Неточные совпадения
В Петербурге он слыл за человека с
деньгами, и, может
быть, не без причины; служил при каком-то важном лице чиновником особых поручений и носил несколько ленточек в петлице фрака; жил на большой улице, занимал хорошую квартиру, держал троих людей и столько же лошадей.
— У него
есть такт, — говорил он одному своему компаниону по заводу, — чего бы я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит ко мне без зову; и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет; и
денег не просит: он малый покойный.
Есть странности… лезет целоваться, говорит, как семинарист… ну, да от этого отвыкнет; и то хорошо, что он не сел мне на шею.
Есть известность, а славы что-то не слыхать, или она придумала другой способ проявляться: кто лучше пишет, тому больше
денег, кто хуже — не прогневайся.
Денег у него, по его мнению,
было больше, нежели сколько нужно, а по мнению дяди, еще недовольно.
— Не бойтесь, дядюшка, — говорил на это Александр, — худо, когда мало
денег, много мне не нужно, а довольно — у меня
есть.
Ему противно
было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общим и одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот, думал, малый заленится, замотается, придет к нему за
деньгами, сядет на шею.
А дядя
был все тот же: он ни о чем не расспрашивал племянника, не замечал или не хотел заметить его проделок. Видя, что положение Александра не изменяется, что он ведет прежний образ жизни, не просит у него
денег, он стал с ним ласков по-прежнему и слегка упрекал, что редко бывает у него.
— Какое горе? Дома у тебя все обстоит благополучно: это я знаю из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно; в службе уж ничего не может
быть хуже того, что
было; подчиненного на шею посадили: это последнее дело. Ты говоришь, что ты здоров,
денег не потерял, не проиграл… вот что важно, а с прочим со всем легко справиться; там следует вздор, любовь, я думаю…
—
Денег,
денег! о, если б мое несчастие
было только в безденежье, я бы благословил свою судьбу!
— Нет, не беспокойся, спрячь
деньги назад, — сказала Лизавета Александровна, — это дело не
будет стоить тебе ни копейки.
—
Есть ли у него
деньги? — спросил он, — может
быть, нет, он и того…
— Только
деньги на уме! Он готов
был бы отдать все
деньги за одно приветливое слово друга.
А потом — коварный человек! — заметил на лице друга кислую мину и давай расспрашивать о его делах, об обстоятельствах, о нуждах — какое гнусное любопытство! да еще — о, верх коварства! — осмелился предлагать свои услуги… помощь… может
быть,
деньги! и никаких искренних излияний! ужасно, ужасно!
«Я, на старости лет, пустился в авторство, — писал он, — что делать: хочется прославиться, взять и тут, — с ума сошел! Вот я и произвел прилагаемую при сем повесть. Просмотрите ее, и если годится, то напечатайте в вашем журнале, разумеется, за
деньги: вы знаете, я даром работать не люблю. Вы удивитесь и не поверите, но я позволяю вам даже подписать мою фамилию, стало
быть, не лгу».
— А! издевается! Не с тех ли пор ты разлюбил Крылова, как увидел у него свой портрет! A propos! знаешь ли, что твоя будущая слава, твое бессмертие у меня в кармане? но я желал бы лучше, чтоб там
были твои
деньги: это вернее.
Уж как
был полезен: этакого за
деньги не наймешь.
— Экой какой! Ну, слушай: Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся
деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует — не мог угадать. Я допытываться, зачем
деньги? Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет отделать себе квартиру на Литейной. Я припоминать, что бы такое
было на Литейной, — и вспомнил, что Тафаева живет там же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Уж и задаток дал. Беда грозит неминучая, если… не поможешь ты. Теперь догадался?
— Напротив, тут-то и
будет. Если б ты влюбился, ты не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь… да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как свои пять пальцев. Он, как увидит, что ему не везет, не станет тратить
деньги даром, а мне это только и нужно… Слушай, Александр, это очень важно для меня: если ты это сделаешь — помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе? они — твои: только пьедестал ты сам купи.
— Надеюсь, ты не откажешься исполнить его для меня. Я для тебя тоже готов сделать, что могу: когда понадобятся
деньги — обратись… Так в среду! Эта история продолжится месяц, много два. Я тебе скажу, как не нужно
будет, тогда и брось.
— Все хлопочут из чего-нибудь: иной потому, что считает своим долгом делать сколько
есть сил, другой из
денег, третий из почета… Ты что за исключение?
— Нужды нет. Вот я нашел себе место и
буду сидеть на нем век. Нашел простых, незатейливых людей, нужды нет, что ограниченных умом, играю с ними в шашки и ужу рыбу — и прекрасно! Пусть я, по-вашему,
буду наказан за это, пусть лишусь наград,
денег, почета, значения — всего, что так льстит вам. Я навсегда отказываюсь…
Я доказывал тебе, что человеку вообще везде, а здесь в особенности, надо работать, и много работать, даже до боли в пояснице… цветов желтых нет,
есть чины,
деньги: это гораздо лучше!
Мы решили, что друзья у тебя
есть, какие у другого редко бывают: не фальшивые; в воду за тебя, правда, не бросятся и на костер не полезут, обниматься тоже не охотники; да ведь это до крайности глупо; пойми, наконец! но зато совет, помощь, даже
деньги — всегда найдешь…
— А у меня
есть на примете девушка — точно куколка: розовенькая, нежненькая; так, кажется, из косточки в косточку мозжечок и переливается. Талия такая тоненькая, стройная; училась в городе, в пансионе. За ней семьдесят пять душ да двадцать пять тысяч
деньгами, и приданое славное: в Москве делали; и родня хорошая… А? Сашенька? Я уж с матерью раз за кофеем разговорилась, да шутя и забросила словечко: у ней, кажется, и ушки на макушке от радости…