Несъедобное время

Мария Фомальгаут

А вы про нас напишете? Правда-правда напишете? Очень-очень просим. Это не сложно, честное слово. Совсем-совсем не сложно. А то про нас еще никто не написал.Вот, например, вы напишете, как оцепили главную улицу от фонтана до набережной, и никого туда не пускали, даже самых любопытных, даже по пропускам, да и не было никаких пропусков, и даже если сам мэр города пришел и сказал, что хочет зайти за ограждения, его бы не впустили. И полиция стояла. Вот так.

Несъедобное время

Брегет поднимает циферблат.

Здесь правильнее бы написать — поднимает голову, только нет у Брегета никакой головы, циферблат есть.

Смотрит в темноту вечной ночи. Здесь всегда ночь. И звезды. А дня не бывает.

Смотрит в темноту неба. Небо здесь тоже всегда. И везде. А земли нет. То есть, есть где-то какие-то земли, какие-то дни — далеко-далеко, но не здесь.

Брегет расправляет шестеренки, стрелки расправляет, — тик-тик-тик-так-так-так-тук-тук-тук — летит.

Это у Брегета хорошо получается.

Летать.

Летит Брегет — третий в ряду, поглядывает на четвертого, вернее, на четвертую, еще вернее — на четвертых, золотые часики на цепочке.

Тут все на цепочке.

Друг с другом цепочкой связаны, чтобы не потеряться в бескрайнем небе, в вечной ночи, где одни звезды.

Летит Брегет.

И все летят.

Ищут время.

— Ну, время, оно на месте не стоит, оно движется…

— Ну, еще бы, вроде только встал, а уже полдня прошло…

— Нет, я не про это, я другое имел в виду, тут сложно объяснить… А знаете, где во вселенной больше всего времени?

— М-м-м-м… У нас в офисе вечером в пятницу, кажется, день и не кончится никогда.

— А если серьезно?

— Сдаюсь.

— В черных дырах больше всего времени, оно на черные дыры, как бы это сказать… накручивается, что ли…

Брегет чует время.

Нет, не видит, не слышит, не ощущает кончиками пальцев — чует. Передает всем — по цепочкам, по цепочкам — время, время, время.

Время.

Жирное время, сочное время, тягучее время, много, много его, несть ему числа. Первый в ряду — матерый будильник, который помнит еще песочные часы — командует:

— Взять!

И по цепочке, дальше, дальше, дальше:

— Взять! Взять! Взять!

И хватают время, подцепляют время, тянут время — наматывают, наматывают на стрелки, сплетают в клубки, больше, больше, больше. Кто-то зазевался, кого-то утягивает в ненасытную глотку черной дыры, кого-то пытаются подхватить — старый будильник отчаянно звенит, отставить, отставить, не сметь, сами погибнете и его не спасете. Брегет волнуется, Брегет оглядывается, кого затянуло, не часики ли золотые — нет, вот они, золотые карманные часики, терпеливо наматывают время…

Брегет успокаивается.

Расслабляется.

Открывает механизм, неторопливо перебирает шестеренки, что-то там не работает, что-то там заело, понять бы еще, что, Брегет не понимает, осторожно смазывает чуть поржавевшие пружины. Надо бы мастеру показаться, только не сейчас, не сейчас, пока еще скрипит, пока еще тикает. Маленькое колесико выскакивает из груди Брегета, ускользает из гибких пальцев, ай, ах, улетает в пустоту — золотая искорка хватает колесико, протягивает владельцу, возьмите, пожалуйста, Брегет смотрит на золотые часики с восхищением, не может вымолвить ни слова.

Гул проносится по рядам — так-так-так-тик-тик-тик-тук-тук-тук. Все в струночку вытягиваются, честь отдают, ну еще бы тут честь не отдать — летят большие часы, да не большие, здоровенные, бом-м, бом-м, бом-м, и стрелками поводят, время ищут, чем там поживиться можно…

И все-все от мала до велика им время несут.

Много времени несут — мотками, мотками, ведрами, ведрами, клубками, клубками, мешками, ушатами, у кого что есть.

Так уж повелось — сначала время большим часам дают, много времени дают, потом уже что останется от времени, то часы поменьше себе забирают — напольные часы, маятники всякие. А уж потом что останется, то мелкие часики себе забирают, Брегет там, золотые часы карманные и прочая мелкая сошка.

Брегет с золотыми часиками делят остатки времени пополам, едят.

Поели.

Передохнули.

Пора дальше лететь, время искать.

Времени-то только кажется, что много, вон, вся вселенная полна времени, хоть ложкой черпай — а часам-то это время на один зуб. Много нужно времени часам, ой, много, вот и ищут часы черные дыры…

То есть, время во вселенной — непостоянная величина?

Да, времени становится все меньше.

Ну, еще бы, время идет…

Нет-нет, дело не в этом… кто-то как будто пожирает время…

Кажется, я даже знаю, кто именно — социальные сети, потом…

Все было бы смешно, когда бы ни было так грустно. Время исчезает с катастрофической скоростью. Предположительно, это связано с миграцией часов…

Брегет смотрит в хроноскоп. Уже ни на что не надеется, но все-таки смотрит. Плохонький у Брегета хроноскоп, а другого нет, куда деваться, и не денешься никуда…

Брегет смотрит в пустоту вечной ночи и бесконечного неба.

