — посоветовал жандарм, и в голосе его Клим
услышал ноты искреннего доброжелательства.
Неточные совпадения
— Разве вы не знаете, что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего себя,
любовь… да. Я не могу думать
о вас и
о себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я не вижу впереди возможности спокойствия ни для себя, ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья, какого счастья!.. Разве оно не возможно? — прибавил он одними губами; но она
слышала.
Замечу кстати: все поэты — //
Любви мечтательной друзья. // Бывало, милые предметы // Мне снились, и душа моя // Их образ тайный сохранила; // Их после муза оживила: // Так я, беспечен, воспевал // И деву гор, мой идеал, // И пленниц берегов Салгира. // Теперь от вас, мои друзья, // Вопрос нередко
слышу я: // «
О ком твоя вздыхает лира? // Кому, в толпе ревнивых дев, // Ты посвятил ее напев?
Не мадригалы Ленский пишет // В альбоме Ольги молодой; // Его перо
любовью дышит, // Не хладно блещет остротой; // Что ни заметит, ни
услышит // Об Ольге, он про то и пишет: // И полны истины живой // Текут элегии рекой. // Так ты, Языков вдохновенный, // В порывах сердца своего, // Поешь бог ведает кого, // И свод элегий драгоценный // Представит некогда тебе // Всю повесть
о твоей судьбе.
Адриатические волны, //
О Брента! нет, увижу вас // И, вдохновенья снова полный, //
Услышу ваш волшебный глас! // Он свят для внуков Аполлона; // По гордой лире Альбиона // Он мне знаком, он мне родной. // Ночей Италии златой // Я негой наслажусь на воле // С венецианкою младой, // То говорливой, то немой, // Плывя в таинственной гондоле; // С ней обретут уста мои // Язык Петрарки и
любви.
— Я не могу
слышать равнодушно, когда нападают на женщин, — продолжала Евдоксия. — Это ужасно, ужасно. Вместо того чтобы нападать на них, прочтите лучше книгу Мишле «De l’amour». [
О любви (фр.).] Это чудо! Господа, будемте говорить
о любви, — прибавила Евдоксия, томно уронив руку на смятую подушку дивана.