Деревянный Меч

Элеонора Раткевич, 1997

Кем станет юноша, который пытается жизнью своей соединить несоединимое – кодекс меча и кодекс магии? Чем станет победа над Злом, если победа эта только породит новое Зло? Когда окажется победой – унижение, а сказаниями о героях – полупьяные байки? Ты хочешь изменить реальность? Дерзай. Но помни – ты меняешь еще и Судьбу. Борьба меж Светом и Тьмой длится вечно, и тяжким будет жребий воина, вступившего в эту борьбу. Такова история Деревянного Меча – одна из лучших саг за всю историю отечественного жанра фэнтези!

Глава 3

Воздаяние

Сборы Кенета были недолгими.

— Я готов, — сказал он, надев куртку и, взяв в руки посох.

— Это все? — поднял брови высокий. — Ладно, пойдем. И поскорее, пока тот мерзавец не поднял на ноги всю больницу.

— Может, лучше его связать? — предложил юноша.

— Нет, не лучше! Пока будем его связывать, время потеряем. Вдобавок могут заметить, как мы шастаем туда-сюда. Нет, не стоит хлопот. Нам бы до выхода добраться поскорее.

— А зачем нам сюда? — удивился Кенет, когда высокий и юноша свернули в ближайший коридор.

— Как это зачем? — в свою очередь нетерпеливо удивился юноша — Там выход.

Кенет покачал головой.

— Слишком далеко. Есть другой выход, ближе.

— Веди скорее! — воскликнул третий. — Что за выход?

— Через него мусор выносят, — объяснил Кенет.

— Так его отсюда еще и выносят? — приятно изумился третий. — Вот бы никогда не подумал.

Свежий воздух оказался нестерпимо, почти пугающе сладостным, у Кенета закружилась голова. Как давно он не дышал по-настоящему?

— Скорее, Лим, скорее, — торопил третий. — Скорее, пока за нами нет погони. Чего ты ждешь?

— Ищу какое-нибудь укрытие, — отозвался высокий. — С Аканэ мы не сможем идти быстро. Нас догонят.

— Нас не догонят, — возразил третий. — Если ты хоть немного поторопишься, нас не догонят. Нам этого парнишку сама судьба послала. Он вывел нас гораздо ближе, чем я рассчитывал.

— Ближе — куда? — спросил высокий Лим, послушно ускоряя шаг.

— К подземному ходу, — отрезал третий. — Да поторопитесь же, ради всего святого! Сюда, скорей!

Узкая улица оканчивалась тупиком, но третьего это не смутило. Он направлял беглецов именно в тупик.

— Иди сюда, парень, — подозвал он Кенета. Кенет подчинился без вопросов: похоже, третий знал, что делает.

Третий вспрыгнул Кенету на плечи, коснулся пролета небольшого моста, ощупал его, сильно стукнул, прислушался, еще ударил. Откуда-то со стороны послышался громкий натужный скрежет, почти стон, словно старый-престарый каменный великан с трудом разгибает свою гранитную поясницу. Глухая на вид стена раздвинулась, в ней образовался узкий проем.

— Скорей туда! — воскликнул, спрыгивая наземь, третий. — Пока дверь не закрылась.

Они едва-едва успели. Кенету сдвигающаяся стена чуть не придавила ногу, но он рванулся, и холодная каменная глыба лишь пребольно стукнула его по пятке.

— Темно, — отчего-то шепотом сказал он, и его шепот гулким шорохом пронесся над головой и умчался в темноту.

— Сейчас будет светло. — С этими словами третий шумно завозился. Потом послышалось многократно усиленное постукивание кремня, и через несколько мгновений факел вспыхнул. Кенет невольно прикрыл глаза ладонью.

— За мной, — скомандовал третий, — только тихо. Сами слышите, как здесь каждый звук отдается.

Высокий Лим и юноша, осторожно несущие Аканэ, последовали за ним. Кенет замыкал шествие. Он не очень понимал, где он находится и почему. Изнурительный труд последних недель, недостаток сна и недавнее потрясение лишили его на какое-то время способности соображать. Три человека несут четвертого, и он идет вместе с ними, только и всего. Он не мог задуматься, ни кто они такие, ни почему он, собственно, здесь, а не в больнице или где-нибудь еще. До сих пор он не знал, что усталость может возбуждать и опьянять, как крепкое вино, да и опьянение от вина не было ему знакомо. Между тем он был пьян по-настоящему, пьян усталостью, пьян настолько, что мог бы дойти до края света, не чувствуя собственного утомления — если бы не заснул на третьем шаге. Но он не спал, он не мог бы сомкнуть глаза, даже если бы и захотел, — или так ему казалось. Просто его сознание время от времени уплывало куда-то, качалось в ритме гулких шагов, и на всем свете не было ничего, кроме этих размеренных шагов и неровного дыхания, ничего, кроме шагов, ничего… Факел трещал, чадил, и все вокруг темнело. Потом он снова ярко вспыхивал; Кенет иногда замечал это, иногда — нет. Иногда он видел не только факел, но и спины идущих впереди, однако чаще он различал только подрагивающие языки пламени.

Потом подземный переход как-то внезапно кончился. Впереди вновь возвышалась глухая стена. В углу стояла бочка с водой. Третий опустил факел в воду, и лишь затем Кенет услышал его тихие уверенные шаги. На сей раз стена отодвинулась совершенно бесшумно. Кенет понял, что путь открыт, лишь когда прозрачный ночной воздух коснулся его лица.

