Кровавые обещания

Райчел Мид, 2009

Удар за ударом наносят по Академии вампиров безжалостные стригои, извечные враги вампирского рода. Последняя атака стала самой кровавой за всю историю школы, она унесла жизни многих учеников и учителей. Но самое страшное – стригои забрали с собой пленников, а среди них – Дмитрия, самого дорогого человека для Розы, подруги и стража принцессы Лиссы. Роза, мучимая болью утраты, отправляется в далекое путешествие, чтобы отыскать своего возлюбленного и отомстить похитившим его порождениям тьмы. Впервые на русском! Новая книга культового сериала об Академии вампиров.

Четыре

В любой другой период своей жизни я с удовольствием исследовала бы Москву. Сидни так спланировала наш вояж, что между поездами было несколько свободных часов. Это дало нам возможность побродить по городу и перекусить, хотя она настаивала, чтобы мы из соображений безопасности вернулись на вокзал до наступления темноты. Несмотря на мою «крутизну» и знаки молнии, она не желала рисковать.

Мне было все равно, как проводить свободное время. Имело значение только то, что приближало меня к Дмитрию. Поэтому мы с Сидни просто бесцельно гуляли, поглядывали по сторонам и очень мало разговаривали. Я никогда не была в Москве. Прекрасный город, процветающий, с множеством людей и развитой торговлей. Я могла бы целыми днями заниматься здесь шопингом и пробовать еду в разных ресторанах. Места, названия которых я слышала всю жизнь, — Кремль, Красная площадь, Большой театр — были рядом, в пределах досягаемости. Круто, конечно, и все же я изо всех сил старалась отключиться от городских зрелищ и звуков, потому что они напоминали мне Дмитрия.

Он часто рассказывал о России и клялся, что я полюбила бы эту страну.

— Для тебя это было бы похоже на волшебную сказку, — как-то сказал он.

Это происходило прошлой осенью, на занятиях перед школой, как раз перед тем, как выпал первый снег. В воздухе висел туман, и все покрывала роса.

— Извини, товарищ, — ответила я, связывая волосы в конский хвост.

Дмитрию нравилось, когда я распускала волосы, но не во время же занятий по боевому искусству. Они только мешали бы мне.

— Борж и старомодная музыка — не то, как я представляю себе счастье.

Он одарил меня одной из своих редких беспечных улыбок; фактически лишь в уголках его глаз собрались легкие морщинки.

— Борщ, а не борж. И я знаю, какой у тебя аппетит. Проголодаешься как следует и будешь есть его как миленькая.

— Значит, чтобы волшебная сказка подействовала, нужно быть жуть какой голодной?

Больше всего на свете мне нравилось поддразнивать Дмитрия и, конечно, целоваться с ним.

— Я говорю о стране. О зданиях. Отправься в любой из больших городов, и он окажется не похож ни на что, виденное тобой прежде. В США везде строят одно и то же — всегда большими, плотно забитыми кварталами. Они возводятся быстро и легко. Однако в России некоторые здания — настоящие произведения искусства. Искусство присутствует даже в большинстве обычных, будничных зданий. А Зимний дворец и Троицкая церковь в Санкт-Петербурге? При виде их просто захватывает дух.

Его лицо светилось при воспоминании об этих городах, и без того красивые черты выглядели просто божественно. Думаю, он целый день мог бы перечислять разные достопримечательности. Сердце пламенело в груди просто при одном его виде. И тогда, как обычно, когда боялась показаться глупой и сентиментальной, я отшутилась, чтобы отвлечь его внимание и скрыть свои эмоции. Он переключился на деловой настрой, и мы начали работать.

Теперь, бродя по улицам этого города с Сидни, я от всей души хотела повернуть время вспять. Тогда я не стала бы отшучиваться, а просто слушала бы рассказ Дмитрия о его родной стране. Я отдала бы что угодно, чтобы он сейчас был рядом со мной. Да, насчет зданий он оказался прав. Конечно, многие напоминали те однообразные блоки, которых полно в США или в любой другой стране мира, но некоторые действительно выглядели изящно — покрашенные в яркие цвета, увенчанные странными и все же прекрасными куполами в форме луковиц. Как будто и впрямь из какого-то другого мира. И все время я не переставала думать о том, как это было бы, если бы сейчас Дмитрий шел рядом, показывал и объяснял мне все. К примеру, если бы мы вместе проводили отпуск. Романтический отпуск. Мы ели бы в разных экзотических ресторанах, а потом танцевали бы всю ночь. Я без конца меняла бы модные платья — те самые, которые бросила в отеле в Санкт-Петербурге. Вот как оно должно было происходить. Я вовсе не должна была бродить по этому городу с какой-то хмурой девицей.

