Басни, сказки, стихи

Надежда Юрьевна Зотова, 2021

Сборник басен, сказок и стихов составлен из произведений, написанных ранее как для взрослой аудитории, так и для детей. В него входят лирические стихотворения, сатирические басни и сказки-скороговорки.

Б а с н и

* * *

Был чистый бор и птицы щебетали,

Бил родничок, цветы благоухали.

Там — муравей, здесь — труженица-пчелка,

Там — мотылек — все не без толка.

Все ладно-складно, чин по чину.

Да вот случилась вдруг причина:

Пришла свинья — и всюду рыть

Во всю свою свинячью прыть.

Пришел козел все ощипал,

Тут поломал, там ободрал.

Воды попив из родничка,

Все сели сделать пустячка,

Затем, довольные собой,

Умчались весело домой.

Ворона мимо пролетала,

Увидев это, заорала:

«Какой позор, какой пассаж,

На что похожий бор стал наш!».

И тут же быстро улетела,

Убрать позор не захотела.

А кто ж расчистит эту грязь,

Коль все проходят сторонясь?!

Давай засучим рукава,

Все разгребем на раз и два,

Да вход закажем тем «друзьям» —

Воронам, свиньям и козлам!

* * *

Болонка, Такса и Лисица

Решили в свете утвердиться,

Да рты разинули на львов,

Чтоб жить фривольно, без трудов.

Болонка, шерсть клочками взбив,

Визжала, про себя забыв.

То забежит вперед залает,

То львов по следу догоняет,

Умильно машет им хвостом

И пьяно млеет за столом.

Лисица похитрей была,

Умнее дело повела:

Уж так скромна, уж так тиха

И не подумаешь греха.

А Такса, сидя в конуре,

Львов поджидала при дворе.

Да что скрывать — на все услуги

Готовы эти три подруги.

Да в том беда, что вместо львов

Поймали шелудивых псов.

Из сил уж выбились бедняги,

А к ним бегут одни дворняги

Трезор —

принес с собой ликер,

Полкан —

принес с собой бальзам,

А Тузик, пьяненький слегка,

Принес бутылку коньяка.

К закуске подали лосось,

А с львами дело сорвалось.

Мораль. Коль цену б вы имели, —

К вам львы бы сами подоспели!

Волк и лиса

Лисица рыжая намедни

Разжилась курочкой к обедне.

А волк, пронюхав про живинку,

Приплелся к ней на дармовщинку.

Не тут-то было! — От ворот

Ему плутовка поворот.

Лисице начал волк пенять:

«Уж больно ты хитра, сестрица,

Куда ни глянь и что ни взять —

Везде соврать ты мастерица.

А как уж сладко ты поешь,

Когда нужда тебе пристала,

Враз вокруг пальца обведешь —

И след простыл, как ни бывало!».

«Ах, кум, — лиса ему в ответ, —

И ты не бел, мой ясный свет.

Не стоит мне читать мораль,

Когда ты сам отпетый враль!

Тебе ли, кум, меня стыдить,

Когда, вчера, сожрав ягненка,

Ты по нему стал слезы лить,

Скосив глаза на поросенка.

А тот визжал с тобою в лад,

И нынче тоже был сожрат.

Не кличь на головы нам беды,

Коль мы с тобой не травоеды.

Прими, приятель мой совет,

Коль хочешь сытым быть в обед!»,

И — зырк на резвого телка,

Что промычал издалека.

Мораль. Не быть тому добром,

Когда сошлися плут с плутом!

ГУСАК

Как ты, гусак, спесив и важен,

Дворовый гусь, а чванством — сноб!

Кто слаб, с тем, словно лев, отважен,

А кто силен — тому холоп!

Шипишь, гогочешь без умолку,

Да проку в этом нет и толку,

Мораль проста: сей суд верша,

Удел его к столу лапша!

Кукушка-советница

На птичий двор донесся слух,

Принес его один Петух,

Что, мол, вот тут, невдалеке

В уютном маленьком леске

На зависть всем своим соседям —

Лисицам, зайцам и медведям —

Нашлась великого ума

Одна премудрая кума,

Что учит всех, как жить да быть

И как детей своих растить.

И что курушкам бы подстать

Пойти ума там призанять,

Поскольку нынче как-никак

Трещит по швам куриный брак,

И отбивается от лап

Все поколение цыплят.

А он, Петух, отец семейства,

Не терпит этого злодейства

И просит завтра на опушку

Прийти послушать всех кукушку.

Пришел на завтра сам Петух,

Привел с собой хохлаток двух

С ватагой их озорников,

Горластых, наглых драчунов.

Пришли Гусыня с Гусаком,

Индюшка с мужем Индюком

И терпеливо стали ждать,

Что будут здесь им куковать.

Кукушка, севши на суку,

Пропела первое: «Ку-ку!». —

И ну давай им всем строчить,

Как по науке надо жить.

«Поймите, нынче за границей

Не так живут давно уж птицы!

А здесь я вижу домострой,

Какой позор, какой отстой!

И так же, как сто лет назад,

Своих выводите цыплят,

Какой средневековый плен,

И все у вас без перемен!

А я, признаться, уж давно

Пробила в мир свое окно:

Живу царицею везде

В прекрасно убранном гнезде,

Без надоедливых мужей,

Не трачу нервы на детей.

Подкину яйца чужакам

И напложу их тут и там,

Уча при этом свой приплод

Роскошно жить за чей-то счет.

Мужей меняю, как перчатки,

Ну, а сама живу в достатке!».

От этих слов, сказавши: «Ух!», —

Весь птичий двор разинул клюв.

«Да как же так!..» —

Сказал Гусак.

«Какой-то глюк!» —

Сказал Индюк.

«Уж я ль не глух?!» —

Орал Петух. —

Отнять детей

У матерей!..

В чужом гнезде их всех растить,

И кем же им при этом быть?

Кто, право, вырастет за так —

Петух, Индюк или Гусак?

А ты хоть статна и видна,

А все, голубушка, одна!

Какой елей

Нам здесь ни лей,

А мы все те ж простые птицы,

И дурь из вашей заграницы

Нам ни к чему, и мы горой

За наш любимый домострой!».

Мораль. Чужих не слушай бредней,

Особо тех, что вкривь да вкось.

И не живи чужой обедней,

Чтоб с тем, кем быть, не статься врозь!

МЕДВЕДЬ И МУРАВЕЙ

Пришли на суд к царю зверей

Медведь и кроха Муравей.

Лев несказанно удивился:

«Что им делить? Ужель ей-ей,

В чем провинился муравей?».

«Вот, рассуди, — сказал Медведь,

И ну, давай свое реветь, —

Я у себя в лесу, — кричит, —

Хозяин, все вокруг молчит,

Когда я по лесу иду,

У всех зверей я на виду.

А этот вредный Муравей

Воздвиг в лесу с родней своей

Огромный дом и там живет,

И богатеет, и растет.

Мне ж ни почета, ни услуг,

Совсем зажрался этот друг!

Тогда решил я, Ваша Честь,

Его во всем везде учесть.

Все разобрал, разворошил,

Лесною данью обложил.

А он в ответ вцепился в нос

И укусил меня взасос.

Теперь с распухшею ноздрей

Стою сейчас перед судьей».

Залебезил, пустил слезу

С висящей каплей на носу.

Дослушав речи до конца,

Лев рявкнул: «На кол наглеца!

Сгною в кутузке подлеца!

Ты что же тут такой-сякой,

Здесь перед нами, как герой,

Сидишь и ухом не ведешь,

А сам за чей же счет живешь?

Коль хочешь с нами вместе жить,

Придется подати платить.

А нет — тогда и с глаз долой,

Со скарбом и со всей семьей!».

«Ах, Ваша Честь, есть встречный иск, —

Раздался муравьиный писк. —

Что было нажито трудом —

И скарб, и теплый добрый дом,

Медвежьей лапой разметен,

И я до нитки разорен!

С чего мне дань платить ему,

Когда свою я спину гну?

Тружусь с рассвета до заката,

Вот потому богата хата.

Моя не выдержит хребтина,

Коль взгромоздится Медвежина!

Теперь сажай меня на кол,

Но только гол я, как сокол!».

Взревел от ярости Медведь —

И ну с землей его тереть.

Тут муравей совсем потух

И испустил последний дух.

Мораль. Когда стрижешь натуру,

Оставь ты ей хотя бы шкуру.

ЛИСИЦА И ПЕТУХ

Лисица, рыжая плутовка,

Дурачит всех довольно ловко.

Себя и хвалит, и журит,

То нежно хвостиком помашет,

То комплимент кому-то скажет,

Ну, словно реченька журчит.

«Как я добра, как я прилежна,

Другой такой вам не сыскать.

Я дружелюбна, безмятежна,

Со мною просто благодать!

Я и скромна, и благородна,

А как собою хороша,

Чиста ко всем моя душа

И совесть от грехов свободна.

И поделиться я готова

Всем, что имею, право слово.

И в дружбе я всегда верна,

И образована, умна».

Сосед Петух, развесив уши,

Сел на забор ее послушать.

Его завидела Лисица

И слаще меда залилась:

«Уж я хозяйка, мастерица, —

Заулыбалась, умиляясь. —

А ты, как Марс, красив и грозен,

Мой ненаглядный Петушок,

Ты горд, воинственен, серьезен,

И шпоры есть, и гребешок —

Ну, чем не маршал? Разве куры

Оценят эдакой фигуры?».

У Петуха от лести — шок.

Он приосанился, вспушился,

Захлопал крыльями, взъярился,

Свалил свой гребень на бочок

И стал надутый, как индюк.

Косит Лисице томным взглядом

И по забору ходит рядом

Под свой урчащий перезвук.

«Ах, как хорош, — Лиса запела, —

Аж любо-дорого глядеть,

Тебе б сюда ко мне слететь,

Тогда б совсем другое дело.

Тогда бы мы с тобой на пару

Задали б перцу всем и жару!

Уж больно мы с тобой под стать,

Ну, нам ли вместе не бывать?».