— Скорее выходите, — вполголоса приказал третий. — Все здесь?

— Все, — так же тихо ответил Кенет, ибо вопрос относился явно к нему.

— Поторопись, парень. Скоро светать начнет.

— Я тороплюсь, — полусонным голосом отозвался Кенет. Ночная прохлада не только не освежила его — напротив, его начало неудержимо клонить в сон.

— Крепись, парень, — ободрил его третий. — Уже недалеко.

— По-моему, если погоня и была, то нас потеряли, — уверенно сказал Лим.

— Наверняка. Но если у них есть хоть капля ума, они сейчас прочесывают город просто так, положась на удачу. Так что лучше нам быть готовыми ко всему. Кенро, пусть паренек тебя сменит. Посторожи, а я пойду вперед.

Кенет подошел и сменил юношу с мечом. Руки его почти ничего не чувствовали, и он едва не уронил Аканэ.

Третий бесшумно растворился в ночной темноте и так же бесшумно вернулся.

— Впереди все чисто, — объявил он. — Пошли.

Теперь шествие замыкал Кенро со своим огромным мечом. Однако извлечь его из ножен так и не довелось. Третий свернул налево и, пройдя несколько домов, остановился.

— Пришли, — коротко сообщил он.

— Но, Юкенна… — растерянно запротестовал юноша Кенро, — это ведь зеленная лавка…

— А где я, по-твоему, живу, когда не спасаю великих воинов? — огрызнулся Юкенна. — В ножнах, что ли, как твой меч?

Он открыл дверь лавки, и Лим с Кенетом последовали за ним. Кенро вошел последним и тихо закрыл дверь за собой.

В лавке было тихо и темно. Лунный свет еле пробивался сквозь щели в ставнях. Явственно пахло землей и свежими овощами. Юкенна, не останавливаясь, прошел через всю лавку и, пыхтя, принялся двигать что-то тяжелое. Одна из стен лавки мягко повернулась, открывая проход. Кенет сонно изумился: он был уверен, что чудеса архитектуры на сегодня уже закончились. Оказывается, нет.

За стенкой обнаружилась довольно просторная комната. Юкенна вошел первым и зажег свечи. За ним вошли остальные, и стена вернулась на место.

— Порядок, — с облегчением произнес Юкенна. — Здесь можно говорить. Снаружи ничего не слышно.

Несмотря на сонную одурь, Кенет сразу понял, что комната была заранее приготовлена к приему Аканэ. На полу были расстелены мягкие тюфяки, на которые раненого тут же и опустили со всеми мыслимыми предосторожностями. В очаге горел огонь. На маленьком столике в углу стояла всяческая утварь. Пошатываясь, Кенет подошел к столику, взял маленький котелок, налил в него воды и поставил на огонь. За его спиной Лим и Юкенна обменялись красноречивыми взглядами. Кенет попытался склониться над раненым, но его ноги подкашивались, и он опустился на колени рядом с Аканэ.

— Сменная одежда у вас есть? — спросил он, не оборачиваясь. — Его бы переодеть.

— Найдется, как не быть, — хмыкнул Юкенна, глядя, как руки Кенета явно независимо от усталого сознания, с привычной осторожностью касаются Аканэ. Внезапно Лим и Юкенна словно по команде подошли к Кенету, подняли его и опустили на один из тюфяков. Кенро укрыл его одеялом.

— Проспись сначала, — скомандовал он.

— Я не сплю, — возразил Кенет, и тут сон одолел его окончательно.

Когда Кенет открыл глаза, Юкенны в комнате не было, а Лим и Кенро спали рядом с ним. Чуть поодаль лежал умытый и переодетый Аканэ. Кенет прислушался к его дыханию. Спокойное дыхание, ровное. На всякий случай Кенет встал, тихонько подошел к нему и коснулся его лба кончиками пальцев. Лихорадочный жар схлынул, холодный пот исчез. Кенет ощутил под пальцами спокойное живое тепло. Ничего похожего на прежний горячечный полубред. Аканэ спал нормальным глубоким сном.

Кенет постоял немного, опасаясь, что его прикосновение могло разбудить Аканэ. Но Аканэ не проснулся. Кенет вернулся в свой угол, даже не заметив, что Лим и Кенро следят за ним сквозь полуприкрытые веки: дыхание их оставалось ровным, расслабленным, сонным. Кенет юркнул под одеяло, укрылся им поплотнее и почти мгновенно уснул вновь. Несколько часов недавнего свинцово-тяжелого сонного оцепенения не освежили его. Он чувствовал себя совершенно разбитым, и тело настойчиво требовало отдыха. Тревожное беспокойство отпустило Кенета, и он заснул так глубоко, что никакие звуки не могли пробудить его.

* * *

Проснулся он совершенно мокрый. Холодная вода стекала с его волос и струилась по лицу. Высокий Лим держал Кенета, а Кенро и Юкенна с хохотом окунали его головой в воду. Кенет испуганно вскрикнул и проснулся окончательно.

— Ну и здоров же ты спать! — смеялся Юкенна. — Мы тебя и умыли, и одели, а ты все спишь. Интересно, лопать ты во сне умеешь?

— Не знаю, — мучительно покраснел Кенет.