— Необыкновенно! Словно попадаешь в сказку.

Я вздрогнула, услышав голос Сидни, и только тут поняла, что мы стоим перед нашим вокзалом. В Москве их множество. Прозвучавший в ее словах отзвук моего разговора с Дмитрием вызвал ощущение бегущих по коже мурашек. Она была права. Вокзал не украшали луковичные купола, но все равно он выглядел иллюстрацией из сборника сказок — что-то вроде замка Золушки и одновременно пряничного домика. Большая сводчатая крыша с башенками на каждом конце. Белые стены пересекали полосы коричневой кирпичной кладки и зеленой мозаики. Кое-кто в США мог бы назвать это здание безвкусным, но для меня оно было прекрасно.

Я подумала, что сказал бы Дмитрий по поводу него, и почувствовала, как к глазам подступают слезы. Наверняка оно нравилось ему — как и все здесь. Осознав, что Сидни ждет ответа, я проглотила свою печаль и притворилась легкомысленной девицей.

— Может, это сказка о вокзалах?

Она вскинула брови, удивленная моим равнодушием к здешним красотам, но спрашивать ничего не стала. Кто знает? Может, продолжай я иронизировать, она в конце концов разозлилась бы и отвязалась от меня. Хотя… вряд ли мне так повезет. Я была уверена — страх перед начальством затмевает любые чувства, которые она испытывает ко мне.

У нас было купе первого класса, оказавшееся гораздо меньше, чем я ожидала. На каждой стороне — комбинация скамьи и постели, окно, высоко на стене ТВ. Я подумала, что телевизор поможет нам провести время, но тут же напомнила себе, что с русским ТВ у меня часто возникают проблемы, и не только из-за чужого языка, но и потому, что многие сцены производят ужасно странное и даже непонятное впечатление. По крайней мере, у каждой из нас будет кусочек собственного пространства, пусть даже купе не такое уютное, как хотелось бы.

Яркие цвета бросались в глаза повсюду, как и везде в городе. Даже стены за пределами нашего купе были броско окрашены, на полу лежал плюшевый ковер с красно-желто-зеленоватым рисунком, а посреди него во всю длину тянулась желтая дорожка. В купе на скамьях лежали подушки, обтянутые роскошным оранжевым бархатом, и занавески были под стать им — золотисто-оранжевые, из плотной ткани с шелковой отделкой. Учитывая еще и богато украшенный столик, это было все равно что ехать в мини-дворце.

Уже стемнело, когда поезд тронулся. По какой-то причине транссибирские поезда всегда отбывают из Москвы ночью. Было еще не так уж поздно, но Сидни заявила, что хочет спать, и в мои планы не входило раздражать ее еще сильнее. Поэтому мы выключили свет, оставив лишь крошечную лампочку у изголовья моей постели. На вокзале я купила журнал, и хотя языка не понимала, изображения косметики и нарядов преодолевали все культурные барьеры. Я листала страницы как можно тише, восхищаясь летними топиками, платьями и спрашивая себя, наступит ли время, когда меня снова будут волновать такие вещи.

Укладываясь, я не чувствовала усталости, но тем не менее сон сморил меня. Мне снилось, будто я мчусь на водных лыжах, как вдруг море и солнце растаяли и я оказалась в комнате с бесчисленными книжными полками и рядами столов с компьютерами. В помещении стояла полная тишина. Я находилась в библиотеке Академии Святого Владимира.

— Ох, только не сегодня! — простонала я.

— Почему не сегодня? Почему не каждый день?