От этих слов у Петуха

Случилось головокруженье,

В мозгах — дурман и потемненье,

Тут далеко ли до греха?

Забыл про жен, про то, что папа,

Слетел к Лисе — и сразу в лапы!

И что скажу на то теперь? —

От Петуха лишь пух да перья!

Мораль. Сидел бы на суку,

Пел до сих пор: «Ку-ка-ре-ку!».

СЛОН И ОСЕЛ

Трудяга Слон построил дом,

И все добротно было в нем:

Все на века, без воровства,

Без кумовства и плутовства.

Одна беда, что над слоном

Начальник был Осел-Ослом.

Уперся он ослиным лбом

В слоновий дом

И ну, кнутом

Давай охаживать Слона.

А в чем слоновья здесь вина?

Построен крепко дом Слона,

Нигде прореха не видна.

Все учтено, соблюдено,

Все, как единое одно.

Комфортно в этом доме жить

И денег не на что просить:

Ни на ремонт, ни на покраску.

Ни на еще какую сказку.

Вот так слоновняя напасть, —

Откуда же Ослу украсть?

Тут наш Осел подсуетился

И со Слоном пораспростился.

Набрал других, как сам таков,

Что и без рук, и без мозгов

Теперь по сорок раз в году

Кладут себе в карманы мзду.

Мораль итак ясна без слов:

Ах, если б не было Ослов!

БАРАН И ОВЦА

Баран с Овцою двадцать лет прожил,

Прижил детишек с ней и скарба кучу.

И вдруг ему внезапный случай подфартил

Без видимых причин

Вдруг выпал пышный чин,

А к чину и еще того покруче.

Баран грудь колесом: « Что я за молодец!

По мне ль теперь Овца, дебелая толстуха.

Она не молода, передо мной старуха».

И положить он с ней решил конец.

Глаз положил Баран на молодуху,

И ну таскать Овцу за ухо.

«Ты мне теперь не ровня, — говорит, —

Нужна мне, — говорит, — жена другая,

И ты теперь свободна, дорогая,

И путь ко мне тебе закрыт!».

Овца заблеяла с испугу:

«А как же дети, как мне быть?».

Напрасно, эдакого друга

Уже ничем не прошибить.

Баран Овечку молодую свел под венец,

Был горд собою,

Зажил, как бравый молодец,

Теперь с красавицей женою

И в ус не дул, пока из Главка

Его не выгнали в отставку.

Лишился чина, льгот, почета,

«Друзей», каким не было счета,

И все пошло совсем не так,

Все стало наперекосяк.

Ушли балы, приемы, речи,

И отощал вдруг кошелек.

Платить за роскошь стало нечем,

А то Овечке невдомек.

Она привыкла к шику, блеску,

А тут летит все к черту, с треском!

Недолго думала Овечка —

Другому отдала сердечко.

Тут захворал Баран-старик,

Запил и головой поник.

И надо ж было подлецу

Вдруг вспомнить старую Овцу.

Приободрился, сел побрился,

Купил букет, принарядился —

И шмыг к Овце. Там, дескать, дети,

Они роднее всех на свете,

А он им все-таки отец.

Имеет право, наконец!

Раздухарился сей болван,

Пришел, — а там другой Баран!

Его Овца оттуда в шею:

«Иди дорогою своею!

А нам с тобой не по пути,

Куда бы нынче не идти!».

Мораль. Смешон такой Баран,

Его никто не ждет.

А среди вас такой чурбан

Случайно не живет.

КОЗЕЛ-РЕФОРМАТОР

Пришел козел кадровиком

В приличный дом,

Где все кругом

Чин-чинарем.

Решил козел реформу сделать,

Все по-другому переделать.

Спесив козел, да нет ума,

И началась тут кутерьма.

Метут строители-бобры

Повсюду грязные дворы.

Петух назначен Соловьем

И ну. орать на целый дом!

Поставлен Волк пасти овец,

И тем овцам пришел конец.

Сапожник-кот

Собак дерет.

Осел — учитель в школе,

Мучитель поневоле.

Свинья заделалась врачом

И лечит грязью и дерьмом.

У кур директором Лиса,

И мор там просто «чудеса».

С дурной башки — одно лишь зло,

Все сикось-накось повело.

И вскоре все случилось —

Хозяйство развалилось.

Мораль. Не ставьте без мозгов

В кадровики таких козлов!

ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ

В консерваторию Медведь

Пришел — и ну, реветь!

Нет у него ни голоса, ни слуха,

Что называется, слон наступил на ухо.

Профессор Чиж сошел с ума,

Когда Медведь

Вдруг начал петь.

Такая всюду кутерьма

Тут поднялась вокруг,

Что всех сразил испуг.

Хормейстер Дрозд на этой встрече

Лишился речи.

У концертмейстера Совы

Мигрень случилась головы.

Чуть не инфаркт у Соловья

От эдаких рулад,

От музыкального вранья

Все ноты дыбом в ряд!

Бледнеет Кенар-дирижер

И палочкою бьет,

А наш Медведь, как пьяный хор,

Орет, орет, орет…

«Как нам его остановить?» —

Кудахтает Петух. —

Пусть он поет, уж так и быть,

Но про себя, не вслух!».

«Послушай, Мишенька, — к нему

Он льстиво подкатил, —

Тебе быть с нами ни к чему,

Ты не сюда приплыл.

Нет у тебя, уж ты прости,

Ни голоса, ни слуха.

Тебе сам Слон, брат, наступил на ухо,

Уж ты ищи свои пути».

«Так что ж с того, —

Сказал Медведь, —

Довольно даже одного,

Что я могу реветь!

В лесу хозяин я большой,

И вхож я в высший круг.

А при позиции такой

Я всем желанный друг.

Где я не вытяну чуток,

Там мой дотянет кошелек.

А за деньгу везде свою

Я и без голоса спою!».

Мораль. Пустышка не изъян,

Коль у тебя большой карман!

ВОРОНА И КОТ

Повадилась ворона у кота

Таскать из миски угощенье

Без всякой совести зазренья,

И наступила Ваське маята.

Чуть отвернется, а карга уж тут.

Хвать у него — и на березу,

И вот дразнить, ну, как заноза:

«Ты, Васька, дуралей, хотя и плут!».

Кот на дыбы, когтями ей грозит,

Да где ему достать воровку!

Та сразу в крик — ищи плутовку —

И след простыл. А кот ни с чем сидит.

Она ж его позорить по дворам,

Мол, кот дурак и ей не нужен,

Что он на голову недужен,

Что лежебока он и хам!

Так часто в жизни достается

Тем, за чей счет другим живется!

ПЧЕЛА И МУХА

Лишь встанет солнышко и дунет ветерок,

Пчела уже с цветочка на цветок

Летает и жужжит,

И в дом опять спешит,

И устали не знает.

Так целый день она летает,

Чтоб медом запастись и детушек взрастить,

А лютою зимою сытой быть.

И рады труженице этой

Повсюду все травинки и цветы.

И трудится пчела от самого рассвета

Без роздыха до черной темноты.

Везде ей ото всех почет и уваженье,

Любовь и ласка, и поклон земной

За щедрый добрый труд, за вечное терпенье

И за ее великий непокой.

К ней завистью и желчью истекая,

С помойки муха подлетела вдруг

И молвила: «О. пчелка дорогая,

Я твой всегдашний преданнейший друг!

Но ты скажи одно мне откровенно,

И я жужжу везде довольно бойко,

Но лишьтебе все лавры, несомненно,

А мне одни шлепки и мухобойка!».

«В таких друзьях я не нуждаюсь,

Ведь я, как ты, не прохлаждаюсь.

Лети-ка прочь отсюда сразу,

Я мед несу, а ты заразу!

За труд я получаю, не задаром,

И разделяет нас одно само,

Что я сажусь на цвет с нектаром,

А ты на разное дерьмо!».

Так и средь нас порой бывает:

Один в поту, и лень ему, что смерть,

Он все за труд свой получает.

А некий лишь ворон считает

От скуки только докучает,

А тоже хочет все с лихвой иметь.

ПУГАЛО

На огороде пугало стояло

С ведром на голове, в дырявом пиджаке.

Дроздов и воробьев, ворон оно пугало,

Держа метлу в своей обломанной руке.

Сей франт, не видя сроду нови, был горд

Ну, где вам увидать такого молодца!

Аристократ высокой пробы, ну, прямо лорд,

Английский сэр из Букингэмского дворца!

Под ветром он шумел и раздувался

И на одной ноге скрипел и скрежетал,

Напыжился, задрал свой нос и так зазнался,

Что замечать вокруг себя все перестал.

«Я не чета вам, у меня порода, —

Всем птицам он кричал, гремя пустым ведром. —

Я здесь вам всем начальник огорода,

И все, что здесь растет, то все мое кругом!».

А птицы все клевали и клевали,

Что толку от него, ведь он простой долдон.

Весь огород и сад вчистую ободрали,

И только смех да гвалт летел со всех сторон.

«Эх, дурень, — не сдержалась тут сорока, —

Покуда ты трещал и дулся пузырем,

Все прозевал, глупец, одна с тобой морока,

И пусто под твоим напяленным ведром!».

Мораль. Бывает чей-то блеск

Лишь шелуха и громкий треск.

МЕДВЕДЬ-ВОКАЛИСТ

Лесной медведь

Решил запеть

И, ну на целый лес реветь!

То забасит,

То зарычит,

А то и вовсе захрипит.

Собрался тут лесной народ

Узнать, с чего он так орет.

А Мишка наш

Зашел уж в раж

И припустился пуще в блажь!

Встал под дубы

Он на дыбы:

Вот, мол, каков хозяин ваш!

А никому и невдомек,

Что это пения урок.

Свиреп медвежий страшный рык,

Когтисты лапы, острый клык,

И сам стоит гора горой

Перед своей лесной толпой.

«Уж не попал ли он в капкан?» —

Прохрюкал Ёжику Кабан.