— Зря мы тебя разбудили, — сказал Юкенна. — Стоило сначала попробовать тебя накормить. Вдруг бы получилось? Раз готовить еду во сне ты умеешь, должно быть, и слопать бы смог.

— Кто — я? — Кенет обалдело уставился на стол, откуда явственно доносился призывный аромат жареного мяса.

— Конечно. Не я же все это приготовил, — ухмыльнулся Юкенна. — Меня здесь и вообще не было.

— В первый раз вижу, — с благоговением произнес Кенро. — Смотрю — встает, идет к очагу, огонь разводит, идет к столу, режет мясо, а сам так храпит, что стены дрожат. А потом хватает мою рубашку, окунает в воду, выжимает и начинает мыть пол.

— Я привык… — с отчаянием в голосе еле выговорил Кенет. — В больнице… я рубашку постираю, честное слово. Кенро вновь расхохотался.

— Ради такого зрелища рубашки не жалко, — заявил он. — Я сам виноват, надо было отобрать рубашку и уложить тебя. Засмотрелся я. Иди ужинать. Тебе какое вино больше нравится?

— Не знаю, — растерянно произнес Кенет.

— Оставьте его в покое, — вмешался Лим. — А не то он сгорит от стыда, и нам придется выметать пепел.

Он быстро и ловко разрезал жаркое. Кенет молча подошел к нему и принялся помогать: подавал миски, поливал мясо густым пряным соусом, наливая вино из кувшина в тяжелые чашки. По крайней мере это он умел. За работой он не чувствовал жгучего смущения, овладевавшего им всякий раз, когда он осмеливался поднять глаза.

— Ты нас боишься? — негромко спросил Лим, принимая из его рук миску.

Кенет неуверенно помотал головой. Ему казалось, что снаружи не только слышно, но и видно биение его сердца.

— Ты думаешь, мы бандиты, головорезы? — продолжал допытываться Лим.

— Нет, я так не думаю, — чуть слышно возразил Кенет. — Грабителей я уже видел. Они совсем другие.

— Какие? — заинтересовался Юкенна. — Где ты видел грабителей?

Кенет, поначалу запинаясь на каждом слове, рассказал, как его грабили. Под конец рассказа он почти освоился. Он даже не заметил, как в руках его оказалась миска с жарким, и продолжал говорить, умолчав лишь об уставе и о странной неспособности толстяка Сина обнаружить текст на потрепанных страницах. Окончив повествование, он принялся за еду, но обнаружил, что ест, лишь прожевав первый кусок и ощутив полузабытый вкус мяса.

— А потом ты пошел в больницу? — хмыкнул Юкенна. — Н-да, парень. Одно могу сказать: ты не из породы искателей приключений на свою голову. Это они тебя ищут. Сами. И что ты собираешься дальше делать?

— Не знаю, — пожал плечами Кенет. — Наверное, пойду обратно в больницу.

— Об этом и думать забудь, — раздался тихий, но отчетливый голос. Кенет обернулся. Аканэ полусидел, опираясь на подушки. И снова привычка взяла над Кенетом верх. Он вскочил, отставил свою миску с едой, быстро отхватил ножом кусок жаркого, мелко нарезал его, переложил в чистую миску, налил в нее соуса, подошел с миской к раненому, опустился на колени и приготовился кормить его.

— Спасибо, парень, я и сам могу. — Аканэ осторожно взял миску из рук Кенета. — Иди ешь.

Кенет послушно вернулся на свое место.

— А почему я не могу вернуться в больницу? — спросил он, вновь принимаясь за еду. — Там же люди остались…

— Потому что этой больницы через несколько дней не будет, — ответил Аканэ. Голос его звучал тихо, но в нем угадывалась скрытая сила, которая не покинет Аканэ даже на смертном одре.

— Как — не будет? А куда она денется? — опешил Кенет.

— Увидишь, — пообещал Аканэ. Взгляд его стал на мгновение томным, словно от предчувствия какого-то жестокого наслаждения.

— Уймись, — посоветовал ему Юкенна. — Тебе вредно впадать в такое буйство… Так что ты теперь собираешься делать? — внезапно обернулся он к Кенету.

— Не знаю, — ответил Кенет. — Если не в больницу… не знаю. Пойду куда-нибудь. Здесь, чтобы работать, надо в гильдию вступить, а у меня нет денег на вступительный взнос.

— Ну, если дело только за тем, чтоб найти себе занятие, — сказал Лим, — то Аканэ об этом позаботится, парень. Как тебя, кстати, зовут?

— Кенет, — ответил Кенет, снова смутившись неизвестно почему.

— Кенет, Кенро, Юкенна, — вполголоса произнес Лим. — А ведь это не случайно. Общий слог в имени. Знак судьбы?

— Похоже, — кивнул Юкенна. — Как поем, обязательно проверю по Книге Имен.

Кенет знал о том, что люди, имеющие общий слог имени, зачастую оказываются связанными общей судьбой, но даже услышав имена Кенро и Юкенны, не вспомнил об этом. В его родной деревне не было ни одного человека, с чьим именем его собственное было бы связано знаком судьбы. А тут сразу двое… добрый это знак или дурной? Обычно люди в таких случаях идут к гадателю, чтобы он определил природу знака по Книге Имен. Но сейчас никуда идти не придется. У Юкенны есть Книга. Интересно откуда? Странный вообще человек этот Юкенна. Спасает великих воинов, а в промежутках между спасениями обитает в зеленной лавке. Аканэ, стало быть, великий воин. Хоть что-то Кенет о своих сотрапезниках уже знает.

