Неточные совпадения
«Туда к черту! Вот тебе и свадьба! — думал он про себя, уклоняясь от сильно наступавшей супруги. — Придется отказать доброму человеку ни за что ни про что. Господи боже мой, за что такая напасть на нас грешных! и так много всякой дряни на свете,
а ты
еще и жинок наплодил!»
К этому присоединились
еще увеличенные вести о чуде, виденном волостным писарем в развалившемся сарае, так что к ночи все теснее жались друг к другу; спокойствие разрушилось, и страх мешал всякому сомкнуть глаза свои;
а те, которые были не совсем храброго десятка и запаслись ночлегами в избах, убрались домой.
Это ж
еще богачи так жили;
а посмотрели бы на нашу братью, на голь: вырытая в земле яма — вот вам и хата!
И это бы
еще не большая беда,
а вот беда: у старого Коржа была дочка-красавица, какую, я думаю, вряд ли доставалось вам видывать.
Тетка покойного деда рассказывала, —
а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда
еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Наконец снега стали таять, и щука хвостом лед расколотила,
а Петро все тот же, и чем далее, тем
еще суровее.
Вот и померещилось, —
еще бы ничего, если бы одному,
а то именно всем, — что баран поднял голову, блудящие глаза его ожили и засветились, и вмиг появившиеся черные щетинистые усы значительно заморгали на присутствующих.
И даром, что отец Афанасий ходил по всему селу со святою водою и гонял черта кропилом по всем улицам,
а все
еще тетка покойного деда долго жаловалась, что кто-то, как только вечер, стучит в крышу и царапается по стене.
Вот теперь на этом самом месте, где стоит село наше, кажись, все спокойно;
а ведь
еще не так давно,
еще покойный отец мой и я запомню, как мимо развалившегося шинка, который нечистое племя долго после того поправляло на свой счет, доброму человеку пройти нельзя было.
Огромный огненный месяц величественно стал в это время вырезываться из земли.
Еще половина его была под землею,
а уже весь мир исполнился какого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьев ясно стала отделяться на темной зелени.
— Вот одурел человек! добро бы
еще хлопец какой,
а то старый кабан, детям на смех, танцует ночью по улице! — вскричала проходящая пожилая женщина, неся в руке солому. — Ступай в хату свою. Пора спать давно!
Но мы почти все уже рассказали, что нужно, о голове;
а пьяный Каленик не добрался
еще и до половины дороги и долго
еще угощал голову всеми отборными словами, какие могли только вспасть на лениво и несвязно поворачивавшийся язык его.
— Дай бог, — сказал голова, выразив на лице своем что-то подобное улыбке. — Теперь
еще, слава богу, винниц развелось немного.
А вот в старое время, когда провожал я царицу по Переяславской дороге,
еще покойный Безбородько… [Безбородко — секретарь Екатерины II, в качестве министра иностранных дел сопровождал ее во время поездки в Крым.]
Еще одинокий глаз головы был устремлен на окно,
а уже рука, давши знак десятскому, держалась за деревянную ручку двери, и вдруг на улице поднялся крик…
— Не всякий голова голове чета! — произнес с самодовольным видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. — Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна,
еще кое-чего…
А?
А как
еще впутается какой-нибудь родич, дед или прадед, — ну, тогда и рукой махни: чтоб мне поперхнулось за акафистом великомученице Варваре, если не чудится, что вот-вот сам все это делаешь, как будто залез в прадедовскую душу или прадедовская душа шалит в тебе…
К счастью
еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту пору пары. Стал набирать карты из колоды, только мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так, не глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей;
а он вместо шестерки спустил кралю.
А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутью, где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и
еще кое-кто; где, кроме кутьи, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного.
Чуб долго
еще ворчал и бранился,
а между тем в то же время раздумывал, на что бы решиться.
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза
еще живее горят щеки;
а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.
«Нет, этот, — подумал Вакула про себя, —
еще ленивее Чуба: тот, по крайней мере, ест ложкою,
а этот и руки не хочет поднять!»
—
А ты думал кто? — сказал Чуб, усмехаясь. — Что, славную я выкинул над вами штуку?
А вы небось хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит
еще что-то, — если не кабан, то, наверно, поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось.
— Вот и другой
еще! — вскрикнул со страхом ткач, — черт знает как стало на свете… голова идет кругом… не колбас и не паляниц,
а людей кидают в мешки!
— Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там
еще один сидит! Встряхните его хорошенько… Что, нет?.. Вишь, проклятая баба!
А поглядеть на нее — как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот.