«Наверно, сильно осерчал», —

Догадку Заяц продрожал.

«А может, брюхо подвело,

Вот Мишу в рык и повело», —

Поджавши хвост проклацал Волк

И на косого щелк да щелк.

«Ох, недогадливый народ,

Ведь это Мишенька поет, —

С ухмылкой молвила Лиса,

Потупив хитрые глаза. —

Уж вы такие знатоки,

А слухом, видно, не тонки!

Лесная серая нерадь,

Где вам искусство разбирать!?».

«А ты нас, рыжая, не трожь! —

Кольнул в нее иглами Еж. —

Тебя послушать, так ей-ей,

Поет он, словно Соловей!

Не верь ее словам, Медведь,

И перестань тотчас реветь!

Ведь от твоих таких рулад

Лишь только уши заболят!

Ты, ровно, тронулся умом,

Зачем ты лезешь в певчий дом?

Знай, для того, чтоб песни петь,

Хотя бы нужно слух иметь!

И ты, хоть пасть свою порви,

А не годишься в соловьи!

Какой, скажи, с тебя артист?

А ну, давай его на свист!».

Какой конфуз! — И поделом!

Не суйся всюду напролом!

И, как бы ни был ты высок,

На все таланты не игрок!

Мораль проста, читатель мой:

Повсюду нужно быть собой.

И, чтоб конфузов не иметь,

Любому делу разуметь!

ОСЕЛ НА ЮБИЛЕЕ

Могучий Лев, сам царь зверей,

Решил отметить юбилей.

Созвал гостей со всех сторон.

Пришли Пантера, Тигр и Слон,

Медведь и Волк, Жираф и Вол,

Лисица с Белкой и Осел.

Ломился стол от угощенья,

От пуза ел лесной народ,

Льву воспевая восхваленья

Как благодарность от щедрот.

Приятно тосты говорили,

Отметив Льву и ум, и власть,

Поклоном Львицу не забыли.

Но тут нагрянула напасть…

Осел, изрядно захмелев,

Вдруг возомнил, что тоже Лев.

Сидит с обидою, в сердцах

И с пьяной пеной на губах.

Взял слово, начал говорить

И, ну, хозяина хулить!

Мол, слишком он уж вознесен,

Не так умен, не так силен,

И вовсе он не властелин,

И не такой уж семьянин,

И с молодою львицей

Давно уже резвится,

И дальше носа своего,

Увы, не видит ничего,

Что вот таких, как он, осел,

Чинами выше обошел.

И все, что дали пить и есть —

Все наворованное здесь.

А лицемерные друзья,

И Лев не лучше, чем свинья.

Что, между прочим, он, осел,

Не помня зла, к нему пришел

И под конец, рыгнув, изрек,

Что к ним он больше не ходок!

Мораль понятна и без слов:

Не надо брать в друзья ослов!

СЕМЕЙНАЯ БАСНЯ

Семейство жабы, аскарида

И присосавшейся к ним гниды

Уселись на водопровод —

И нет у них других забот.

Втроем взялись за «тяжкий труд»

И целый день лишь воду льют.

Сидят бедняги на трубе,

А от самих не ме, ни бе.

Зато повсюду и везде

Поют они хвалу себе.

Мораль. Вот эдакой семейке

Не сесть бы мимо их скамейки.

ЖЕРЕБЕЦ НА ВЫГОНЕ

Чтоб жить вольнее и богаче,

Прибился жеребец к старухе-кляче

И ублажал ее собой самим.

Тянул деньжонки понемногу,

За то и кланялся он богу,

Да вдруг случился казус с ним:

Толь износился, толи чья потравка,

А вышла вдруг ему отставка.

Уж он и так пред ней, и так,

Но не выходит все никак.

Знать надоел, она взбрыкнула

И так его под пах лягнула,

Что со всего разбега лбом

Поцеловался он с столбом.

И обалдев от перепугу,

Искать стал новую подругу,

Да чтоб потолще кошелек,

Тогда бы пользу он извлек.

И вновь бедняга просчитался,

На шалопутную нарвался.

И только шерсти грязный клок

С ослицы драной вырвать смог.

Зато собою стал гордиться,

Решил с соседкой поделиться,

Как он имеет опыт жить:

Заржал, копыта сдвинул важно

И приступился к ней отважно.

Но эта гладкая кобыла

Его копытом так хватила,

Искра из глаз — и был таков,

Но без хвоста и без зубов!

Мораль. Такой вот жеребец,

Кто сам себе ни в чем не верен,

Всего лишь мелочный подлец,

А кое в чем давно уж мерин!

С К А З К И

ЛЕСНАЯ СКАЗКА

У меня на даче сказка —

Домик-крошечка стоит,

В два окошечка глядит.

Наверху сидит кукушка,

Озорная хохотушка

И, качаясь на суку,

Нам кричит: «Ку-ку-ку-ку!».

Уж по травке прошуршит,

Зайка резво пробежит.

Вдруг откуда-то — топ-топ! —

Еж семью свою ведет.

Мама, строгая ежиха,

Вся колючая для лиха,

Два ежонка-колобка,

Как иголки из клубка.

Только тронешь их рукой —

Шар колючий и живой.

Ежик сердится, фырчит.

Больно, братец, ты сердит!

Вдруг откуда-то вспорхнула,

Лепестками крыл взмахнула

Шоколадка-лапочка,

Красатуля-бабочка.

И с цветочка на цветок —

Пить душистый сладкий сок.

Тут же труженица пчелка

Над цветами не без толка

Суетится и жужжит,

Над полянкою кружит,

Чтоб с цветов собрать нектар

Солнца ласкового дар.

Будет долгою зимой

В улье сыт пчелиный рой.

Ну, а чуть подальше —

Муравьи на марше!

Тот травинку, тот сучок,

Тот песчинку, тот цветок —

Все к себе до кучи,

Чтоб жилось получше.

Ох, и дружная семья

У лесного муравья!

Глядь, кто это под листом,

Что за новый терем-дом?

Под дождем из-под земли

Теремочки проросли.

Этот вот вчера возник —

Подосинный боровик!

В красной шапке молодец,

Крепкий, хрусткий удалец!

А вблизи сидят подружки,

Словно кумушки, свинушки.

Там — козлята, там — волнушки,

Там — цыганочки-чернушки.

И веселые ребята —

Черноглазые маслята.

Так и просятся в засол

Под картошечку на стол!

Белый гриб, как генерал,

Всю семью свою созвал.

То-то толстый, то-то важный,

То-то чинный и вальяжный!

Из-под травки косится

Да в корзину просится:

«Я и вкусен и пригож,

И на что угодно гож!».

Под сосной — лисички,

Желтые сестрички.

Рядом рыжики сидят

И с усмешкою глядят.

Хороши мальчишки —

Рыжие плутишки!

Кто устроил там потешки,

Растянулся в хоровод?

То девчонки-сыроежки

Манят в лес густой народ.

Эти хрупкие девчушки —

Озорницы-хохотушки,

Ты уж с ними будь нежней,

Нет девчонок веселей!

Что там сверху вдруг упало,

Покатилось, зашуршало

И запуталось в траве,

Как репейник в голове?

Это белочка-малышка

Уронила наземь шишку.

Вся она, как пух, легка,

Любопытна и робка!

Тут грибок висит на ветке,

Там орешек припасен —

У рачительной соседки

Сытный стол и теплый дом.

Ай-да, белочка-хозяйка —

Скопидом и припасайка!

А откуда этот звук?

Кто стучится там: «Тук-тук!». —

Бьется дятел головой

По коре по дубовой,

Как сапожник молотком,

Чтобы слышали кругом.

А весной среди ветвей

Разольется соловей.

То присвистнет, то прищелкнет,

То на краткий миг замолкнет,

То рулады выдает —

Сразу все в лесу замрет.

И внимают дивной трели

Все другие менестрели.

Там коленце, там пассаж —

Упоительный вираж!

Незаметная фигура,

Но зато колоратура!

И у этого таланта —

Настоящее bеlle canto!

Ну, а кто там почернел,

В землю врос, позеленел?

Это старый, дряхлый пень

На закат отбросил тень.

Стал он болен, гнил и сух,

Потерял под старость слух.

Знай себе сидит, кряхтит,

То чихнет, то проскрипит.

А как только дождь пройдет,

То пенек весь прорастет —

И опята-пострелята,

Облепив его гурьбой,

Как любимые внучата,

Обоймут пенек родной.

И пойдет у деда

Теплая беседа!

Будет счастлив дедушка,

Старенький соседушка!

Пахнет солнышком и летом,

Пахнет пряною травой,

Пахнет сладким нежным цветом

И водою ключевой.

Пахнет дождиком, смолою,

Пахнет воздух голубой

Легкой дымкой полевой —

Всюду нежность, всюду ласка,

Словно ходит кругом сказка.

Солнце прячется за лес,

Гаснет светлый край небес.

Сверху ухнула сова,

Сторожиха-голова,

Заступила на дозор —

Не пройдет по лесу вор!

Зорко смотрят очи:

«Всем — спокойной ночи!».

Д О М О В О Й

Домовик-родовик за печкой живет, дом стережет. Своих всех знает, дом привечает. Соням спать не дает, лежебок в бока бьет.

Того, кто грустит, Домовой веселит. Кто вор на добро, того палкой в ребро. Тех, кто нос задирает, о полок ударяет: не хвались сам собой пред людскою молвой. По заслугам — похвалят, за пустое — охают.

Домовой любит щи, пироги да борщи. Коль хозяйка хорошая, Домовой с ней дружит да верно ей служит.

Коль с хозяевами в ссоре — им целое горе. То об пол стучит, то на кухне шкворчит, то воду прольет, то чего унесет. Не сыскать, не найти, к нему нету пути.

А ты с Домовым помирись, к нему лицом повернись. Скажи: «Угощайся тем, что и сам я ем. Дом привечай, но не озорничай!».

Домовой не злой, на ласку простой. Все сделает сам, все расставит по местам. Ты его похвали, добрым словом угомони. Уж он будет рад услужить во сто крат.

