Невозможно устоять

Юлия Гауф, 2023

Что может быть общего у невезучей студентки и строгого преподавателя? На первый взгляд – только учёба, ведь параллельные не пересекаются.Я – любимица всей семьи, наследница громкой фамилии, и мечтаю, чтобы дедушка – знаменитый учёный – мной гордился. Корней Ветров – новый преподаватель по ненавидимому мной предмету.У меня в анамнезе строгая семья и правильный жених. У него – много работы и невысокое мнение обо мне. Но один несданный зачёт и одно неприличное предложение – и наши параллельные пересеклись.

Глава 2

А день, кстати, начался вполне мирно. Ничего не предвещало беды.

Проснулась я с книгой на животе — перед сном я читала свою «любимую» термодинамику, и она оказалась отличным снотворным. Затем была зарядка, тропический душ, под которым я стояла и мечтала…

… а вот как войду на кафедру сегодня! И на Корнея Андреевича взгляну серьезно, улыбаться ему не стану, вот еще. Обойдётся! Улыбки нужно дарить хорошим людям. А он — ну ни капельки не хороший тип. Иначе не стал бы так наседать с несчастным зачётом.

И вот, войду я на кафедру, взгляну на преподавателя серьезно, и Корней Андреевич задаст мне вопрос по термодинамике — разумеется, в его глазах будет насмешка, и весь его вид будет воплощать снисходительность. Мол, ну давай, позорься, Севиль, а я посмеюсь над тобой, и отправлю на еще одну пересдачу. А я возьму, и отвечу на его вопрос! Причем, блестяще отвечу! Настолько блестяще, у Корнея Андреевича рот от удивления приоткроется.

Но он, нехороший человек, задаст мне уточняющий вопрос, чтобы завалить. А я и на него отвечу, да! И задачу решу в уме, мне даже бумага не потребуется, чтобы её расписать…

На этом моменте я ненадолго выпала из своих фантазий, вздохнула: я и на бумаге-то задачи не как семечки щелкаю, а уж в уме — ум мне не для термодинамики нужен. Ай, — поджала я губы, — неважно! Задачи, вопросы… в общем, я настолько гениально отвечу на все каверзные вопросы Корнея Андреевича, что он сменит снисходительное отношение ко мне на глубочайшее уважение.

— Севиль, вы ведь внучка того самого Давида Аразовича Сафарова? — спросит он. — И дочь Самира Давидовича?

— Да, — кивну я снисходительно.

Корней Андреевич округлит глаза, поднимется со стула, и я, так и быть, тоже встану.

— Вы — достойная дочь своей семьи. Я должен был поставить вам зачёт автоматом. Видимо, в прошлый раз вы просто разволновались, потому и не ответили на мой вопрос. Я был неправ. Севиль, вы можете не ходить на те предметы, которые я веду, вы знаете их лучше, чем я. Экзамены и зачёты будут вам проставлены. Позвольте пожать вам руку в знак уважения, — скажет он.

И я пожму. И, может быть, даже улыбнусь ему в знак своего прощения.

Так, стоп! — снова выпала я в реальный мир. — А почему только по предметам Корнея Андреевича у меня будут автоматы?..

— Я поговорю с коллегами, — я так ясно представила, как Корней Андреевич скажет это, буквально увидела, — и они последуют моему примеру: вас не станут отвлекать подготовкой к зачётам, экзаменам. Абсолютно точно, вам не нужно тратить время на такую ерунду. Вы, Севиль, должны отцу и деду помогать!

— Да, — простонала я.

Так бы и стояла под душем часами. Очень уж приятно представлять, как всё может быть!

— Севиль-ханым, айда завтракать, — мама, не потрудившись постучать в дверь, вошла в комнату.

— Не хочу, — мне кусок сегодня в горло не полезет от волнения. — И я сейчас снимать буду.

— Блог свой? — мама села на кровать, с любопытством разглядывая мои нехитрые приспособления для съёмки: штатив, телефон, свет — всё очень маленькое, непрофессиональное, ведь мой бьюти-блог — тайна от мужской части нашей семьи. — А что снимать будешь?

— Подпишись на мой канал, и узнаешь. Макияж, — сдалась я со смехом. — Я подписчикам обещала показать как накраситься без кисточек, спонжей, ватных палочек. Пальчиками.

— Можно посмотреть? Я на кровати посижу, меня не видно будет.

— Мам, я стесняюсь.

— Чужих людей не стесняешься, а мать родную сесняешься?