— Кенет, значит, — размышлял вслух Лим. — Я думаю, Аканэ не откажется заняться твоей дальнейшей судьбой.

Аканэ утвердительно кивнул.

— Еще бы ему отказаться! — фыркнул Кенро. — Кенет его от верной смерти спас.

— Хуже чем от смерти, — возразил Аканэ.

— Что может быть хуже? — удивился Кенро.

— Стать пищей Инсанны, — ответил Аканэ.

Лим судорожно поперхнулся. Из рук Кенро упала миска.

— Ты уверен? — с прежней невозмутимостью поинтересовался Юкенна.

— Как в самом себе. В этой больнице такие дела творятся — ты не поверишь.

— Там что, покойников едят? — сдавленно спросил Кенет, изо всех сил борясь с подступающей тошнотой.

— Запей. — Юкенна сунул ему в руки кружку с вином, и Кенет, давясь, отхлебнул. — Нет, покойников там не едят.

Лим кое-как откашлялся и перевел дух. Кенро негнущимися руками молча поднял упавшую миску.

— Ты что, ничего не слышал про великого черного мага Инсанну? — недоверчиво спросил Юкенна.

Кенет молча помотал головой, не в силах ответить: вино он пил впервые в жизни, и оно обожгло его непривычное горло.

— Тогда пей понемногу и слушай. Этот великий кровопийца, не к ночи будь помянут, живет уже не одну сотню лет, и ничегошеньки ему не делается. Он старше нынешней императорской династии и силу накопил за эти годы непомерную. Люди говорят, будто он выпивает эту силу… — Юкенна замялся, — …из живых людей.

— Из женщин? — уточнил Кенет, вспомнив прочитанное в уставе.

— Из женщин, — кивнул Юкенна. — Выходит, все же слышал?

— Нет, — ответил Кенет. — Про него — нет. А при чем тут покойники?

— А все при том же. Говорят, он постоянно принимает трупный яд. Кто его знает, для чего.

— Да ведь это такая отрава! — оторопел Кенет.

— Ему она нипочем. Добывает из мертвых тел трупный яд, готовит на нем какой-то настой и пьет. Но для этого ему нужны мертвые. И не те, кого он сам убил или замучил. От них он уже взял все, что мог, они ему не годятся. Ему нужны умершие не от его руки.

— И я чуть было не стал одним из них, — тихо сказал Аканэ.

— Каким образом? — спросил Юкенна. Его выдержке можно было позавидовать. Лима трясло, будто в ознобе. Кенро был откровенно испуган и даже не стыдился своего страха.

— Глупее не придумаешь, — скривился Аканэ. — Вообще-то я охотился на слуг Инсанны. Выслеживал, искал… не думал даже, что найду. Все мне казалось — блажит наместник. Откуда им тут взяться? Здешние края от Инсанны далеко. Думал, все это пустые слухи. А вышло, что не пустые. Словом, пока я думал, что ищу тех, кого нет, они забеспокоились и сами подстерегли меня. Напали такой кучей, что никому не справиться, будь ты хоть сам Бог Войны, отделали до полусмерти и бросили помирать. В себя я пришел уже в больнице. — Аканэ вздрогнул от гнева; глаза его лихорадочно блеснули. — Смотрю, а те, кто меня резал, рядышком стоят и между собой ругаются. Мол, в больницу я уж никак попадать не был должен, а болваны-служители меня на улице нашли и как раз сюда и притащили. А потом один и говорит: ничего, мол, страшного, все равно этот головорез — то есть я — уже помер, а если и нет, так вот-вот помрет и отправится к Инсанне в виде свеженького трупа. А я даже встать не могу, не то что удрать. Если бы не этот парнишка, так бы все и случилось.

— Так вот почему эту больницу содержат в таком жутком виде, — ужаснулся Кенет. — Чтобы легче спрятать следы.

— Не думаю, — возразил Юкенна. — Казнокрадство само по себе — веская причина. Вряд ли там все поголовно у Инсанны на содержании.

— Человек пять, не больше, — кивнул Аканэ. — Пусть их. Это уже ненадолго. А о парнишке я позабочусь.

— Кстати, о парнишке, — вспомнил Лим. — Ты же собирался погадать на Книге Имен?

— И верно! — хлопнул себя по лбу Юкенна. — Погодите, я сейчас.

На сей раз Кенет не удивился, когда под руками Юкенны одна из стен сдвинулась и обнаружилось, что она и не стена вовсе, а панель, скрывающая за собой изрядных размеров кладовую. Скорее он бы удивился, не окажись там чего-либо подобного. Кенету начинало казаться, что все предметы в этом доме с двойным, а то и тройным дном, все вещи способны превращаться во что угодно и скрывать в себе любой другой предмет любого размера, даже и превосходящего. Если бы столик вдруг оброс шерстью, залаял, запрыгал на своих четырех ногах и попытался лизнуть хозяина в нос, а из чашки вдруг вылез бы, натужно кряхтя, бочонок с солеными овощами, Кенет принял бы это как должное.

