Неточные совпадения
Споры с Марьей Романовной кончились тем, что однажды утром она ушла со двора вслед за возом своих вещей, ушла, не простясь ни с кем, шагая величественно, как всегда,
держа в одной
руке саквояж с инструментами, а другой прижимая к плоской груди черного, зеленоглазого кота.
— Это — глупо, милый. Это глупо, — повторила она и задумалась, гладя его щеку легкой, душистой
рукой. Клим замолчал, ожидая, что она скажет: «Я люблю тебя», — но она не успела сделать этого, пришел Варавка,
держа себя за бороду, сел на постель, шутливо говоря...
Началось это с того, что однажды, опоздав на урок, Клим Самгин быстро шагал сквозь густую муть февральской метели и вдруг, недалеко от желтого здания гимназии, наскочил на Дронова, — Иван стоял на панели,
держа в одной
руке ремень ранца, закинутого за спину, другую
руку, с фуражкой в ней, он опустил вдоль тела.
Размахивая тонкими
руками, прижимая их ко впалой груди, он
держал голову так странно, точно его, когда-то, сильно ударили в подбородок, с той поры он, невольно взмахнув головой, уже не может опустить ее и навсегда принужден смотреть вверх.
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул
руку и опустил ее: Яков Самгин,
держа в одной
руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав
руку племянника темной, костлявой
рукой, спросил глухо...
Несколько смешна была ее преувеличенная чистоплотность, почти болезненное отвращение к пыли, сору, уличной грязи; прежде чем сесть, она пытливо осматривала стул, кресло, незаметно обмахивая платочком сидение;
подержав в
руке какую-либо вещь, она тотчас вытирала пальцы.
— Нет, вы подумайте, — полушепотом говорила Нехаева, наклонясь к нему,
держа в воздухе дрожащую
руку с тоненькими косточками пальцев; глаза ее неестественно расширены, лицо казалось еще более острым, чем всегда было. Он прислонился к спинке стула, слушая вкрадчивый полушепот.
Иноков,
держа сигару, как свечку, пальцем левой
руки разрубал синие спирали дыма.
Туробоев отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами. В одной
руке он
держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
—
Держи, православные! — ревел Панов и, отпрыгивая, размахивал
руками.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику,
держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в
руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.
Пред Самгиным вставала картина бессмысленного и тревожного метания из стороны в сторону. Казалось, что Иноков катается по земле, точно орех по тарелке, которую
держит и трясет чья-то нетерпеливая
рука.
Точно уколотый или внезапно вспомнив нечто тревожное, Диомидов соскочил со стула и начал молча совать всем
руку свою. Клим нашел, что Лидия
держала эту слишком белую
руку в своей на несколько секунд больше, чем следует. Студент Маракуев тоже простился; он еще в комнате молодецки надел фуражку на затылок.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет в женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы на его голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной
руке он
держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Лидия сидела в столовой на диване,
держа в
руках газету, но глядя через нее в пол.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и
держит меч на вытянутых
руках, глядя покорными глазами в лицо матери.
— Вероятно, не все, — сердито и неуместно громко ответил Иноков; он шел,
держа шляпу в
руке, нахмурясь, глядя в землю.
Но из двери ресторана выскочил на террасу огромной черной птицей Иноков в своей разлетайке, в одной
руке он
держал шляпу, а другую вытянул вперед так, как будто в ней была шпага. О шпаге Самгин подумал потому, что и неожиданным появлением своим и всею фигурой Иноков напомнил ему мелодраматического героя дон-Цезаря де-Базан.
Надув волосатое лицо, он действовал не торопясь, в жестах его было что-то даже пренебрежительное; по тому, как он
держал в
руках бумаги, было видно, что он часто играет в карты.
— Да, вот и вас окрестили, — сказал редактор, крепко пожимая
руку Самгина, и распустил обиженную губу свою широкой улыбкой. Робинзон радостно сообщил, что его обыскивали трижды, пять с половиной месяцев
держали в тюрьме, полтора года в ссылке, в Уржуме.
— Как не стыдно! — воскликнула она,
держа его
руку. — Приехал и — глаз не кажет, злодей!
Свесив с койки ноги в сапогах, давно не чищенных, ошарканных галошами, опираясь спиною о стену, Кутузов
держал в одной
руке блюдце, в другой стакан чаю и говорил знакомое Климу...
Самгин чувствовал себя неловко, Лидия села на диван, поджав под себя ноги,
держа чашку в
руках и молча, вспоминающими глазами, как-то бесцеремонно рассматривала его.
Но уйти он не торопился, стоял пред Варварой,
держа ее
руку в своей, и думал, что дома его ждет скука, ждут беспокойные мысли о Лидии, о себе.
Варвара достала где-то и подарила ему фотографию с другого рисунка: на фоне полуразрушенной деревни стоял царь, нагой, в короне, и
держал себя
руками за фаллос, — «Самодержец», — гласила подпись.
Но — передумал и, через несколько дней, одетый алхимиком, стоял в знакомой прихожей Лютова у столика, за которым сидела, отбирая билеты, монахиня, лицо ее было прикрыто полумаской, но по неохотной улыбке тонких губ Самгин тотчас же узнал, кто это. У дверей в зал раскачивался Лютов в парчовом кафтане, в мурмолке и сафьяновых сапогах;
держа в
руке, точно зонтик, кривую саблю, он покрякивал, покашливал и, отвешивая гостям поклоны приказчика, говорил однообразно и озабоченно...
