Знаменосец

Cергей Блауздите

Алексей часто рассказывал о знаменосцах своему младшему брату Саше. Он говорил, что знаменосцы, презирая опасность, первыми шли в бой, ведя за собой войско. Под впечатлением от этих рассказов Саша мечтает тоже стать знаменосцем. Но он и не подозревает, что это кому-то очень не нравится и уже многие желают его гибели. Почему и кто испугался мальчишеской мечты? И сможет ли Саша противостоять обману и злу, колдовским чарам могущественной ведьмы и королевы царства мёртвых – Смерти. Сможет ли понять, какую игру затеял с ним чародей, выдающий себя за монаха-воина? Перед мальчиком откроются врата времени, врата в холодную страну теней. Он завладеет Божественным мечом. Его ждут яростные битвы на поле брани в рядах войска князя Владимира. Его ждёт предательство, плен и жестокие испытания. Хватит ли у него сил, мужества достойно преодолеть их? И стоит ли вообще ему ради далёкой призрачной мечты идти по столь опасному пути?

ГОД 1395

В полнеба распахнула свои крылья огненная птица заката. Беззвучно застыв, она зловеще и хищно смотрела вниз, на землю — туда, где шла жестокая битва. А там звон мечей, ржанье лошадей, крики боли, гнева, ярости и отчаяния сливались в один страшный рёв, рёв беспощадной кровавой сечи.

Князь Владимир рубился неистово и жестоко. С безумным огнём в глазах, нанося сокрушительные удары тяжёлым мечом, он хрипло кричал:

— Русь вам надо? Дани хотите? Вот вам Русь! Вот вам дань!

Рядом с ним, без шлема и кольчуги, с удивительной ловкостью владея двумя мечами, рубился Серафим, высокий пожилой монах. Его седые волосы разметались по плечам. Из-под густых нависших бровей глаза смотрели цепко и холодно. Несмотря на возраст, в каждом его стремительном движении чувствовалась чудовищная сила. Сверкающие молнии его мечей не только успевали отбивать атаки, разить, но и прикрывать неосторожного князя. Вдруг раздался резкий и протяжный звук трубы, и татары разом, словно по команде, прикрывшись щитами, ощетинившись копьями и саблями, стали пятиться к лесу.

— Стоять! Не наседать! — крикнул князь, опуская окровавленный меч.

— Не наседать! Не наседать! — подхватили сотники.

— Темнеет уже, — сказал Владимир окружившим его воинам. — Врага вряд ли разобьём, а вот своих нечаянно порубить можем, — и зычно крикнул: — Отходим к лагерю! Отходим!

— Отходим! Отходим! — понеслось над полем битвы.

И русское войско, на мгновенье застывшее, вздрогнуло и, подняв щиты, стало медленно отступать.

Князь уже собирался войти в свой шатёр, когда его окликнул воевода Добрыня — могучий широкоплечий воин.

— Беда, княже, — пробасил он и, опустив глаза, тихо добавил: — Знаменосец Гришка порублен.

— Не уберегли, — нахмурившись, с горечью проговорил Владимир. — А знамя, знамя-то как? — И его глаза впились в суровое лицо воеводы.

— Отстояли, княже.

— Вот тебе и задача, Добрыня Иванович, — князь подошёл ближе к воеводе. — Поразмысли, кто теперь знаменосцем будет. Только скажу тебе, что юн он должен быть, взором светел, душою чист, сердцем отважен. Искусен и в пешем, и в конном бою. И всяким оружием должен уметь биться как правой, так и левой рукой.

Воевода с удивлением посмотрел на князя:

— Уж больно ты строг, княже, с выбором-то.

— А то и строг, Добрыня Иванович, что на знамени лик Божий вышит. Если знамя с нами, значит, и Бог, и вся святая Русь с нами. И впереди войска оно должно быть, дабы каждый воин его зрел. Чтобы при виде его страх исчезал перед лютым врагом. А что до юности знаменосца, то пусть воины кто сына, а кто брата своего в нём видят. И тогда любовью и гордостью наполнятся их сердца, а любовь, как и вера, великую силу имеет. Ну, что нахмурился, друг? — улыбнулся князь, видя, как сдвинул брови воевода. — А ну-ка, прикажи кликнуть ко мне монаха Серафима, может, у него кто на примете имеется.

Ночь уже летела над землёй, укрывая мир чёрным вязким бархатом, приглушая плач, стоны и крики раненых на поле брани. Купол неба погас, лишь только край его светился бледным янтарём. Может, это след угасающей зари, а может, кто знает, это открылись врата в ту небесную обитель, куда стремятся мятежные души усопших.

Владимир глубоко вдохнул. Воздух был тяжёл и тягуч, словно хмельной медовый напиток. «Гроза будет», — подумал он и обернулся, услышав за спиной стук копыт.

Монах подскакал к Владимиру на вороном тонконогом жеребце и, спешившись, низко поклонился.

— Звал, государь?

— Не кланяйся мне, Серафим, — ласково заговорил князь. — Это я перед тобой поклоны должен бить. Ибо не раз ты спасал меня от вражеского меча, ибо верой и правдой служишь мне и в ратном деле равного тебе не сыскать.

— Буде, государь, — промолвил Серафим, — я всего лишь слуга Божий.

— Вот потому я тебя и позвал. Кажется мне, что ты, монах, к Богу ближе находишься, чем все святые отцы.

— Извини, государь, — прервал князя Серафим, — но греховны твои рассуждения.

— Я свои грехи отмолю, а вот ты выслушай меня, — строго сказал князь. — Дерзок ты, но мудр и учён дюже. Иногда думаю я, что не время над тобой, а ты над временем властен. Помню тебя, когда я ещё отроком был. Учил ты меня, как меч держать да как коня оседлать. Прошли годы, седина давно побелила мои виски, а ты всё такой же. Время не изменило твой лик. И порой кажется мне, что несёшь ты в себе нечто великое и неведомое, чего осмыслить людям не дано, и поэтому страшатся они тебя и гонят от себя, еретиком и колдуном называют. И ведомо мне, что многие по зависти, злобе и недомыслию смерти тебе желают.

— У каждого свой крест, своё бремя, — произнёс монах.

— Возможно, ты и прав. Но чую я, что ноша твоя так тяжела, что не каждому смертному она под силу.

— На всё воля Божья, — вздохнул монах и, немного помолчав, добавил: — Слышал я, государь, о беде нашей.

— Беда велика, Серафим. Богом прошу, помоги, найди знаменосца. Завтра решающий бой, и тебе тоже ведомо, что дружины к победе воеводы и знаменосцы вместе ведут.

— Добре, государь, — монах прямо посмотрел на князя, — найду знаменосца. — И, ловко оседлав жеребца, скрылся в сумраке ночи.

Неожиданно рванул ветер. Владимир вздрогнул от оглушительного раската грома.

«Вот и гроза», — только подумал он, как огненные клинки молний раскромсали чёрный бархат неба, и из небесных ран хлынули на землю потоки воды. Задрожала земля от нового небесного рокота. Вновь вспыхнули молнии, осветив всё вокруг. И увидел князь, как далёкий всадник, облачённый в монашескую рясу, на вороном жеребце взмыл вверх и какая-то неведомая сила понесла их над землёй всё выше и выше, навстречу огненным зигзагам.

— Господи, и чего только не привидится, — прошептал Владимир и, перекрестившись, вошёл в шатёр.