Ты на Домового не серчай, ты его привечай. Он и с детишками поладит и животину огладит. Ему почёт — и тебе в зачёт.

Домовой по дому пляшет, а никому себя не кажет. Везде поспевает, на всё его хватает. А уж хохотуха, язви его муха! Веселиться станет — всех на уши поставит. Инда так разойдётся, аж дом пошатнётся.

После устанет и за печку станет. Кто его видал, никогда не забывал. Говорят, что он смешливый, и глаз у него игривый, собою дородный и дюже уж сдобный. Одним глазом моргнёт, а другим подмигнёт, ручками всплеснёт — хохотать начнёт.

Домовик-родовик к своему месту привык. С хаты съезжай, а его не оставляй. К себе примани, за собой позови. Сунь в печку валенок или сапог, чтоб забраться он смог. Да скажи ласково: «Вот тебе сани, поезжай-ка с нами, на ново место, на ново счастье!».

А как прибудешь, так Домового и добудешь. И будет он с тобой как друг дорогой.

Вот на этот раз и весь мой сказ!

ОГОРОДНАЯ СКАЗКА

Жил-был царь Горох да его жена царица Чечевица, да сынок царевич Боб Синий Лоб. Надумал царь сына женить. Велел Думу собрать и ответ держать. Пришли: воевода Арбуз, полосатый толстопуз, боярыня Тыква с Тыквятами, малыми ребятами, модница Капуста, чтоб ей было пусто, Кабачки-дурачки, Перцы-стручки, стрельцы Огурцы-удальцы, Укроп да Петрушка, да Свёкла-старушка, Редька и Редис, Тимьян и Анис, да Лук и Чеснок, а последним Хрен еле ноги приволок.

Царь Горох говорит:

— Давайте судить-рядить, надобно сына женить. Нужна невеста, да чтоб была к месту: и сыну под стать, и было бы что за нею взять.

Воевода Арбуз распалился, чуб у него завился, говорит царю:

Мыслю, царь-государь, что сыну Вашему царевичу Бобу не подсунешь ерунду. Да вот, есть морковь, девица-краса, зелена коса, сама-то хороша, да только нет ни гроша. А так уж мастерица, может, и сгодится?.

— Нет, — царь отвечает. — Сама хороша, да без гроша. А я денежки люблю, грошик к грошику коплю. Зачем мне голь перекатная?

Тыква-толстуха выпятила брюхо:

— Позволь, царь Горох, совет дать, невесту назвать.

— Говори, — царь отвечает. А сам сидит всё примечает.

Тыква Тыквят растолкала, шлепков им надавала, вышла вперёд, открыла рот:

— Есть невеста, мягкая, как из сдобного теста. Любушка-картошка, русская матрёшка, поклон ей от всего мира, особо для гарнира. И с Бобом дружит и никогда не тужит.

Задумался царь Горох: и выбор не плох, и невеста-душа всем хороша. Да для Боба слишком дородна и многоплодна.

— Нет, — царь говорит, — погодим, другую поглядим.

Вышла капуста, раскрыла уста. Юбки у неё шуршат, кружева торчат. Одёжки раскрылила, всех загородила.

— Царь-государь, возьми в снохи пшеницу-молодицу: и стройна, и умна, и золотая коса до пояса, ну, чем Бобу не пара?

— Ну, что ж, — царь отвечает. — И впрямь, пшеница-молодица хоть куда, да только игрива и спесива. С такой женой потеряешь покой. А Бобу нужно, чтоб жена дом держала, его привечала, чтоб была умна, а в миру скромна. Да вела б себя строго, а во всяком деле была ему подмогой.

Замолкла капуста, юбки подобрала, в угол встала. А Кабачки-дурачки над Капустой потешаются, Перцы-стручки ехидно ухмыляются.

Царь Горох корону на бок спихнул, посохом тряхнул.

— Что смеётесь-задаётесь? Теперь вы в ответе, кто у вас на примете.

Кабачки струхнули, Перцы чихнули, встали в ряд и молчат.

Царь ногою топнул, в ладошки хлопнул:

— Сей момент говорите, невесту назовите!

Кабачки-дурачки да Перцы-стручки царю в пояс поклонились, на колени опустились.

— Да есть у нас подружка, Репка-хохотушка. Сама веселуха для поднятия духа!

Царь Горох осердился, весь обшелушился.

— Эко, дурачьё огородное, никуда не годное! Заставь таких совет дать, потом куда же его девать? Пошли с глаз долой!.

Кабачки с Перцами разбежались, под лавки расховались.

Вперёд вышли стрельцы Огурцы, удалые молодцы, усы кручёные, шапки золочёные.

— Царь-государь, мы люди служивые, бывалые. Что тебе сказать, нечего на нас пенять, каждый сам по себе сук рубит.

Укроп да Петрушка, да Свёкла-старушка, Редька и Редис, Тимьян и Анис кивают, царю потрафляют. Лук и Чеснок друг на друга пялятся, все улыбаются. А Огурцы дальше речь ведут:

— Уж коли хочешь совет услыхать, вели старому Хрену слово держать.

Старый Хрен прикосолапил к царю, в пояс поклонился, крякнул да вдруг и брякнул:

— Царь ты наш батюшка, и что за охота глядеть невест без счёта. Долго выбирать — женатому не бывать. Бери сватов, хлеб-соль да засватывай фасоль Она и роду-племени вашего и с огорода нашего.

Царь раздухарился, враз замолотился:

— Боба призвать, сватов снаряжать, а старого Хрена на почётное место сажать!.

Долго канитель не тянули. Свадьбу сыграли, Боба обвенчали.

Свадьба шумной была. Царь Горох уплясался, весь по полу рассыпался. Царица Чечевица чечётку била, чуть себя не размолотила. Воевода Арбуз с Тыквой от танцев употели, даже похудели. А прочий огородный народ так пел-плясал, что всех ворон распугал. И был пир горой три дня и три ночи для своих и для прочих.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

П Ч Ё Л К А

Пчелка-матушка, труженица великая, мед собирает, цветки опыляет, чтоб урожай был богаче, чтобы поля были краше. Еще только солнышко взойдет, роса на травку упадет, она уже в трудах, жужжит на полянках и лугах. Сколь цветочков облетит, пока мед накопит.

Возвращается тяжелая, меду полная. А в улье на взятки готовы уж сотки. Пчелки мед отдадут — и в обратный путь. И так весь день летать им не лень. Себе припасут и людям нанесут: от хворобы, от тоски, от горькой судьбы. На медовый спас уж на зиму запас.

Мед на вкус любой, как янтарь, золотой. Пахнет травами, листами, росянистыми цветами, пахнет липой и гречихой, и лесной рекой-шумихой, силу солнышка хранит, оттого и хворь бежит.

Пчелке за старание от людей признание. Неспроста иных за труд люди пчелками зовут.

Есть у пчел царица — матка-мастерица. Она в улье всем управляет: кого на работу снаряжает, кого улей охранять, кого детушек качать. В улье будто все кипит, шевелится и жужжит.

Няньки еле успевают, пеленают и качают, медом детушек поят да быстрей расти велят, чтоб по дому помогали, тоже меду припасали.

Ну, а толстых лежебок пчелы вытолкают в бок. Трутни в улье не нужны, здесь работать все должны. Тяжело дается мед, чтоб кормить ленивый рот. Трутни упираются, за других цепляются. Пчелиная царица начинает злиться, хвостиком трясет, воинов зовет.

Пчелиное войско трутней-лежебок в шею да в леток, крылья им отгрызут и на землю спихнут, чтобы в улей не летали и мед не воровали. И то сказать, наели на дармовщину эдакую толщину.

Справятся с трутнями — новая работа до седьмого пота. Нужно соты закрывать, на зиму припасать, чтоб пчелиная семья не тужила, чтобы меду ей до лета хватило. Зимой-то холодно, а с медом тепло и всем весело.

Пчелки зимой не летают, а все равно отдыха не знают. Дом свой обогревают, царице служат, живут, не тужат.

Пчелка солнышку родня да вестница дня. Пчелкин яд и тот нам в добро на наше нутро.

Прими от нас пчелка поклон с четырех сторон, спасибо тебе, кормилица, добрая хранительница!

На медовый спас мед станешь есть — отдай пчелке честь!

ИМНЯЯ СКАЗКА

Я люблю Новый год. Каждый раз, когда он приближается, в душе наступает ожидание чего-то таинственного и прекрасного, сказочного и волшебного. То ли это от того, что в душе каждого человека остается хотя бы самая маленькая частичка детства, то ли и вправду этот праздник обладает какой-то очаровательной и необъяснимой магией доброты и сказки, навсегда связанной с самыми сокровенными мечтами и надеждами.

В его суете, хлопотах и заботах, вкусных запахах конфет, шоколада и апельсинов, в остром аромате пушистой зелени елок и фантастическом сиянии игрушек и свечей прячется вечная загадка и тайна, переходящая из года в год для каждого из нас, несмотря на любой возраст. И все мы — маленькие и большие, смешливые и суровые, грустные и веселые ждем от него обновления, радости и чуда, пусть сделанного собственными руками или стараниями других добрых и умных людей. А иногда и совершенно чего-то неожиданного, в которое взрослым уже и не верится, но которое все же живет и происходит вопреки всем самым ярым скептикам и прагматикам нашей обыкновенной жизни.

И тогда жизнь начинает играть всеми радужными красками, а сердца распахиваются навстречу друг другу и расцветают цветами невиданной красоты, и любовь наполняет каждую человеческую душу до самого края. И мы радуемся, потому что понимаем, что это и есть то самое счастье, к которому так стремится каждый из нас. И теперь оно пришло, оно в нас самих, и нам нужно постараться не потерять его, а оставить навсегда, для всех, для каждого.

Под новый год все хозяйки моют, чистят, убирают, чтобы в доме было светло, уютно и особенно чисто в наступающем году. Чтобы пахло свежестью и тем особым ароматом новогодней ночи, который бывает только в эту пору зимнего серебристо-алмазного, перламутрового волшебства.