В кладовой висело и лежало множество оружия, а также предметов совершенно Кенету непонятного вида и назначения, поблескивали плотно закупоренные бутылки и бутылочки с темными, светлыми и вовсе бесцветными жидкостями, громоздились коробочки и коробки с пряным, сладковатым, острым, едким, приятным и неприятным запахом, а то и совсем без запаха. Все это Кенет успел увидеть лишь мельком. Юкенна приподнялся на цыпочки, достал с верхней полки толстенную книгу и полотняный мешочек и закрыл кладовую. Потом он сел на тюфяк, скрестив ноги, и жестом подозвал к себе Кенета и Кенро. Оба подошли молча. Кенет начинал понимать, отчего молчит обладатель громадного меча. Может, он и не великий воин, вроде Аканэ, однако мастер в своем деле не из последних, опытный не по годам, и молодости своей он стесняется. Старается быть сдержанным, немногословным. Старается скрыть свою юношескую горячность. Хочет выглядеть старше. Кенет и сам дорого дал бы, чтоб иметь за плечами не пятнадцать лет, а хотя бы на пять-шесть побольше.

Юкенна вынул из мешочка другой, поменьше, из него — горсть цветных кружочков и бросил их на пол между собой и юношами. Ближе всего к Кенету оказался синий кружочек, к Кенро — красный, у ног самого Юкенны — пурпурный. Эти три кружочка Юкенна положил один на другой, остальные сдвинул в сторону.

— Сочетание гармоничное, — сказал Юкенна. — Уже хорошо. Сейчас посмотрим.

Из первого мешочка Юкенна извлек продолговатые пластинки, палочку туши и кисть для письма, на одной из пластинок написал знак «кен», на других — прочие слоги трех имен. Пластинку с общим слогом он положил знаком вверх, остальные пластинки пристроил к ней, словно ветви к дереву, вверх чистой стороной. Кенет следил за его работой как завороженный.

— Сейчас и посмотрим, — бормотал Юкенна, листая книгу. — Синий, красный, пурпурный… есть! Значение слога «кен» в этих символах… река… сила, способность, возможность… осуществление, раскрытие… похвала, радость… в общем, и все.

— Хорошо, но мало, — заметил Аканэ. — А что для каждого из вас?

— Не могу сказать, — развел руками Юкенна. — Сочетание неполное. Как ни складывай, а выходит отчего-то только часть фигуры. В этих событиях должно участвовать не три человека, а больше.

— А ты погадай на отсутствующих, — предложил Аканэ. — На обоих.

— На кого? — нахмурился Юкенна. — А, понял. Но ведь Кенет и Кенро с ними не знакомы.

— Если события будут, — хмыкнул Аканэ, — то познакомятся непременно. А если нет, полного расклада все равно не получится.

— Разумно, — согласился Юкенна. Он взял еще несколько пластинок, написал на них какие-то слоги и начал пристраивать новые ветви к уже выстроенным, тоже знаками вниз.

— Между прочим, ты тоже в этом участвуешь, — сообщил он Аканэ, не поднимая глаз от сложной фигуры перед собой.

— Ты меня не удивил. Странно, что Лим не участвует.

— Ничего странного, — возразил Лим. — Я завтра уезжаю. У сестры сыну месяц исполнился, пора имя давать. Меня только и ждут. Если бы ты не исчез, я бы еще третьего дня уехал.

— Ясно, — рассеянно произнес Юкенна. — Да, вот так, похоже, получается полное сочетание. Сейчас проверим.

Он снова уткнулся носом в книгу. Кенет и Кенро, затаив дыхание, ждали ответа.

— А почему ты для меня цвет не определял? — поинтересовался Аканэ.

— А это не обязательно. Трех цветов для определения достаточно вполне, да и не твой слог стволовой. К тому же я не могу назвать цвет за отсутствующих, так что не стоит и возиться… а, вот, есть, нашел.

— Ну и что там? — сдержанно полюбопытствовал Кенро, не в силах молчать.

— Хотел бы я знать, как это все произойдет, если произойдет, — задумчиво произнес Юкенна. — Для Аканэ в таком сочетании — спасение жизни… ну, это уже сбылось. Для тебя, — обернулся он к Кенро, — поездка. Недолгая и приятная.

— Только приятная или с пользой?

— С пользой тоже, и не только для тебя. Для Кенета — уйма всякого разного. Ученичество… хорошее, хотя и недолгое… подарок… нет, два подарка… важная встреча… что-то еще, не понимаю… хотя нет, понимаю, но это не зависит от сочетания, это его собственное и будет еще не скоро.

— А что будет? — с жадным любопытством спросил Кенет.

— А тебе знать не положено, — отрезал Юкенна. — Чем меньше будешь знать об этом, тем скорее, полнее и лучше оно сбудется. В любом случае я рад, что ты нам на дороге попался. Н-да, если это так, тогда и весь остальной расклад вполне возможен.

— А что там еще? — лениво спросил Аканэ.

— Сгубит тебя любопытство, — рассмеялся Юкенна. — Для тебя — тоже хорошо. Благодарность вышестоящих, успех, упрочение жизненного положения. Для одного из отсутствующих — радость, частичное избавление от забот. Для другого — тоже спасение жизни. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Не очень, — признался Аканэ. — Совершенно себе не представляю, как это может случиться. Но расклад в любом случае просто на диво хорош. Ни одного дурного знака.