Я повернулась и увидела красивое лицо Адриана Ивашкова. Адриан был морой, внучатый племянник королевы; он остался в моей прошлой жизни, когда я отбыла для исполнения своей самоубийственной миссии. Прекрасные изумрудно-зеленые глаза вкупе с модно взъерошенными каштановыми волосами заставляли многих девушек терять голову. Однако он был, типа, влюблен в меня; именно благодаря ему в этой поездке я не знала нужды в деньгах. За одно это следовало быть с ним милой.

— Действительно, — ответила я. — Надо думать, я должна быть благодарна за то, что ты объявляешься всего раз в неделю.

Он улыбнулся и сел в деревянное кресло. Высокий и худощавый, как большинство мороев. Моройские парни никогда не бывают толстыми.

— От разлуки сердце размягчается, Роза. Не хочу, чтобы ты считала меня слишком самонадеянным.

— Нам это не грозит, не беспокойся.

— Не хочешь рассказать мне, где ты?

— Нет.

Кроме Лиссы, он был единственным известным нам пользователем духа, и среди его талантов была способность проникать в мои сны — часто незваным гостем — и разговаривать со мной. Какая удача, что таким образом он никогда не сможет узнать, где я!

— Ты убиваешь меня, Роза, — мелодраматическим тоном заявил он. — Каждый день без тебя причиняет боль. Пустота. Одиночество. Я тоскую по тебе, спрашивая себя, жива ли ты еще вообще.

Это была типичная для него, ужасно глупая манера выражаться, со склонностью к преувеличениям. Адриан мало к чему относился серьезно. Кроме всего прочего, дух делает людей неуравновешенными, и хотя Адриан боролся с этим, какой-то эффект все-таки присутствовал. И все же за его мелодраматическими речами ощущалось зернышко правды. Какой бы вид он ни напускал на себя, я знала — он на самом деле тревожится за меня.

Я скрестила на груди руки.

— Я все еще жива, как видишь. Убедился? Теперь дай мне поспать.

— Сколько тебе нужно объяснять? Я же говорил — ты и сейчас спишь.

— И однако разговоры с тобой непостижимым образом изматывают меня.

Он рассмеялся.

— Ох, я так скучаю по тебе. — Улыбка погасла. — И она тоже.

Я замерла. Она. Ему не требовалось даже называть ее по имени — ясно, о ком шла речь.

Лисса.

Даже мысленно произносить ее имя причиняло мне боль, в особенности после того, как я видела ее прошлой ночью. Выбор между ней и Дмитрием был едва ли не самым трудным в моей жизни, и время не залечивало эту рану. Пусть я выбрала его, но расстаться с ней было все равно что лишиться руки, в особенности потому, что благодаря нашей связи разлука не была по-настоящему полной.

Адриан бросил на меня проницательный взгляд, как будто мог прочесть мои мысли.

— Ты ходишь посмотреть на нее?

— Нет. — Я не хотела признаваться, что видела ее совсем недавно. Пусть думает, что я освободилась от нее. — Это больше не моя жизнь.

— Да, твоя жизнь — это самосуд и, конечно, с угрозой для здоровья.

— Ты не понимаешь ничего, если это не касается пьянства, курения и разврата.

Он покачал головой.

— Ты единственная, кого я хочу, Роза.

К несчастью, я ему верила. Для нас обоих все было бы гораздо проще, если бы он нашел себе кого-нибудь.

— Твое право — продолжать питать ко мне нежные чувства, но тебе придется долго ждать.

— Как долго?

Он задавал мне этот вопрос все время, и каждый раз я подчеркивала, что это продлится долго и что он впустую тратит время. Сейчас, подумав, что, возможно, Сидни поможет мне, я заколебалась.

— Не знаю.

Его лицо расцвело надеждой.

— Это самое оптимистичное, что ты до сих пор мне говорила.

— Не придавай особого значения. «Не знаю» может означать и день, и год. Или даже никогда.

Озорная улыбка снова заиграла на его губах; что же, он симпатичный, ничего не скажешь.

— Буду надеяться, что это один день.

Воспоминание о Сидни навело меня на мысль задать ему один вопрос.

— Ты когда-нибудь слышал об алхимиках?

— Конечно.

Еще бы он о ком-то не слышал! Типично.

— Можно было и не спрашивать.

— Почему ты интересуешься? Столкнулась с ними?

— Типа того.

— Что ты натворила?