И те старые вещи, которые валяются по чердакам, антресолям, кладовкам и сараям, выбрасываются на свалку или сжигаются на костре, чтобы освободить место воздуху, новым покупкам и другим нужным вещам.

Перебирая и шаря по своим полкам, я натолкнулась на старенькую корзинку с мотками шерсти разных цветов — красного, малинового, синего, коричневого, белого, черного и густо-зеленого. Клубочки были яркими, круглыми, как мячики, и теплыми. Казалось, они хранят тепло чьих-то человеческих рук и ждут, когда же, наконец, из них свяжут какую-нибудь красивую вещь для мальчика или девочки, или для взрослого человека, которых очень любят, и которым все это очень подойдет.

В корзиночке лежали еще маленькие разноцветные лоскутки и пуговки от разных платьев и кофточек, а также булавки и иголочки, аккуратно воткнутые в маленькую бархатную подушечку. Корзиночка уже была старенькая и покосившаяся от времени. Ее прутики кое-где поломались и даже выскочили из плетения, и сама она была похожа на уставшую добрую бабушку, задремавшую над своим вязанием.

— Ой! — Послышалось вдруг откуда-то из вороха лоскутков. — Нельзя ли поосторожнее, Вы укололи меня! — Лоскутки зашевелились, и из-под них показалась всклоченная головка маленького человечка. — Из-за Вас я потерял свой колпачок, — недовольно буркнул он, высвобождаясь наружу и продолжая шарить вокруг себя. — До Нового года еще далеко, а нам уже не дают покоя! Безобразие! Нас ждут такие важные дела, так дайте же нам хоть чуточку отдохнуть перед этим большим праздником!

Человечек, наконец, нашел свой красный колпачок, натянул его на голову и галантно представился:

— Тайм, гном, который дружит со временем и может показывать будущее и прошлое. Я прихожу к маленьким ребятишкам и рассказываю им любопытные истории из прошлого и будущего, чтобы им было интересно учиться и жить, чтобы они дерзали и не боялись трудностей, и верили в добро и разум, чтобы они видели и шли дальше своих предшественников.

Он надул щеки и выпятил грудь. Теперь он стал настолько смешным, что я не удержалась и расхохоталась прямо ему в лицо. Гном насупился, часто заморгал глазами и неожиданно чихнул тоненько, звонко и переливисто, как будто издал нежную мелодичную трель, похожую на пение маленькой птички.

— Будьте здоровы! — Вежливо сказала я, желая продолжить разговор с маленьким, смешным гномом. — Извините меня, я никак не хотела уколоть Вас иглой. Все получилось нечаянно. Но как Вы сюда попали?

— Попали-попали, — опять заворчал гном, — никакого покоя от вас людей! Всем нужны сказки, веселые истории, подарки — только успевай, вертись! Иногда так заработаешься, что уснешь, где попало! Но и тут до тебя доберутся и опять за свое! Вот ведь Вам тоже, наверное, хочется чудес под Новый год? Только не притворяйтесь, что это не так, что Вы уже большие и не верите в сказки. Я знаю, в Новый год все ждут чего-то необычного и взрослые, и дети. И даже неизвестно, кто больше…

— Чудеса — это прекрасно, — ответила я, смеясь, — только все это осталось в детстве, и мне даже неловко говорить об этом. Знаешь, — прошептала я ему на ухо, — меня просто засмеют, если я об этом скажу, и никто не поверит даже в то, что мы с тобой встретились.

— Ерунда! — Воскликнул Тайм. — Пусть не верят. Главное, что мы есть. А раз так, то будут и чудеса, и подарки, и еще много-много всего интересного и волшебного. Вот увидишь!

Он торопливо завертел головой и беспокойно посмотрел на меня. Затем опять зарылся с головой в цветные лоскутки, и только его колпачок торчал на поверхности, выдавая своего хозяина.

— Что ты там шебуршишься, Тайм? — Спросила я, не понимая, что он там ищет и почему так беспокоится. — Что случилось?

Гном вылез красный и запыхавшийся и, растерянно глядя на меня, печально произнес:

— Нас двое. Но куда делся Дюйм, я не пойму. Он всегда пропадает неизвестно куда и заставляет меня волноваться за него. — Тайм глубоко вздохнул. — Вот и теперь, его нигде нет. Ну, куда мог пропасть этот шалун и шалопай?! Подумать только, сбежать в такой ответственный момент!

Тайм так огорчился, что готов был заплакать. Уголки его губ опустились, он шмыгнул своим толстым носиком, и в глазах его заблестели слезинки. Он надвинул свой колпачок почти на самые глаза и засопел, стараясь побороть свою обиду.

— Не огорчайся, Тайм, — постаралась я его утешить. — Он не мог тебя бросить. Наверное, он занят сейчас очень важными делами, а тебе решил просто дать отдохнуть лишний часок. Он скоро появится, ты только не раскисай и не падай духом.

Гном подбоченился, выставил вперед свою крошечную ножку и, сдвинув колпачок на бок, сердито и отчаянно посмотрел на меня.

— Еще чего, — гордо выпятив грудь, ухарски заговорил он, — мы никогда не падаем духом! Как же мы будем дарить вам чудеса, если сами превратимся в плакс и нытиков! Вот уж нет! — Мордочка его расплылась в улыбке, и гном хитро подмигнул мне. — Ну, если только иногда, чуть-чуть и совсем ненадолго… Но все-таки, куда девался Дюйм?

Я растерянно развела руками. Мне и самой не терпелось увидеть второго гнома, о котором так волновался Тайм. Эти два маленьких человечка были настолько необычными и сказочными, что невольно возбуждали не только любопытство, но и жгучее желание побывать вместе с ними в их волшебном мирке и даже, если это возможно, поучаствовать вместе с ними в каком-нибудь чудесном новогоднем приключении.

Но просить об этом гномов мне было стыдно и неудобно, и я скромно промолчала, совершенно не подозревая о том, что Тайм давно прочитал все мои мысли и уже хорошо знает все мои желания.

— Когда мы дождемся Дюйма, мы возьмем тебя с собой, — неожиданно сказал Тайм, — и ты все увидишь своими глазами. Правда, мы берем с собой только малышей, но для тебя мы, так и быть, сделаем исключение. Только тебе придется снова стать маленькой, — я испуганно замахала руками, — на Новый год, только на Новый год! Не бойся, потом ты опять будешь большой и взрослой и будешь вспоминать нас, и все, что ты увидишь, сможешь рассказать своим друзьям, которых ты любишь и которым веришь.

— Ты угадал мои желания, — смущенно сказала я, — как тебе это удалось?

— Все очень просто, — ответил Тайм, — мы умеем читать мысли тех, для кого мы делаем чудеса. Не удивляйся, мы много чего можем, что для вас кажется невозможным или необыкновенным. А если ты захочешь, мы научим кое-чему и тебя. И ты тоже чуточку станешь волшебницей. Только помни, все, чему ты научишься, можно будет использовать только для добрых дел. Иначе, смотри! — Он погрозил мне маленьким пальчиком.

Я покраснела от удовольствия. Мне и в голову не приходило, что на меня свалится такая удача. Я взяла маленького человечка на ладонь и поцеловала его. Гном закрыл глаза, выпятил вперед свои пухленькие розовые губки и нежно прикоснулся к моей щеке, потом смущенно закрыл лицо крохотными ручками и отвернулся. Я поняла, Тайм очень стеснялся.

— И когда же мы все это начнем? — Полюбопытствовала я. — Хочется поскорее. Чудеса — это так прекрасно!

— Да, — ответил Тайм, — только нужно сначала дождаться возвращения Дюйма. — Он дружит с Пространством и без него никак нельзя. А этот противный шалунишка опять исчез, и я не знаю, где он сейчас.

Гном вздохнул и почесал свой затылок. Личико его приобрело озабоченный вид, и он опять заморгал своими глазками.

— Вот и имей младших братьев, — грустно сказал он, — с ними одни только хлопоты. Я с самого детства нянчусь с ним, и все равно он ухитряется куда-нибудь пропасть или что-нибудь натворить!

Я удивилась. Никогда не думала, что эти маленькие человечки могут быть малышами и даже братьями. Мне и в голову не приходило, что у них есть семьи: мамы, папы, братья или сестры. Поэтому сейчас мне очень хотелось расспросить Тайма об этом, но я опять не решилась, считая это нескромным и неприличным.

— Представь себе, что это так, — отвечая на мои мысли, сказал Тайм. — Если хочешь, мы с Дюймом пригласим тебя к себе домой. И наши мама с папой очень будут рады гостье. Вот только придется тебя уменьшить до нашего размера, и тогда все будет в порядке. — Гном захихикал.

Я смутилась. Он снова прочитал мои мысли, и я теперь не знала, как мне быть. Выходит, что бы я ни подумала, гном тут же будет знать, а не думать я не умела. Гном опять захихикал звонко, заливисто и заразительно. А вслед за ним и я начала смеяться, заразившись от него смешинкой добродушия. Так мы с ним и хохотали, пока откуда-то сбоку не раздался звон колокольчиков и тоненький серебристый голосок, не произнес:

— Конечно, стоит мне ненадолго отлучиться, как ты уже найдешь себе подходящую компанию и тут же приглашаешь к себе домой! — Мы с Таймом огляделись вокруг, но никого не увидели. — Да посмотрите вверх, — пропищал голосок, — что вы смотрите вниз, я же нахожусь прямо у вас над головой.

Мы задрали голову и увидели висящего на люстре маленького человечка в синем колпачке, который отчаянно болтал ножками в башмачках с пряжками. Один башмачок он сбросил прямо в нашу корзинку и довольный тоже засмеялся.

— А ну, немедленно слезай оттуда, — сердито проворчал Тайм. — И перестань болтать ногами! И вообще, где ты был все это время?

Гномик уселся на люстре и показал нам язык.