— Кстати о знаках. — Юкенна обернулся к Кенету. — Никогда больше не гадай на имя, тем более у хорошего гадальщика.

— А если предложат? — растерялся Кенет.

— Под любым предлогом откажись. Да тебе, собственно, и не нужно. Зловещих сочетаний для твоего знака почти что и нет.

— Ну а вдруг все-таки? — настаивал Кенет. — Не хотелось бы ни в чем не повинным людям вред приносить.

— Этого не будет. Вообще не стоит гадать слишком часто. Тебе что, ближайшей судьбы мало?

— По-моему, более чем достаточно, — поддержал его Лим. — Знак ученичества. Выходит, Аканэ займется твоей судьбой основательней, чем я думал.

— А я и не собирался платить за него в гильдию, — возразил Аканэ. — Я с самого начала хотел взять его к себе в ученики, если выберемся. Не то этого любимца приключений и любителя вступаться за обездоленных разве что ленивый не обидит.

Кенет снова покраснел.

— Не обижаешься, что мы все за тебя решили? — обратился к нему Юкенна, проворно собирая рассыпанные пластинки и кружочки.

— Нет, — улыбнулся Кенет, преодолевая смущение. — Так даже лучше вышло. Сам бы я напрашиваться постыдился. И потом, ведь это не только вы так решили.

— Что верно, то верно, — кивнул Юкенна и убрал мешочки и книгу в кладовую.

— По-моему, самая пора немного выпить, — предложил Лим. — Начало ученичества и связь судьбы. Такое дело надо почтить вином.

С его словами никто не спорил. Связь судьбы и начало ученичества почтили несколькими глотками темно-красного вина, после чего новоиспеченный ученик воина совершил перед учителем подобающий случаю поклон, а потом помог Юкенне убрать со стола.

Выпитое впервые в жизни вино слегка ударило ему в голову, и он нисколько не сожалел, когда Юкенна вновь удалился в свою лавку, а остальные принялись готовиться ко сну.

Назавтра уехал не только Лим, но и Кенро. Аканэ отправил его к себе домой подготовить все к своему возвращению. Кенет и Аканэ остались вдвоем. Юкенна был занят в лавке и забегал только по вечерам. Однако скучать им не приходилось. Аканэ обучал Кенета уходу за оружием. Юкенна после его настойчивой просьбы со вздохом пожертвовал для благого дела несколько предметов вооружения из своей кладовой. Кенет учился определять качество металла, балансировку, правильность заточки, учился собирать и разбирать самое неожиданное на вид оружие. Понемногу он начинал осваиваться со своим новым ремеслом, хотя и не очень понимал, каким образом подобные познания могут ему пригодиться — с его-то запретом. Он даже сказал однажды Аканэ, что не чувствует в себе способностей к обращению с мечом. Против ожидания Аканэ не рассердился.

— Это правильно, — с одобрением заметил он. — Обычная беда всех моих прежних учеников — самоуверенность. Еще учебный меч в руках держать не научился, а уже рвется размахивать боевым. Да не просто так размахивать, а в дело пустить. А ты, я гляжу, парень обстоятельный; не зная металла, за металл не хватаешься. И правильно делаешь. Что там у тебя — дубинка?

— Посох, — уточнил Кенет.

— Пригодится и посох. Цеп, тройной цеп… у тебя должно получиться. Инструмент привычный. А фехтовать поучись пока деревянным мечом. Там видно будет.

Кенет вздохнул с облегчением: решение Аканэ избавляло его от необходимости рассказывать о добровольно принятом на себя обете. Он и сам затруднился бы сказать, почему он так упорно держит в тайне свои обеты. Отчего бы и не рассказать всю правду — тем более учителю; тем более что в ней нет ничего зазорного? И устав вроде бы не запрещает. Во всяком случае, на глаза Кенету подобный запрет не попадался. И все же, несмотря на чисто мальчишеское желание похвалиться, несмотря на желание выглядеть в глазах учителя более достойно, Кенет хранил молчание и по-прежнему ревностно оберегал свой секрет. Вероятно, именно с ним и были связаны загадочные слова Юкенны о том, что может произойти когда-нибудь. Но Юкенна подробнее рассказать не пожелал, значит, и ему, Кенету, не следует. Да и рассказывать о чем бы то ни было Кенету не хотелось, ему хотелось слушать. Аканэ раскрывал перед ним целый мир — новый, интересный, загадочный, немного пугающий, но тем более притягательный. Кенет жадно впивал каждое слово Аканэ — и сведения об оружии, и правила поведения, и поучительные байки из жизни великих воинов. Словно маленький ребенок, он огорчался, когда надо было ложиться спать, ибо, словно маленькому ребенку, жить ему было интересно. Кенет проверял балансировку метательных ножей с тем же неизъяснимым восторгом, с каким младенец впервые запихивает ногу в рот. Он с нетерпением ждал, когда же Аканэ будет достаточно здоров, чтобы поблагодарить Юкенну за гостеприимство и отправиться домой: только там и начнется настоящее обучение. Аканэ, казалось, тоже чего-то ждал. Каждый раз он встречал Юкенну вопросительным взглядом, и каждый раз тот лишь пожимал плечами в ответ. Кенету очень хотелось узнать, чего же ждет учитель, но спросить он не осмеливался.

