Неточные совпадения
30-го числа вечером миноносцы дошли до залива Джигит. П.Г. Тигерстедт предложил мне переночевать на судне, а завтра с рассветом начать выгрузку. Всю ночь качался миноносец на мертвой зыби. Качка была бортовая, и я с нетерпением ждал рассвета. С каким удовольствием мы все сошли на твердую землю! Когда миноносцы стали
сниматься с якоря, моряки помахали нам платками, мы ответили им фуражками.
В рупор ветром донесло: «Желаем успеха!» Через 10 минут миноносцы скрылись из виду.
Вероятно, такое состязание
в стрельбе длилось бы еще долго, если бы сама утка не положила ему конец: она
снялась с воды и полетела
в открытое море.
В то время когда мы сидели у костра и пили чай, из-за горы вдруг показался орлан белохвостый. Описав большой круг, он ловко, с налета, уселся на сухоствольной лиственнице и стал оглядываться. Захаров выстрелил
в него и промахнулся. Испуганная птица торопливо
снялась с места и полетела к лесу.
Здесь мы расстались с П.П. Бордаковым. Он тоже решил возвратиться
в Джигит с намерением догнать Н.А. Десулави и с ним доехать до Владивостока. Жаль мне было терять хорошего товарища, но ничего не поделаешь. Мы расстались искренними друзьями. На другой день П.П. Бордаков отправился обратно, а еще через сутки (3 августа)
снялся с якоря и я со своим отрядом.
Часов
в 9 утра мы
снялись с бивака и пошли вверх по реке Билимбе. Погода не изменилась к лучшему. Деревья словно плакали: с ветвей их на землю все время падали крупные капли, даже стволы были мокрые.
Приближалось время хода кеты, и потому
в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько дней птицы эти
в одиночку летели куда-то к югу. Потом они пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом
снимались с воды, перелетали через бар и опускались
в заводь реки. Я убил двух птиц. Это оказались тихоокеанские клуши.
Как бы
в подтверждение его слов ворона
снялась с дерева и улетела. Доводы эти Фокину показались убедительными; он положил ружье на место и уже больше не ругал ворон, хотя они подлетали к нему еще ближе, чем
в первый раз.
Картина, которую я увидел, была необычайно красива. На востоке пылала заря. Освещенное лучами восходящего солнца море лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался легкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом
снялась с воды и с криком полетела куда-то
в сторону, за болото.
На другой день с бивака мы
снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого берега реки. На этом пути Нахтоху принимает
в себя с правой стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской березой и монгольским дубом. Начиная от Локтоляги, она постепенно склоняется к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.
Действительно, шагах
в 50 от речки мы увидели китайца. Он сидел на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился на камне, а голова склонилась на левую сторону. На правом плече сидела ворона. При нашем появлении она испуганно
снялась с покойника.
Неточные совпадения
— Вы должны бы, Пантен, знать меня несколько лучше, — мягко заметил Грэй. — Нет тайны
в том, что я делаю. Как только мы бросим якорь на дно Лилианы, я расскажу все, и вы не будете тратить так много спичек на плохие сигары. Ступайте,
снимайтесь с якоря.
Взяли бы да и бросили меня
в Волгу; я бы рада была. «Казнить-то тебя, говорят, так с тебя грех
снимется, а ты живи да мучайся своим грехом».
Перед ней самой
снималась завеса, развивалось прошлое,
в которое до этой минуты она боялась заглянуть пристально. На многое у ней открывались глаза, и она смело бы взглянула на своего собеседника, если б не было темно.
Виделась ему
в ней — древняя еврейка, иерусалимская госпожа, родоначальница племени — с улыбкой горделивого презрения услышавшая
в народе глухое пророчество и угрозу: «
снимется венец с народа, не узнавшего посещения», «придут римляне и возьмут!» Не верила она, считая незыблемым венец, возложенный рукою Иеговы на голову Израиля.
Наконец 7 октября фрегат «Паллада»
снялся с якоря. С этим началась для меня жизнь,
в которой каждое движение, каждый шаг, каждое впечатление были не похожи ни на какие прежние.