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла в песню недобрые словечки, у нее, должно быть, был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея. В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы ног, сафьяновые сапоги его мягко скрипели, саблю он
держал обеими
руками, за эфес и за конец, поперек живота; писатель, прижимаясь плечом к нему, ворчал...
Лютов, балансируя,
держа саблю под мышкой, вытянув шею, двигался в зал, за ним шел писатель, дирижируя
рукою с бутербродом в ней.
— Верно! — сказал Тагильский,
держа шлем в
руке, точно слепой нищий чашку.
Со стен смотрели на Самгина лица mademoiselle Клерон, Марс, Жюдик и еще многих женщин, он освещал их,
держа лампу в
руке, и сегодня они казались более порочными, чем всегда.
Держа в
руках чашку чая, Варвара слушала ее почтительно и с тем напряжением, которое является на лице человека, когда он и хочет, но не может попасть в тон собеседника.
— Случай — исключительный, — сказал доктор, открывая окна; затем подошел к столу, налил стакан кофе, походил по комнате,
держа стакан в
руках, и, присев к столу, пожаловался...
— И без рупора слышно, — ответил человек,
держа в
руке ломоть хлеба и наблюдая, как течение подбивает баркас ближе к нему. Трифонов грозно взмахнул рупором...
— Четвертную, — сказал человек, не повышая голоса, и начал жевать,
держа в одной
руке нож, другой подкатывая к себе арбуз.
Из толпы вывернулся Митрофанов, зажав шапку под мышкой,
держа в
руке серебряные часы, встал рядом и сказал вполголоса, заикаясь...
— Как это? — спросил Митрофанов,
держа рюмку в
руке на уровне рта, а когда Клим повторил, он, поставив на стол невыпитую рюмку, нахмурился, вдумываясь и мигая.
Когда он вышел из уборной, встречу ему по стене коридора подвинулся, как тень, повар,
держа в
руке колпак и белый весь, точно покойник.
Поздно вечером к нему в гостиницу явился человек среднего роста, очень стройный, но голова у него была несоразмерно велика, и поэтому он казался маленьким. Коротко остриженные, но прямые и жесткие волосы на голове торчали в разные стороны, еще более увеличивая ее. На круглом, бритом лице — круглые выкатившиеся глаза, толстые губы, верхнюю украшали щетинистые усы, и губа казалась презрительно вздернутой. Одет он в белый китель, высокие сапоги, в
руке держал солидную палку.
— Только? — спросил он, приняв из
рук Самгина письмо и маленький пакет книг; взвесил пакет на ладони, положил его на пол, ногою задвинул под диван и стал читать письмо,
держа его близко пред лицом у правого глаза, а прочитав, сказал...
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной
рукой он обнимал большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой
держал пестрый ее платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
Он отошел к столу, накапал лекарства в стакан, дал Климу выпить, потом налил себе чаю и,
держа стакан в
руках, неловко сел на стул у постели.
Человека с французской бородкой не слушали, но он, придерживая одной
рукой пенсне, другой
держал пред лицом своим записную книжку и читал...
Особенно звонко и тревожно кричали женщины. Самгина подтолкнули к свалке, он очутился очень близко к человеку с флагом, тот все еще
держал его над головой, вытянув
руку удивительно прямо: флаг был не больше головного платка, очень яркий, и струился в воздухе, точно пытаясь сорваться с палки. Самгин толкал спиною и плечами людей сзади себя, уверенный, что человека с флагом будут бить. Но высокий, рыжеусый, похожий на переодетого солдата, легко согнул
руку, державшую флаг, и сказал...
У дома, где жил и умер Пушкин, стоял старик из «Сказки о рыбаке и рыбке», — сивобородый старик в женской ватной кофте, на голове у него трепаная шапка, он
держал в
руке обломок кирпича.
Он сказал адрес, сунул в
руку Самгина какие-то листочки, поправил шапку и, махнув
рукою, пошел назад,
держа голову так неподвижно, как будто боялся потерять ее.
— Вот и еще раз мы должны побеседовать, Клим Иванович, — сказал полковник, поднимаясь из-за стола и предусмотрительно
держа в одной
руке портсигар, в другой — бумаги. — Прошу! — любезно указал он на стул по другую сторону стола и углубился в чтение бумаг.
Рядом с ним мелко шагал, тыкая в землю зонтиком, бережно
держа в
руке фуражку, историк Козлов, розовое его личико было смочено потом или слезами, он тоже пел, рот его открыт, губы шевелились, но голоса не слышно было, над ним возвышалось слепое, курдючное лицо Воронова, с круглой дырой в овчинной бороде.
Мостовую перешел человек в резиновых калошах на босую ногу, он
держал в
руках двухствольное ружье.
На нем незастегнутое пальто, в одной
руке он
держал шляпу, в другой — бутылку водки. Судя по мутным глазам, он сильно выпил, но его кривые ноги шагали твердо.
Самгин, передвигаясь с людями, видел, что казаки разбиты на кучки, на единицы и не нападают, а защищаются; уже несколько всадников сидело в седлах спокойно,
держа поводья обеими
руками, а один, без фуражки, сморщив лицо, трясся, точно смеясь. Самгин двигался и кричал...