Однако вечным даже ожидание не бывает. Не прошло и четырех дней, как Кенет узнал, чего дожидался Аканэ. На сей раз в ответ на обычный немой вопрос Юкенна улыбнулся широкой долгой улыбкой и даже слегка зажмурился, словно от удовольствия.

— Рассказывай! — нетерпеливо потребовал Аканэ.

— Ну нет, — почти промурлыкал Юкенна. — Только после ужина. Такое надо рассказывать неторопливо и обстоятельно.

Кенет мигом накрыл на стол. Он не знал, что за новости принес Юкенна, но было очевидно, что для Аканэ они многое значат. Чтобы не заставлять его томиться ожиданием, Кенет постарался управиться как можно быстрее.

Юкенна и Аканэ принялись за еду. Какое-то время они жевали молча. Однако новость так и распирала Юкенну. Наскоро утолив первый голод, он жестом пригласил Кенета присоединиться и заговорил, не дожидаясь повторной просьбы.

— Это зрелище надо было видеть, — провозгласил Юкенна с набитым ртом. — Да ты ешь, малыш, не стесняйся… надо было видеть! Наместник все так хитро устроил — голова кругом идет!

— Значит, с больницей покончено? — перебил его Аканэ. Юкенна прожевал кусок и кивнул.

— Оказывается, он давно уже новых лекарей сюда выписал. Прибывали они по одному, и он их в своих покоях прятал. Могу себе представить! А с новой больницей совсем смешно получилось. В первый раз ее подожгли, так теперь он за дело похитрее взялся. Уплатил какому-то богачу, чтобы тот слухи распустил, будто собирается себе новый дом строить. А наместник будто и вовсе ни при чем. А на самом деле на стройке работали его люди. Как только стройку окончили, часа не прошло… — Юкенна завертел головой, — тут такое началось!

Аканэ весь обратился в слух. В глазах его появился уже знакомый Кенету томный блеск.

— В старой больнице ничего подобного не ждали. Наместник Акейро с них денежный отчет потребовал — тоже для отвода глаз. Будто он хочет выяснить, кто и сколько ворует, и ни о чем другом и думать не думает. А сделано все было совсем по-другому. Сразу же всех больных в новое здание перевезли, а там уже их новые лекари дожидаются, и служители все новые. Никого из прежних.

— А прежних куда? — жадно спросил Аканэ.

— А прежних всех до единого — ко всем свиньям. До захода солнца собрать манатки — и в пожизненное изгнание под страхом смертной казни.

— Всего-то? — недовольно поморщился Аканэ.

— Хорошенькое «всего»! — возразил Юкенна. — Да я головой ручаюсь — они бы предпочли, чтоб наместник велел бросить их в темницу или выпороть прилюдно. Кое-кто, по моему разумению, предпочел бы даже быть повешенным. А он их отпустил.

— Не понимаю, — протянул Аканэ.

— Не понимаешь, потому что здесь сидишь. Будь ты на площади, когда оглашали приказ наместника, живо бы уразумел. Он-то их отпустил. А жителям города прогуляться за городскую стену разве запрещал кто?

— А-а! — выдохнул Аканэ сквозь стиснутые зубы.

— Совершенно верно. Не все же в этой больнице поумирали. Кое-кто и живой выбрался, невзирая на лечение. Ну и родственники у погибших имеются. Не у всех, конечно, но тоже немало. Кто по-честному с больными обходился, тех, ясное дело, не тронули. Дали им приют в Ласточкиных гнездах, это за чертой города и не возбраняется. А остальные здорово пожалели о доброте наместника. Если успели, разумеется. Да ты ешь, парень, чего ждешь? Остынет ведь.

Кенет послушно откусил кусочек жареной рыбы и прожевал его, совершенно не чувствуя вкуса.

— По-моему, правильно, — заключил Юкенна. — Больно долго наместнику разбираться, кто там и что вытворял в этой больнице. Долго и сложно. Могут пострадать и невиновные. А те, кто там выжил, сами знают, кому и за что чем воздать. Ты успокоился? — обратился он к Аканэ.

— Да, — ответил Аканэ безо всякого выражения.

В ту ночь Кенет долго не мог уснуть. Спать ему хотелось, но он боялся закрыть глаза: воображение рисовало ему всевозможные картины, одну страшней другой. Зная, что доводилось переживать несчастным, угодившим в старую больницу, он не сомневался, что месть страдальцев была неслыханной. Старательно отгоняя от себя всякие мысли, Кенет ворочался с боку на бок почти до утра.

Радом с ним Аканэ спал и видел сны. Грудь его быстро и тяжко вздымалась, из крепко сжатых уст порой вырывался гневный стон.

Картины, возникавшие перед мысленным взором Кенета, мало соответствовали действительности. То, что произошло на самом деле, было очень страшно, но страшно по-иному, не так, как это рисовалось Кенету или Аканэ.

Когда отзвучал, перекатываясь ленивыми волнами в плотном от жары воздухе, указ наместника, когда занялось медленным огнем опустевшее здание старой больницы, изгнанные еще не поняли, что произошло. Они направились к городским воротам, не особенно сетуя на жизнь, а четверо прислужников Инсанны и вовсе полагали, что отделались легким испугом.

— Подумаешь — изгнание, — говорили они друг другу. — На наш век городов хватит.