— У-у-у-у, — протянул он, продолжая болтать ножками еще сильнее. — Не слезу! «Мне сверху видно все, ты так и знай!..», — запел он.

— Вот это мой младший брат Дюйм, — сказал Тайм, — непослушный озорник и шалунишка. Тебе не стыдно? Сейчас же слазь оттуда! Не то мы уйдем без тебя, и ты останешься один. И я все расскажу папе и маме, когда мы вернемся домой!

— Ябеда! — Пропищал Дюйм. — А я так для тебя старался! — Он раскрыл свой цветной зонтик и стал медленно, как на парашюте, спускаться к нам. Я подставила ему ладошку, и он плюхнулся прямо в середину, подскакивая на одной ножке, обутой в башмачок, а другую, поджав вверх, как будто играл в классики. — Ну, вот, — сказал он, — теперь я вместе с вами. И зовут меня Дюйм. — Он стащил с головы колпачок и галантно раскланялся. Я подала ему его башмачок и с интересом поглядела на зонтик. — Не тронь! — Прикрикнул Дюйм. — Его нельзя трогать чужими руками, он волшебный!

Гномик натянул второй башмачок и спрыгнул с моей ладони к Тайму. Тайм ласково потрепал его по щеке. Было видно, что они очень любили друг друга и совершенно не могли долго сердиться. Они были одинакового роста, очень похожими. Но один был светловолосый и светлоглазый, а второй, наоборот, чернявый и черноокий.

— Сейчас же рассказывай, где ты был и что делал, — потребовал Тайм, — я так волновался. — Он посмотрел на меня. — Ведь ты же понимаешь, что я не могу без тебя начать новогоднего волшебства, а времени осталось совсем немного и нам дорога каждая минута.

— Я облетел на зонтике всю землю, — сказал Дюйм, — и узнал, какие подарки хотят получить ребятишки под Новый год. Нужно помочь Деду Морозу. Ведь он уже старенький и ему одному тяжело, а Снегурочка не успевает прочитать всю почту, которая им поступает. Да и ребятишки не все могут поспеть вовремя со своими пожеланиями, а я уже все узнал и непременно скажу про их желания.

— Молодец! — Похвалил Тайм. — Оказывается ты уже совсем большой, а я все еще думаю, что ты маленький и несмышленый. Не обижайся. Ведь все мы — и я, и папа, и мама любим тебя и оттого волнуемся, когда ты исчезаешь неизвестно куда, даже если это для хорошего дела.

Дюйм покраснел и переминался с ноги на ногу. Он сощурился, посмотрел на меня и опустил голову. Он так же, как и Тайм, был стеснительным, и ему стало неловко передо мной за его похвалу.

— Не нужно смущаться, — поддержала я Тайма, — ведь ты заслужил это. Подумать только, как ты все успел за такое малое время!

— Очень просто, — сказал Дюйм, — все дело в зонтике. — Он раскрыл его и завертел перед моими глазами. — Сейчас я раскручу его и окажусь в том месте, где мне нужно.

— Э-э-э, — протянул Тайм, — не торопись! До Нового года еще долго, и нам нужно заняться совсем другими делами. Знаешь, я пообещал ей, — он кивнул на меня, — пригласить ее к нам в гости. Ее нужно сделать такой же маленькой, как мы, а потом мы научим ее кое-чему, что умеем сами, и пусть она тоже помогает нам. Только здесь, когда нас уже не будет.

Дюйм согласно закивал головой. Но тут же всплеснул своими ручками, как будто забыл что-то очень важное, и посмотрел на Тайма. Они переглянулись, улыбнулись и неожиданно виновато сказали:

— Но мы же не знаем, как тебя зовут. Ты уж прости, что мы сразу не спросили. Это от того, что мы растерялись и еще от того, что ты сама не сказала своего имени. А без этого мы не можем взять тебя с собой в наш волшебный мир.

— А разве вы не прочитали его по моим мыслям? — Удивилась я. — Ведь все остальное вы узнаете быстро.

— Нет, — за двоих ответил Тайм, — имя любого человека нам неизвестно. Он должен назвать его сам. И тогда все встанет на свои места, и мы начнем наше волшебное путешествие в чудеса.

— Меня зовут Аля, — сказала я и почему-то покраснела.

— Аля-ля-ля, Аля-ля, — запрыгал Тайм, напевая на какую-то мелодию мое имя. Дюйм подхватил. И они, взявшись за руки, закружились вокруг меня.

Аля-ля, Аля-ля,

Парус есть у корабля,

Есть у самолета

Крылья для полета.

У пушистой елки —

Синие иголки.

А у Али, Аля-ля —

Есть подружка нота Ля!

Мне стало так хорошо и весело, что я сама готова была пуститься с ними в пляс. И только то, что я была вполне взрослой, удержало меня от их бесшабашного веселья.

— Ну, хватит, — наконец наплясавшись, произнес Тайм, — пора делать дело. — Он указал пальчиком на меня. — Сначала нужно сделать ее маленькой. Это по твоей части. И постарайся, чтобы все получилось, как можно лучше.

Дюйм осмотрел меня со всех сторон, словно портной, который собирался сделать примерку, и потом, игриво сощурив свой правый глаз, сделал несколько щелчков крохотными пальчиками и позвонил бубенчиками на своем колпачке. И в тот же момент я почувствовала, что куда-то проваливаюсь, а надо мной все выше и выше вырастают привычные предметы, которые становятся просто великанами по сравнению со мной и моими новыми друзьями гномиками. Теперь я была точно такого же роста, как и они. У меня были такие же крохотные ручки и ножки, и мое платье и туфельки стали тоже маленькими, как у кукленка.

Гномики рассмеялись.

— Ну, вот, — сказал Тайм, — теперь ты такая же маленькая, как мы, и можно брать тебя в наш волшебный мир. Только помни, ты должна нас слушаться и ничего не брать без нашего разрешения. — Я согласно кивнула. — А мы покажем тебе много чудесных вещей.

— И угостим многими вкусными кушаньями, — добавил Дюйм. — Ведь ты будешь нашей гостьей, а мы любим гостей и всегда хорошо их встречаем. И наша мама печет такие вкусные пирожные и торты, что просто пальчики оближешь! — Дюйм засунул правый указательный пальчик в свой крохотный ротик, закрыл глаза и вкусно зачмокал, представляя себе, наверное, что-то очень вкусное, сладкое и необыкновенно любимое, что готовила его мама.

— Ой, как не стыдно держать во рту пальчик! — Возмутился Тайм. — Мне, право, неловко перед нашей гостьей. И мама была бы очень недовольна, если бы увидела это! — Тайм сердито покачал головой.

Дюйм засопел. Он виновато посмотрел на меня и вздохнул. Я улыбнулась ему. Мне стало его жаль, и я заступилась за него перед братом.

— Да ладно тебе, Тайм, — сказала я, — подумай только, как было вкусно, если Дюйм от одного воспоминания забылся, не замечая нас. И не надо ябедничать, это некрасиво. И знаете, — я подмигнула Дюйму, — мне очень хочется попробовать кушанья Вашей мамы.

Дюйм благодарно посмотрел на меня. Но мне и вправду не терпелось попасть в их сказочный мир, и я готова была тут же отправиться куда угодно, лишь бы поскорее. Но тут раздался знакомый душераздирающий вопль моего кота, про которого я совсем забыла за беседой с двумя гномиками.

Он вышел к нам огромный, пушистый, с поднятым веером хвостом и горящими зелеными глазами. Весь вид его выражал крайнее неудовольствие. Он был очень ревнив и не допускал никакого соперничества с кем-либо. А здесь вдруг обнаружились два незнакомца, которые осмелились занять мое внимание, и стерпеть этого кот никак не мог. Он ощетинился, выгнул спину и зашипел.

— Ой! — Только и успел крикнуть Тайм до того, как кубарем покатился от удара лапой. — Ну и зверюга! — Пропищал он, прячась за меня.

— Да уж, — попятился Дюйм, — с таким лучше не связываться! Откуда взялось это страшилище? Уйми его, прошу тебя, — обратился он ко мне, — иначе он разорвет нас на части.

Кот сел возле меня и с недоверием принялся разглядывать мою маленькую фигурку. Он никак не мог понять, что со мной случилось, и почему я стала такой крохотной, что даже он казался великаном наподобие огромного тигра. Он протянул свою мордочку ко мне и принюхался. Я увидела перед собой два огромных глаза, толстый розовый нос и торчащие в обе стороны белые усы, похожие сейчас на крученую проволоку.

— Фрррр, — сказал кот и высунул здоровенный язык, которым попытался лизнуть меня. Теперь он казался мне таким большим, что я не на шутку испугалась и погрозила ему пальчиком.

— Нельзя, — сказала я и щелкнула его по носу. — Неужели ты не понимаешь, что теперь мы совсем маленькие перед тобой, и ты должен вести себя аккуратно и осмотрительно? — Кот недоуменно потер нос лапкой и скосил глаза. — И не вздумай обижать моих друзей, — сердито сказал я, — иначе, когда я стану опять большой, я не буду дружить с тобой и не дам тебе вкусненького, лакомка!

— Мя-я-я-у, — жалобно мяукнул кот и тоскливо посмотрел на меня.

— Ну что с ним делать? — Спросила я подошедших гномов. — Он мой самый верный и преданный друг. И он очень добрый, только обидчивый и не любит, когда остается один. Нельзя ли и его взять вместе с нами?

Гномы переглянулись. Кот смотрел на них просительно и робко и даже затянул свою любимую песню «Муррр-фррр», чтобы понравиться им как можно больше. Пел он отлично и выдавал такие рулады, что я невольно заслушалась и даже захлопала в ладошки.

— Возьмем его, — сказал Тайм и поглядел на Дюйма и на меня, — пусть он споет у нас, раз уж ему так хочется. Да и нехорошо оставлять друга одного в такой праздник, тем более что ему будет там с кем порезвиться, — и гномы, хитро сощурившись, захихикали.

— Фр-р-р-ря-я-а-а! — Взял кот высокую ноту и замолк в знак согласия.