Нарочно поднимал он руку почесать голову,
а черт, думая, что его собираются крестить, летел
еще быстрее.
— Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель!
а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те когда не городничие, то, верно, комиссары,
а может,
еще и больше».
Дивчата, у которых на головах намотана была целая лавка лент,
а на шее монист, крестов и дукатов, старались пробраться
еще ближе к иконостасу.
Чуб выпучил глаза, когда вошел к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щеголем и запорожцем. Но
еще больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новехонькую шапку и пояс, какого не видано было на селе,
а сам повалился ему в ноги и проговорил умоляющим голосом...
Все вышли. Из-за горы показалась соломенная кровля: то дедовские хоромы пана Данила. За ними
еще гора,
а там уже и поле,
а там хоть сто верст пройди, не сыщешь ни одного козака.
—
А вот это дело, дорогой тесть! На это я тебе скажу, что я давно уже вышел из тех, которых бабы пеленают. Знаю, как сидеть на коне. Умею держать в руках и саблю острую.
Еще кое-что умею… Умею никому и ответа не давать в том, что делаю.
— Думай себе что хочешь, — сказал Данило, — думаю и я себе. Слава богу, ни в одном
еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть,
а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию, то есть объединение православной церкви с католической под властью римского папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
— Нет! — закричал он, — я не продам так дешево себя. Не левая рука,
а правая атаман. Висит у меня на стене турецкий пистолет;
еще ни разу во всю жизнь не изменял он мне. Слезай с стены, старый товарищ! покажи другу услугу! — Данило протянул руку.
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда
еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека;
а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
— Катерина! Мне близок конец: я знаю, меня твой муж хочет привязать к кобыльему хвосту и пустить по полю,
а может,
еще и страшнейшую выдумает казнь…
— Что говоришь ты, муж мой! Не ты ли издевался над нами, слабыми женами?
А теперь сам говоришь, как слабая жена. Тебе
еще долго нужно жить.
Но
еще не успели козаки сесть на коней и зарядить мушкеты,
а уже ляхи, будто упавший осенью с дерева на землю лист, усеяли собою гору.
Нечестивый грешник! уже и борода давно поседела, и лицо изрыто морщинами, и высох весь,
а все
еще творит богопротивный умысел.
Облако уже и пропало;
а неведомые черты
еще резче выказывались, и острые очи не отрывались от него.
— По отцу пойдет, — сказал старый есаул, снимая с себя люльку и отдавая ему, —
еще от колыбели не отстал,
а уже думает курить люльку.
Еще до Карпатских гор услышишь русскую молвь, и за горами
еще кой-где отзовется как будто родное слово;
а там уже и вера не та, и речь не та.
В час, когда вечерняя заря тухнет,
еще не являются звезды, не горит месяц,
а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Погнал коня назад к Киеву, и через день показался город; но не Киев,
а Галич, город
еще далее от Киева, чем Шумск, и уже недалеко от венгров.
И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы.
Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать, так велик вырос он в земле;
а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.
Поймал ли бы
еще или не поймал Петро,
а уже Иван ведет пашу арканом за шею к самому королю.
По-над самым провалом дорога — два человека
еще могут проехать,
а трое ни за что.
Сделай же, Боже, так, чтобы все потомство его не имело на земле счастья! чтобы последний в роде был такой злодей, какого
еще и не бывало на свете! и от каждого его злодейства чтобы деды и прадеды его не нашли бы покоя в гробах и, терпя муку, неведомую на свете, подымались бы из могил!
А иуда Петро чтобы не в силах был подняться и оттого терпел бы муку
еще горшую; и ел бы, как бешеный, землю, и корчился бы под землею!
А иуда Петро чтобы не мог подняться из земли, чтобы рвался грызть и себе, но грыз бы самого себя,
а кости его росли бы, чем дальше, больше, чтобы чрез то
еще сильнее становилась его боль.
— Слушай, Омелько! коням дай прежде отдохнуть хорошенько,
а не веди тотчас, распрягши, к водопою! они лошади горячие. Ну, Иван Федорович, — продолжала, вылезая, тетушка, — я советую тебе хорошенько подумать об этом. Мне
еще нужно забежать в кухню, я позабыла Солохе заказать ужин,
а она негодная, я думаю, сама и не подумала об этом.
Всего мне было лет одиннадцать; так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал было на четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: «Эй, Фома, Фома! тебя женить пора,
а ты дуреешь, как молодой лошак!» Дед был
еще тогда жив и на ноги — пусть ему легко икнется на том свете — довольно крепок.
—
А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб
еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!..