Они не заметили, что Сад Мостов как-то разом обезлюдел. Самые оживленные торговые мосты и улицы были пусты, почти все лавки закрылись — это среди белого дня! Бродячие кошки грелись на солнышке, испытывая легкое изумление от того, что их некому согнать пинком с облюбованного местечка. Время от времени та или другая поджарая мохнатая королева свалки подымалась и лениво переходила через мост, подрагивая вздыбленным хвостом.

Но даже и тогда изгнанные ничего не поняли.

И даже когда перед ними открылись городские ворота, вид отдаленной толпы за стеной не вызвал у них ни страха, ни даже мимолетного беспокойства, настолько они были уверены в собственной привычной безнаказанности. Лишь потом, когда толпа растеклась навстречу им и оттерла нескольких человек в сторону и плотно сомкнулась вокруг остальных, им стало страшно. Тех немногих, кто действительно старался облегчить страдания больных, толпа пощадила. Их не только оттерли, но и как-то очень ловко и естественно выпихнули наружу, и они не могли пробиться назад и выступить в защиту тех, кто остался посреди толпы, даже если и хотели.

А те, кто остался, внезапно ощутили всем своим существом, что они обречены. Ярость толпы изливалась на них почти зримо, но ни один человек из плотно сомкнутой вокруг них живой стены даже не коснулся изгнанных, словно брезгуя. Ни одна рука не протянулась ударить, ни один камень не полетел в центр круга. Толпа смыкалась все плотнее, теснила, наступала, но не прикасалась, и это было самым страшным. Изгнанники жались друг к другу, стискивая тех, кто в самой середке, почти до бездыханности, лишь бы самим не соприкоснуться с брезгливой яростью толпы; им чудилось, что они упадут замертво, едва дотронутся случайно до чьих-нибудь башмаков или полы кафтана. Какой-то полоумный служитель взвился в истерике и запрыгал на месте, бессмысленно колотясь головой о спины и головы своих собратьев и издавая кликушеские вопли, но даже истерика не бросила его на толпу. Прочие же словно оцепенели. Служитель поорал немного и испуганно замолк, словно ему внезапно заткнули рот, настолько страшен ему вдруг показался его собственный безответный крик. Вновь наступила тишина, и мерное хрипловатое дыхание сотен людей не нарушало, а лишь странным образом подчеркивало эту пыльную сухую тишину.

— Князь!!! — внезапно крикнул кто-то из внешнего края толпы.

Действительно, на городской стене стоял князь Юкайгин в парадном облачении. Все лица обратились в его сторону. Изгнанники смотрели на него с надеждой, толпа — со сдержанным гневом: неужели их повелитель пришел, чтобы вырвать из их рук законную добычу? Ну нет, не выйдет! Толпа стонала и медленно ворочалась, как разбуженный зверь. В эту минуту она могла растерзать любого, кто попытается ей помешать.

— Люди! — громко и медленно произнес князь Юкайгин. — Я виноват перед вами.

Толпа снова замерла, потрясенная: таких слов не ожидал никто.

— Я виноват перед городом, — после недолгого молчания вновь заговорил Юкайгин. — Я давно должен был выжечь эту язву на теле нашего города и защитить вас — и не сумел. Я не смог сделать для вас то, что сделал его светлость господин наместник Акейро, да будет благословенно его имя!

— Да будет благословенно! — откликнулась с готовностью толпа, даже не замечая, что впервые за восемь веков жители Сада Мостов благословляют столичного наместника.

— Его светлость господин наместник искоренил зло, но не стал предавать этих людей в руки правосудия, ибо он справедлив.

Толпа вздохнула изумленно.

— Он лишь изгнал их, полагая, что по справедливости, — князь повторил это слово и умышленно подчеркнул его, — эти люди подлежат не его суду, а вашему. Я также присоединяюсь к вашему суду и буду с ним согласен, каким бы он ни был.

Князь сказал свое слово, но не сошел со стены. Он стоял, опустив голову перед своими подданными, и молчал.

— А ведь и правильно, — почти пропел чей-то голос. — Судить их, голубчиков!

— Судить их, родненьких!

Снизу не было видно, как на губах князя возникла и исчезла мимолетная усмешка.

Толпа не рядилась, выбирая судью. Всем и так было ясно, кто имеет право судить этих людей. Судьей был назван старенький священник, в чьи обязанности входило читать очистительные молитвы над телами умерших в больнице. Их покрытые грязью и кровью истощенные тела он видел на протяжении двадцати лет без малого. Даже слепая ярость толпы не испугала обреченных так, как испугало их кроткое лицо незлобивого маленького священника. А в окончательный ужас они пришли, осознав, что люди, стоящие за спиной безответного старичка, которому они столько раз с глумливым безразличием отдавали мертвые тела, из убийц внезапно превратились в палачей.

— Не здесь, — тихо сказал маленький священник и близоруко мигнул. — И не сейчас. Чтобы их нечистая кровь не осквернила землю. Надо подождать, пока луна взойдет, чтобы лунный свет очистил их кровь.

Время едва перевалило за полдень. Люди стояли и ждали терпеливо, когда же взойдет луна. И в отдалении от них на гребне городской стены вместе со всеми ожидал восхода луны князь Юкайгин.

Неделей позже, когда Юкенна подземным ходом вывел из города Кенета и Аканэ, они напрасно оглядывались в поисках кровавых следов на месте, где город расправился с изгнанными. Следов крови не было. Да и вообще никаких следов. Трава разве что немного вытоптана.