— Почему ты думаешь, будто я что-то натворила?

Он засмеялся.

— Алхимики только тогда возникают, когда случаются неприятности, а ты — непреходящий источник неприятностей. Будь, однако, осторожна. Они сдвинуты на религии.

— Здесь не тот случай.

Вера Сидни не казалась такой уж… чрезмерной.

— Только не позволяй им обратить тебя в свою религию. — Он подмигнул. — Ты мне нравишься грешницей.

Я хотела сказать ему, что Сидни наверняка считает меня за гранью спасения, но тут он ушел из моего сна.

Вот только вместо того, чтобы погрузиться в обычный сон, я проснулась. Поезд успокаивающе погромыхивал, пока мы мчались по России. Моя лампочка все еще горела, слишком ярко для затуманенных сном глаз. Я потянулась, чтобы выключить ее, и заметила, что постель Сидни пуста.

«Наверно, в туалете», — подумала я.

И все же мне было не по себе. Она и ее алхимики оставались для меня загадкой, и внезапно мне пришло в голову, что, возможно, она как раз сейчас осуществляет задуманный ими зловещий план. Может, вышла, чтобы встретиться с каким-нибудь тайным агентом? Я решила найти ее.

По правде говоря, я понятия не имела, где она может быть в таком огромном поезде, но логика никогда не останавливала меня. Не остановила и сейчас. По счастью, надев тапочки и выйдя в коридор, я обнаружила, что мне не надо далеко ходить.

Вдоль коридора тянулись окна, все с этими роскошными занавесками, и Сидни стояла у одного из них, спиной ко мне, завернувшись в одеяло и глядя в ночь. Взлохмаченные от сна волосы выглядели не такими золотистыми в тусклом свете.

— Эй! — неуверенно окликнула я ее. — С тобой все в порядке?

Она слегка повернулась ко мне, одной рукой придерживая одеяло, а другой теребя свой крестик. Я вспомнила замечание Адриана о религиозности алхимиков.

— Не могу уснуть, — призналась она.

— Это… из-за меня?

Вместо ответа она снова отвернулась к окну.

— Послушай. — Меня охватило чувство беспомощности. — Если я могу что-то сделать… В смысле, кроме как отказаться от этой поездки…

— Я справлюсь, — сказала она. — Просто… ну… это как-то странно для меня. Я все время имею дело с вами, но реально я никогда не имела дела с вами, понимаешь?

— Наверно, можно сделать так, чтобы у тебя было отдельное купе — если это поможет. Найдем здешнего служителя, и я заплачу.

Она покачала головой.

— Это всего лишь пара дней.

Я не знала, что еще сказать. Путешествовать вместе с Сидни не слишком вписывалось в мои планы, но я не хотела, чтобы она страдала. Глядя, как она теребит свой крестик, я попыталась измыслить что-нибудь успокоительное. Может, обсуждение отношения к Богу и сблизило бы нас, однако мне не верилось, что, если я признаюсь ей в том, что ежедневно спорю с Ним, а в последнее время и вовсе засомневалась в Его существовании, это улучшит мою репутацию «злобного создания ночи».

— Хорошо, — сказала я наконец. — Скажи мне, если передумаешь.

Я вернулась в постель и заснула удивительно быстро, несмотря на беспокойство, что Сидни способна простоять в коридоре всю ночь. Однако, проснувшись утром, я обнаружила, что она свернулась калачиком в своей постели и крепко спит. Видимо, настолько устала, что даже страх передо мной не помешал ей уснуть. Я тихонько встала и переоделась, сняв тенниску и тренировочные брюки, в которых спала. Я была ужасно голодна и подумала, что Сидни может проспать дольше, если меня не будет рядом.

Ресторан находился в следующем вагоне и выглядел как в каком-нибудь старом кино — столики покрыты изящными красными льняными скатертями, повсюду медь, темное дерево и ярко окрашенные статуэтки из цветного стекла. Скорее похоже на какой-нибудь ресторан в Санкт-Петербурге, чем на вагон-ресторан в поезде. Я заказала что-то, смутно напоминающее французский тост, но с сыром. Его подали с сосиской, которые, казалось, по вкусу были одинаковые везде, куда бы я ни заходила.