— Ой, сиди, — проворчала я.

— Ой, спасибо, моя щедрая дочь.

— А папа?

— Уехал уже, — мама обиженно поджала губы. — Мне, главное, говорит: увольняйся, отдыхай, дома сиди, а сам даже отпуск взять раз в пару лет не хочет. Я как вампир бледная хожу, солнца не вижу.

Пока я одевалась, и раскладывала на столе косметику, мама жаловалась на трудоголика-папу, сильно увлекаясь: вот уже два года без отдыха на море превратились в возмущенное: «твой папа никогда не возил меня отдыхать!».

— Мам, так возьми и купи путёвку, и папе подари.

— Так он её и примет. Скажет: иди, Ксеня, возвращай её. Хотя, — мама хмыкнула, скрестив руки на груди, — а почему это я должна её сдавать? Куплю и скажу: едем, и точка!

— И ногой топни. Или кулаком по столу, — я в красках представила описанное мамой будущее, что не смогла удержаться.

— И топну. И хлопну, — воинственно заявила мама. — А то сколько можно?!

Отсмеявшись, я включила на телефоне запись и, убедившись что картинка хорошая, и я в фокусе, принялась наносить макияж, параллельно комментируя каждое своё действие.

–… вы скажете, что стрелки невозможно нарисовать пальцем? Я скажу что вы ошибаетесь! Можно, и даже нужно, особенно если у вас проблема с ровными и одинаковыми стрелками. Возьмите карандаш, и сделайте на указательном пальце жирненькую точку. Вот так, от души, — я выставила перед камерой указательный палец с коричневым свотчем карандаша для век. — А теперь просто ведите пальцем по направлению к внутреннему уголку глаза. Смотрите, какая красота получилась: ровно, плавно, сразу с растушёвкой. Проделываем то же со вторым веком, и… але-оп! Всё гениальное — просто!

Я так увлеклась макияжем и общением со своими зрителями, что чуть про время не забыла. Но вовремя вспомнила, и решила не усложнять макияж, обойдясь нюдовым.

— Вот и всё, дорогие мои. Ставьте лайки или дизлайки, но тех кто ставит мне дизлайки я запоминаю, — шутливо погрозила пальцем на камеру. — Нажимайте на колокольчик, и делитесь в комментариях отзывами: получилось ли у вас, или… да конечно же у вас получится такой макияж, иначе и быть не может! Но вы всё равно пишите, и предлагайте темы для новых роликов. Пока-пока, увидимся в новом видео, которое выйдет совсем скоро!

Я завершила запись. Жаль, что сейчас нет времени на монтаж, займусь этим после пересдачи.

Перед выходом из дома мама пыталась впихнуть в меня сырники, но волнение, утихшее перед камерой, вернулось, я покачала головой, взяла такси, открыла учебник, с которым не расставалась ни в такси, ни на парах.

А затем настало время консультации. И я вошла на кафедру, не в силах перестать вспоминать, как Стася вышла отсюда минутой раньше, поправляя блузку, и держа в руке зачётку.

— А, Сафарова, — поприветствовал меня Корней Андреевич, когда я несмело подошла к его столу.

И взгляд его… он что, на мою грудь посмотрел?

Ах ты извращенец!

Я бросила на преподавателя ответный негодующий взгляд, и скрестила руки на груди.

А вот не покажу я тебе ничего!

Боже. Ну красивый же мужик. Немолодой, конечно, но и не дряхлый. В тридцать четыре года жена должна быть, и на её грудь стоит смотреть, а не студенток на такое подбивать, и не своих подчиненных.

А если у Корнея Андреевича еще и жена есть, и она не знает, какой он развратный тип? И почему он на меня так смотрит? Снова на грудь? Не насмотрелся на Стаськину?

— Севиль, вы меня слышите? Вам нехорошо?

— Вы женаты? — вырвался у меня вопрос, просто очень уж за его жену стало обидно.

— А без этой информации вы не проживёте? Ладно, хоть это и не ваше дело, отвечу: я не женат. Если вы ради этого пришли на консультацию — можете идти. Если же вы ради пересдачи — давайте уже начнём.

Начнём. А что начнём? Блузку расстегивать?

Я опустилась на стул напротив стола Корнея Андреевича, липкими от волнения ладонями сжала колени. Сердце грохочет так сильно, что, кажется, весь университет слышит.

— Севиль, — кивнул мне Корней Андреевич, хотя какой он Андреевич после того что я о нём узнала, — вперёд.