Ищет время.

А времени нет.

Нет, так-то есть, конечно, только то не время, так — времечко, времячишко, времячишечко, по крохам его собирать, по крупиночкам. А настоящего времени — такого, чтобы всем надолго хватило — ищи-свищи, не сыщешь.

Не сыщешь.

Золотые часики коротко всхлипывают, Брегет утешает, подбадривает, чем может, ничего, прорвемся — сам не верит в то, что говорит.

Хроноскоп оживает.

Сигналит.

Пищит.

И все спохватываются, все — от мала до велика — спешат, смотрят на хроноскоп, вот оно, время, время, много времени, вагоны времени, составы времени, вон оно, намоталось на мертвую звезду…

Брегет спешит ко времени.

И все спешат — от мала до велика.

Часы, часищи, часочки, часочечки, часишечки, сначала большие боевые часы спешат, потом поменьше часы, потом совсем мелюзга, а там и самые главные часы подтягиваются, главные часы себя берегут.

Что-то происходит там, впереди, Брегет еще не видит, что, но чувствует — нехорошее что-то, и вот гул по рядам, по рядам, многоголосый гул —

— Война!

— Война!

— Война!

И правда, война, вон она там, впереди, зубами клацает, да нет, не клацает, нет у войны никаких зубов, а вот из пушек стреляет, это да, вон уже передние ряды часов полегли, шестеренками-пружинками разлетелись, стрелки во все стороны. А остальные часы, кто жив остался, те в засаду залегли, затаились, отстреливаются от врагов, вон они, враги, гибнут под выстрелами, вспыхивают электрическими искрами…

Это еще что?

Электрическими…

…искрами?

Брегет не понимает, не верит себе, как так — электрические часы, а вот так — электрические, чем дальше по белу свету Брегет летает, время ищет, тем больше всяких чудес видит.

Отступили враги, затаились во времени, не хотят враги отдавать свое время, враги первые время отцапали, вот теперь и не отдают.

Брегет на пару с золотыми часиками летает по полю боя, подбирает убитых, ищет, чем поживиться, где какие шестереночки, где какие пружиночки, на запчасти сгодятся… Золотые часики подкрадываются к убитым электрическим часам, осторожно-осторожно подбираются — может, ловушка какая — развинчивают недорастерзанный механизм, смотрят, не понимают, провода какие-то, проводочки, проводочечки, ни шестеренок, ни пружинок, поживиться даже нечем. А то и вовсе не часы, а не пойми, что, на циферблате стрелок нет, и цифры не пойми какие, пятнадцать, двоеточие, семнадцать, вообще не время показывают, а чертовщину какую-то…

…Брегет падает с простреленным плечом, часики перепугано звенят, тащат Брегета прочь с поля боя, прячется под обломками часов, часочков, часищ, а там, над обломками, битва.

Большая битва.

Жестокая битва.

Такая битва, что всем битвам битва, электрические часы стреляют, и механические часы стреляют, шестеренки летят, пружины летят, микросхемы летят, провода летят, батарейки летят, всё летит.

Выдохлись.

Отвоевались.

Расползлись с поля боя зализывать раны, устроили затишье перед очередной бурей.

А тут —

— Миротворец.

Вот так пробежало по рядам, по полкам, по дивизиям —

— Миротворец.

Все ждут, все волнуются, что за миротворец, зачем миротворец, почему миротворец.

А вот.

Миротворец.

Завтра будет.

И снова все ждут, все волнуются, как этого миротворца встретить, как привечать, что они едят вообще, миротворцы эти, может, время едят, это с ними временем делиться придется, или звезды едят, или вообще часами питаются, так это ж тогда спасайся, кто может. И где живут они, миротворцы эти, тоже непонятно, то ли номер в гостинице ему готовить, то ли гнездо вить, то ли еще чего.

И все-все притихли от мала до велика, часы, часики, часищи, часочки, часочечки, часищищи, стрелками поводят, тик-тик-тик-так-так-так-ток-ток-ток-тук-тук-тук, что-то будет…

Миротворец приехал вечером, ну, это образно говоря — вечером, когда часы девять показывали. Миротворец оказался маленьким, щупленьким, неказистым каким-то, Брегет никак не мог определить, сколько ж ему лет, вроде выглядит молодо, а на лице мелкая сетка морщин. Миротворцу очень понравился гостиничный номер, который соорудили для него в старом маятнике. Все с нетерпением ждали, что же такого сделает миротворец, как он остановит часы, то есть, не часы остановит, а войну, как это у него получится, маленький же, щупленький же, безоружный, хоть бы пушку с собой какую взял, а то даже пушки нет….

Наутро миротворец вышел на поле боя, оглядел бесконечные ряды часов, часов, часов, электронных, механических, всяких, всяких, всяких, вот они, на битву собрались, не на жизнь, а на смерть, а как вы хотели, времени-то не хватает, часмы же время едят…

И тут миротворец сказал:

— Часы не едят время, они его показывают.

И все.

И войны, как не бывало.

Правда, наутро, когда миротворец уехал, Брегет обнаружил, что вместе с миротворцем пропали золотые часики. Брегет так и не понял, то ли это миротворец украл золотые часы, то ли часики сами сбежали с миротворцем…