Я уже почти покончила с завтраком, когда появилась Сидни. Встретив ее впервые, я посчитала, что юбку-штаны и блузку она надела ради посещения «Соловья», однако вскоре выяснилось, что это ее обычный стиль. По-видимому, она относилась к числу людей, которые вообще не признают ни теннисок, ни джинсов. Ночью в коридоре она выглядела взъерошенной, но сейчас на ней были аккуратные черные слаксы и темно-зеленый свитер. Я, в джинсах и серой утепленной рубашке с длинными рукавами, почувствовала себя рядом с ней какой-то замарашкой. Тщательно расчесанные волосы несли на себе следы легкого беспорядка; по-видимому, с этим она ничего не могла поделать, какие бы усилия ни прикладывала. По крайней мере, мой конский хвост выглядел вполне прилично.

Она уселась напротив меня, и, когда подошел официант, заказала омлет, причем снова по-русски.

— Где ты научилась этому? — спросила я.

— Чему, русскому языку? — Она пожала плечами. — Нас учат и ему, и еще нескольким языкам.

— Класс!

Я прошла вводные курсы одного-двух языков, но преуспела в них мало. Раньше я об этом вообще не задумывалась, но сейчас, из-за этой поездки и из-за Дмитрия, я пожалела, что не знаю русского. Теперь, наверно, было поздновато начинать, и хотя за время пребывания здесь я усвоила несколько фраз, это по-прежнему казалось практически неосуществимой задачей.

— Должно быть, для твоей работы надо много чему учиться.

Я задумалась о том, каково это — входить в тайную группу, для которой не существует границ и которая контактирует с самыми разными правительствами. Потом у меня мелькнула еще одна мысль:

— А что это за штука, которую ты использовала, когда разлагала тело стригоя?

Она улыбнулась. Почти.

— Я уже рассказывала, что алхимики возникли как группа людей, изготавливающих всякие снадобья, помнишь? Это химическое соединение, которое мы разработали, чтобы быстро избавляться от тел стригоев.

— А нельзя с его помощью убить стригоя?

Погрузить стригоя в растворяющую жидкость гораздо легче обычных способов уничтожить его: обезглавливания, сожжения и насаживания на кол.

— Боюсь, что нет. Это вещество срабатывает только на трупах.

— Досадно.

Интересно, не припрятаны ли у нее в рукаве другие снадобья? Однако выяснять этого я не стала, решив, что следует дозировать свои вопросы:

— Что ты собираешься делать в Омше?

— Омск, — поправила она. — Возьмем машину и поедем дальше.

— Ты была там? В этом городе?

— Однажды.

— На что он похож? — спросила я, с удивлением услышав тоскующие нотки в собственном голосе.

Помимо поисков Дмитрия, какой-то частью души я продолжала цепляться ко всему, связанному с ним. Мне хотелось узнать о нем все, чего я не знала раньше. Если бы в школе мне отдали его вещи, я спала бы с ними каждую ночь. Однако в его комнате молниеносно произвели уборку, и теперь мне оставалось лишь собирать любые кусочки информации о нем, какие только удастся, — как будто это позволит удержать его рядом с собой.

— На любое другое поселение дампиров.

— Я никогда не была ни в одном.

Официант поставил перед Сидни омлет, и она застыла с вилкой в воздухе.

— Правда? А я думала, все вы…

Я покачала головой.

— Вся моя жизнь прошла в Академии. Более или менее.

Два года среди людей, по существу, ничего не меняли.

Сидни задумчиво жевала. Я готова была поспорить, что она не доест омлет. Судя по тому, что я видела в первую ночь и вчера вечером, она ела очень мало. Вроде как питалась одним воздухом. Может, это еще одно свойство алхимиков? Вряд ли. Скорее всего, это личная особенность Сидни.

— Жители наполовину состоят из людей, наполовину из дампиров, но дампиры объединены в тайное сообщество, о котором люди даже и не догадываются.

Я всегда подозревала, что у них существует целая субкультура, но понятия не имела, как она может вписываться в жизнь всего города.

— И? — спросила я. — На что их субкультура похожа?

Сидни положила вилку.

— Скажу лишь, что тебе лучше заранее приготовиться ко всему.