Кожу на щеках печёт, я неумолимо краснею. Что бы сказали мои предки, если бы им довелось узнать, с кем приходится дело иметь? Да любой мужчина моего рода Корнея Андреевича бы кинжалом зарезал! Папа был бы в ужасе, дедушка бы схватился за сердце, а вот те предки, которых уже нет — они, темпераментные и строгие кавказские мужчины, точно зарезали бы негодяя!

— Севиль, вы хорошо себя чувствуете?

— Д-для чего? — промямлила я.

Корней Андреевич вздохнул, даже глаза закатил. Вот и правильно, пусть на потолок смотрит лучше!

— Вы лучше вопрос мне задайте, ладно? В смысле, по неравновесной термодинамике. А я отвечу! — протараторила я, намекая, что ни на что неприличное я не согласна.

И Корней Андреевич, к счастью, вопрос задал. Что-то там про феноменологические коэффициенты.

Ура! Домогаться не будет!

Так, я точно это учила. Более того, я повторяла эти дурацкие коэффициенты, пока Стася была на пересдаче… пока она тут грудь демонстрировала. А как это вообще происходило? Корней Андреевич тоже на Стасю вот так, как на меня, смотрел, и что дальше? Он сам сказал: «Покажи грудь, и я поставлю тебе зачёт», или это Стася предложила оголиться? Или и без слов они друг друга поняли? А может, они и переспали?

Теперь у меня не только лицо пылает, но и шея, и даже многострадальная грудь.

Так, хватит. Коэффициенты, — напомнила я себе. — Они бывают… кривые и прямые? Прямые, как этот самый стол, на котором, возможно, совсем недавно творился разврат. Или не творился, дверь-то на кафедру не закрывали, вроде. Значит, всё заняло минуту? Стася просто оголила верх, и… а сколько она вот так стояла с обнаженной грудью? Показала на секунду, и всё? Или какое-то положенное время выждала? И сколько вообще по правилам нужно мужчине грудь показывать?

Ой, нет, не буду об этом думать! Надо ответ на вопрос вспоминать — какие-то там коэффициенты… или нет? Или…

— А можете повторить вопрос? — просипела я, опустив глаза.

Корней Андреевич раздраженно повторил. А почему он раздражён? Потому что я на его взгляды-намёки не отреагировала? Или… ой, я же половину того, что он говорил прослушала! Он, наверное, и словами намекал: «Покажи, Севиль, себя. Вперёд! А я поставлю тебе зачёт!»

Мамочки!

— Вы готовы ответить?

На что? А, коэффициенты… ну я же учила! У-чи-ла! И вчера, и даже сегодня, вот, буквально минут пятнадцать назад повторяла, и именно эти коэффициенты я вызубрила и, более того, я их понимала. А сейчас в голове лишь эти шайтановы сиськи и, почему-то, слова песни группы «Ленинград» на ту же тему.

— А можно другой вопрос? Понимаете, я учила коэффициенты, но… — я пожала плечами.

— Другой вопрос нельзя. Подготовьтесь, и приходите через неделю, — процедил Корней Андреевич.

А не приду! — мысленно затопала я ногами. — Я сейчас-то на грани обморока, и еще раз через это мучение проходить, и в логово извращенца являться? Да ни за что!

А может… может, отмучиться сейчас? Да, неприлично, и предки меня осудят. Но я всего лишь наполовину азербайджанка, так что, может, мои предки на меня не вс время с небес смотрят, и часто закрывают глаза?

Я всего лишь покажу грудь, не более. Зато мне не нужно будет больше зубрить всю эту дрянь, то есть, термодинамику, приходить на унизительные пересдачи. И теряться, чувствуя тяжелую мужскую энергетику Корнея Андреевича мне тоже не придется. Хоп — разделась; хей — оделась; ла-ла-лей — зачёт проставлен, и я забуду всё это как постыдный сон.

Да?

Да.

— К-корней Андреевич, — я, решившись, поднялась со стула. — Я, — прикусила губу, дрожащими холодными пальцами впилась в верхнюю пуговку, чуть сминая кремовый шёлк блузки, — я… может, я… давайте, я… в общем, я тоже могу показать вам грудь! Но только показать, ладно? — я зажмурилась и, раз уж решилась, принялась расстегивать блузку. Если остановлюсь, если задумаюсь хоть на минуту, я точно в обморок грохнусь, или с визгом сбегу. — Ни на что другое я не согласна, хорошо? Я просто покажу вам, оденусь, вы поставите мне зачёт, и я уйду. Договорились?