Он сидел теперь важный, довольный и очень красивый. Я спохватилась, что не представила его новым друзьям и поскорее решила исправить свою досадную оплошность.

— Его зовут Заяц, — сказала я, — мы с ним давно знакомы и большие приятели. А эти маленькие человечки, — показала я на гномиков, — наши новые друзья — Тайм и Дюйм, смотри же, будь с ними ласков и послушен.

Кот мяукнул и окончательно присмирел. Тайм велел нам взяться за руки, а Дюйм раскрыл свой цветной волшебный зонтик и закрутил его в летящий перламутровый хоровод, захвативший нас в свой круговорот. И не успели мы опомниться, как уже были в сказочном городке с белыми домиками под островерхими крышами, дворцами и замками и множеством красивых совершенно невиданных цветов и деревьев, под голубым небом, где пели яркие звонкие птицы и порхали самые красивые бабочки.

— Куда мы попали? — Оглядываясь вокруг, спросила я. — Это просто какой-то сказочный город.

— Это не город, — закачал головой Дюйм, — это целая страна и называется она Мультфимия. Здесь работают многие добрые волшебники. Они оживляют самых наших любимых героев детских книг, сказок и стихов. И они прямо со страниц начинают новую долгую жизнь. А там, чуть поодаль, по соседству лежит еще одна страна Литературия. И в ней живут тоже добрые волшебники, только они сочиняют книжки и тех героев, которые потом оживают в Мультфимии.

— Я знаю Литературию, — закричала я, — я помню ее с детства, когда на нашем радио мы совершали путешествия в эту страну вместе с другими волшебниками. Это было так интересно! Мы ходили по морям и разным диковинным странам вместе с Клубом Знаменитых Капитанов, дружили с миром животных Комитета охраны авторских прав природы (КОАПП), ходили в гости к литературным героям и каждый день в 10 часов утра слушали замечательные сказки и песни для детей.

— Замечательно! — Воскликнул Тайм. — Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому мы и привезли вас в Мультфимию, чтобы вы могли встретиться со своими любимыми героями и не только увидеть их, но и пообщаться с ними.

— И мы можем встретить здесь всех своих любимых героев? — Спросила я недоверчиво.

— Абсолютно всех! — Ответил Тайм. — Ведь это их страна, они здесь живут и очень любят сами приходить к вам в гости и принимать гостей у себя. Но прошу вас вести себя здесь аккуратно и вежливо, чтобы не обидеть никого из них.

Кот Заяц тоже с любопытством и осторожностью оглядывался вокруг, шевеля розовым носом и поводя усами.

— Да, — сказал он вдруг человеческим голосом, — интересно. И что, здесь можно встретить и Кота в сапогах, и Матроскина, и котенка по имени Гав, и других моих сородичей?

— Безусловно, — ответил Тайм. — Вы можете встретить здесь всех, кого пожелаете. Нужно только вспомнить о них, и тогда они обязательно придут к вам.

И только Тайм произнес эти слова, как откуда-то из поворота показались Матроскин под ручку с Котом в сапогах и котенок Гав, который бежал вслед за ними. Они весело направлялись прямо к Зайцу, который стоял, как завороженный, не в силах поверить в это чудо.

— Bonjour, приятель, — сказал Кот в сапогах, раскланиваясь перед Зайцем. — И вам всем bonjour, — обратился он уже к нам. — Спасибо, что вы про нас вспомнили. Мы рады принять вас в нашей сказочной Мультфимии и стать вашими гидами. Надеемся, что вам у нас понравится, и вы еще не раз захотите посетить нашу волшебную страну.

— Здорово! — Сказала я. — Чудеса начинаются прямо с порога. — И что, все они непременно соберутся, стоит только подумать?

— Конечно, посмотри, — теперь Дюйм вмешался в разговор и показал в сторону, откуда прямо на нас шли двенадцать месяцев из сказки Маршака, а с ними девочка, та самая, которая в декабре ходила за подснежниками. — А вон еще Незнайка со своими друзьями и Старик Хоттабыч, и Золотая антилопа, и Буратино, и…ой-ой-ой… думайте помедленнее, не то они все начнут сталкиваться друг с другом и здесь получится такая кутерьма, что просто ужас!

— Вот именно, — сказал Кот в сапогах, — поэтому я все возьму в свои лапы. А вы говорите по очереди и не перебивайте друг друга. Буратино, друг мой, подойдите сюда, — скомандовал Кот, — расскажите, как вам живется и чего не хватает или хочется под Новый год.

— Ой, — всплеснула я руками, — это мой любимый сказочный герой, которого сочинил писатель Алексей Толстой. Я помню все передачи, в которых он участвовал: «Выставбура», «Умелые руки», «Спокойной ночи, малыши!» и многие другие. Куда же ты пропал, наш добрый, любознательный, деревянный человечек? Тебя теперь совсем не видно на телевидении! А мы все тебя очень любим и, главное, помним и ждем!

— Я вас тоже всех люблю, — грустно сказал Буратино, — и тоже хочу чаще встречаться, но все зависит не только от меня. На свете живут не только добрые, но и злые волшебники. И нам в Мультфильмии сейчас, ох, как нелегко! А так хотелось бы, чтобы наша страна опять стала самой красивой и жизнерадостной, как все сказки, и в ней появлялись и жили новые и новые добрые, сказочные герои, которых также преданно и верно будут любить детвора и взрослые. — Он вздохнул.

— Молодец, Буратино! — Похвалил Кот в сапогах. — Он сказал то, что мы все хотели бы сказать и пожелать себе в Новом году. И, может быть, наше пожелание сбудется. И мы в Мультфильмии снова будем принимать новых жителей и пополнять население нашей замечательной страны.

— Какое замечательное пожелание, — сказала я, — не нужно грустить, Буратино. Добрые волшебники обязательно победят, и вы непременно вернетесь к нам. А пока давайте попросим Тайма и Дюйма помочь вам, если они могут.

— Пожалуйста, — ответил Тайм, — правда, Дюйм? В Новый год должны сбываться все желания, и мы тоже постараемся их исполнить. Мы тоже хотим помочь вашим добрым волшебникам, и вот увидите, все будет хорошо! А пока не будем грустить и продолжим наши встречи с любимыми героями мультиков.

— Да уж, — подхватил Матроскин, — я, например, не стал дожидаться приглашения и теперь часто встречаюсь с вами в рекламе. Ну, вы видели, наверное? И как я вам в новом качестве? Честно сказать, это не мое дело, но я старался. Мне так хотелось лишний раз встретиться с ребятами!

Сверху раздалось жужжание, и прямо на середину шлепнулся толстый рыжий человечек с пропеллером на спине. Он неуклюже поднялся на свои короткие ножки, и мы услышали чихающий звук его моторчика.

— Вот так всегда, — проворчал он, ни на кого не обращая внимания, — я прилетел, а угощения нет, и, кажется, никто даже не рад. А я так спешил, что даже не успел позавтракать. — Он, наконец, поглядел на всех нас и снова забурчал, — конечно, позвали всех, кроме меня. И почему я должен всегда сам заботиться о себе? Бедная моя бабушка, только она любит своего Карлсончика, а остальные… — Он обвел нас всех глазами и обиженно опустил голову. — И Малыша нет, — сказал он еще печальнее.

— Ну, что ты Карлсон! — Закричал Дюйм. — Как можно про тебя забыть? Просто мы еще не успели всех вспомнить, посмотри — вон и Малыш бежит, и фрекен Бок со своей Матильдой. И, кажется, они что-то несут съедобное.

— Где? — Сразу оживился Карлсон и бросился им навстречу. — Малыш, что у тебя в руках? — Закричал он, подбегая к мальчику, который еле-еле тащил большую банку варенья.

— Карлсон! — Радостно завопил Малыш и чуть не выронил банку, потому что хотел обнять своего дорогого друга. — Я принес тебе варенье, малиновое, ешь на здоровье! И фрекен Бок напекла тебе плюшек, так что ты можешь основательно подкрепиться.

При этих словах Карлсон залился краской и жутко застеснялся, ведь он был мужчина в расцвете лет, а фрекен Бок цветущей дамой да к тому же свободной.

— Ну, так нельзя, — проговорил он и немедленно отобрал банку с вареньем у Малыша, — я стесняюсь! Прямо так, при всех, какая невоспитанность! — Он искоса посмотрел на фрекен Бок и, охорошившись, чуть запинаясь, сказал:

— Мадам, я счастлив Вас видеть. Как Ваше драгоценное здоровье? — И не дожидаясь ее ответа, протянул свою пухлую руку к корзинке с плюшками. — Я всегда знал, что дамы с такой роскошной фигурой, как у Вас, прекрасные кулинарки!

Фрекен Бок до того покраснела от удовольствия, что на кончике ее носа выступили капельки пота. Она нежно взглянула на Карлсона и смущенно пролепетала:

— Шалунишка, ну что Вы со мной делаете! — Малыш и все остальные прыснули со смеха. Это было так забавно, что не рассмеяться было просто нельзя. — Мы с Матильдой старались, — сказала она и добавила, — я делала это с такой любовью!

Раздался дружный взрыв смеха, и парочка окончательно смутилась.

— Вот так всегда, — сказал Карлсон, распечатывая банку и доставая плюшку, — стоит двум симпатичным людям сойтись по интересам, как тут же возникает куча любопытных глаз, от которых некуда скрыться! И вместо того, чтобы пожелать приятного аппетита, они всячески стараются его испортить.

— Ну, что ты, Карлсон, — возразил Малыш, — мы тебя очень любим. Приятного аппетита! А если бы ты знал, как тебя любят и ждут все детишки и взрослые! — Карлсон удовлетворенно кивнул. — И фрекен Бок, — снова хихикнул Малыш, — всегда такая добрая при тебе!

— А так и должно быть, — с набитым ртом пробубнил Карлсон. — Везде, где я появляюсь, нет места скуке и раздорам. Разве ты не знаешь, что я самый лучший в мире примиритель всех ссор? — Он отер свои толстые губы и запел громко и фальшиво на всю улицу:

Кто ссорится и злится,

Запомнит пусть тогда,

Что лучше помириться

Сейчас и навсегда!

А если кто не может,

То это не беда.

Сам Карлсон им поможет

Всегда, всегда, всегда!

Он не умел петь, но так уморительно старался, что это не могло не вызвать умиления и восторга. Но Карлсон вдруг прекратил петь и заворчал.

— Ну, я так не играю, — обиделся он. — Вместо того, чтобы подпевать мне и хлопать в ладоши, вы просто стоите и слушаете. Так не пойдет, давайте вместе!

Первым зааплодировал старик Хоттабыч, к нему присоединились и все остальные. Но Незнайка, сняв свою широкополую шляпу, вдруг замахал ею, призывая всех замолчать.

— Предлагаю, — громко сказал он, — создать оркестр и дать настоящий концерт в честь наших дорогих гостей. — Он посмотрел на Тайма, Дюйма и меня и добавил, — надеюсь, вы не будете против.

— Ну, что ты, Незнайка, — обрадовалась я, — это так интересно. Только где же мы возьмем столько музыкантов? Ведь не все умеют играть и петь.

— Не беда, — возразил Незнайка, — этим займется наш Гусля. Он отличный музыкант и найдет тех, кто будет играть в оркестре, правда, Гусля?

И не успели мы глазом моргнуть, как перед нами в строгих черных фраках уже сидел целый оркестр музыкантов. Здесь были скрипачи кузнечики, барабанщик Зайка, Мишка с контрабасом, Бабочка с арфой, Петушок и курочки с балалайками, козлята с духовыми инструментами и Волк с гармошкой, а еще много-много других хороших музыкантов, которыми дирижировал сам Гусля.

Старик Хоттабыч тоже решил показать, на что он способен, и, выдернув из своей бороды несколько волосков, что-то тихонько прошептал себе под нос. И мы все сразу очутились в большом красивом зале, залитом ярким светом, на сцене которого и сидел наш замечательный оркестр. Зал был заполнен до отказа, потому что здесь собрались все сказочные герои не только наших мультфильмов, но и другие, которые приехали к нам из разных стран и тоже стали нам близкими, добрыми друзьями. Все так были рады и счастливы увидеть друг друга, что долго и громко аплодировали старику Хоттабычу. А он смущенно вытирал слезы умиления и раскланивался на все стороны, прикладывая свою сухую стариковскую руку то ко лбу, то к сердцу.

— Невероятно, — сказал мой кот Заяц, — у меня просто кружится голова. Столько впечатлений! Нам с тобой никто не поверит, — прошептал он мне на ухо. — Это просто сказка наяву!

— Хватит шептаться, — перебил нас Тайм, — чудеса только начинаются. Разве вы забыли, что в Новый год может случиться самое невероятное? Лучше смотрите концерт, а потом чудеса продолжатся.

— Так-так, — подтвердил Дюйм, — это только начало. Посмотрите, сколько волшебников собралось здесь вместе. Вы даже не представляете, какие невероятные чудеса они могут совершить под Новый год! Но пока… — он приложил пальчик ко рту и кивнул на сцену.

Волшебный концерт начался. Вся сцена переливалась разноцветными огнями, искрилась, словно алмазная россыпь, и оркестр играл дивную красивую музыку, от которой хотелось лететь в облака, как будто у тебя за спиной выросли крылья. Из зала на сцену выходили все, кто умели петь и танцевать. И мы видели то Соловья, который заливался таким belle canto, что казалось, это поют сами небеса, то плясунов муравьев, выделывавших такие коленца, что захватывало дух, то изящных комариков с их воздушными па, то цирковые номера клоунов и Черепахи с Львенком и еще много-много всего такого, чего не увидишь даже во сне.

— Мы забыли еще одну прекрасную сказку, — подсказала я на ушко Тайму, — мы забыли про Волшебника Изумрудного города — Великого и Ужасного Гудвина, девочку Элли, Страшилу Мудрого, Железного Дровосека, Трусливого Льва, Тотошку и Моряка на деревянной ноге и попугая Гуамоколотокинта, а их любит вся детвора нашей земли. И это одна из самых моих любимых сказок!

— Не беспокойся, — утешил меня Дюйм, — они уже здесь. Видишь, вон там, где сидят деревянные солдаты с Урфином Джюсом. Ну, как же без них! Без такой замечательной сказки не обойдешься! Только ты забыла, что Трусливый Лев уже давно стал Храбрым Львом, и девочка Элли подросла и совсем взрослая. Посмотри, как она весело болтает с Гарри Поттером. Мне кажется, они очень понравились друг другу.

Я весело закивала и помахала им рукой.

— Тихо, — заворчал Тайм. — Смотрите, на сцену поднимаются солдаты Урфина Джюса, просто Краснознаменный ансамбль! Представляю, как они сейчас вжарят нам! И Урфин Джюс улыбается шире, чем Буратино.

Они так хорошо пели и плясали, что им долго кричали «Браво!» и «Бис!», и Буратино с Чипполино преподнесли им по букету цветов.

Но когда на сцену вышли самые красивые сказочные девочки и завели свой сказочный хоровод, мы совсем растерялись и никак не могли определить, кто же самая красивая из них: Белоснежка или Золушка, Спящая Красавица или Василиса Премудрая, Шахерезада или Марья Моревна Прекрасная Королевна или царевна Лебедь. Мы очень боялись, что они поссорятся, но все прошло благополучно, потому что у каждой из них был свой Иван-царевич или Прекрасный Королевич, князь Гвидон или Принц или другой сказочный возлюбленный.

А под конец на сцену вышли семеро гномов, и наши Тайм и Дюйм тоже побежали к ним. И тогда они вдруг стали расти у нас на глазах, пока не выросли в больших-больших великанов-силачей, которые поднимали огромные тяжести, как будто они совсем ничего не весили. Мы долго аплодировали им, пока на сцену не поднялся старик Хоттабыч. Он опять дернул себя за бороду, что-то пошептал, и мы снова оказались на прежнем месте, а гномики стали такими же маленькими, как и были.

— Простите, друзья, — сказал Хоттабыч, — но нам пора возвращаться в свои сказки. Ведь Новый год еще не наступил, и нам многое еще надо успеть сделать и не опоздать на каникулы к ребятишкам, которые всегда нас ждут с таким нетерпением. Да и у вас, я думаю, еще много дел впереди. Только не надо огорчаться, — обратился он ко всем, — мы еще встретимся и не раз. Друзья не должны забывать друг друга, а мы ведь с вами настоящие друзья, не правда ли?

— Правда, правда! — Закричали все вокруг и опять захлопали в ладоши.

— Тогда до свидания, — сказал Хоттабыч, — и до скорой встречи!

И все исчезло. Остались только я, кот Заяц, Тайм и Дюйм.

— Как нехорошо получилось, — проговорила я, — мы даже не успели попрощаться с нашими друзьями.

— Ничего, — ответили Тайм и Дюйм, — это не беда, они не обиделись, потому что скоро они все опять придут к вам в гости со своими чудесами. Вы только ждите их и не забывайте, это и есть для них самый желанный и дорогой подарок.

Мы с Зайцем подумали, что гномы уже забыли про свое приглашение и приготовились отправиться восвояси, но они, лукаво переглянувшись, остановили нас.

— Мы никогда ничего не забываем, — улыбнулся Тайм.

— И всегда выполняем свои обещания, — поддакнул Дюйм. — Так что сейчас мы поведем вас к нам в гости.

— И это будет еще одно чудесное путешествие в сказку, — продолжил Тайм. — Вы ведь никогда не видели, как живут гномы? И, наверное, даже не представляете, что у них тоже бывают мамы и папы, бабушки и дедушки?

Я отрицательно покачала головой, а кот Заяц мяукнул, что-то непонятное и повел глазами из стороны в сторону.

— Вот и славно, — сказал Дюйм, — всегда интересно побывать там, где никогда не был. Это я знаю по себе. Так что вперед! Нас ждут мама и папа!

Зонтик снова завертелся, и мы вдруг оказались в сказочном лесу, на большой солнечной полянке, где под огромной разлапистой елью находился вход в домик гномиков. На ели сидела взъерошенная сова и хлопала своими большими желтыми глазами.

— Ух, — сказала она, завидев нас, — давно здесь не было никого чужого. Зачем вы привели этих чужаков? Разве вы не знаете, что сюда нельзя никого приводить?

— Замолчи, старая ворчунья, — рассердился Тайм. — Лучше лети в свой густой лес и жди там ночи. Это наши друзья — Аля и кот Заяц, и мы ведем их к себе в гости.

— И нам не нужны твои ворчливые советы! — Прокричал ей Дюйм. — Улетай и не мешай другим птицам радоваться нашим гостям.

Сова недовольно тряхнула головой и полетела вглубь леса, тяжело махая своими большими серыми крыльями. А вокруг сразу засвистели, зачирикали и запели на все лады другие лесные птахи, вылетевшие на поляну посмотреть на гостей.

— Первым пойду я, — сказал Тайм, — затем Аля и кот Заяц, а последним пойдет Дюйм. Это делается для того, чтобы вы не заблудились одни. — Он погрозил пальчиком в нашу сторону. — Запомните, что я вам сказал: никуда не лезьте без нашего ведома и ничего не трогайте без спроса.

Он юркнул под корни ели и помахал нам рукой. Я пустила кота Зайца вперед и шагнула за ним вслед. За мной юркнул Дюйм и вход закрылся. Но тут же засветилось множество разных огоньков, и мы увидели сказочный лес во всей его красоте. Светлячки горели своими зелеными и малиновыми фонариками и напоминали нам праздничный салют, разбросавший по небу свои разноцветные шарики-звездочки. Деревья качали веточками, радостно приветствуя нас, и вокруг было столько больших крепеньких грибков, что я невольно всплеснула руками.

Конец ознакомительного фрагмента.