Кот из разбитого зеркала. Фрагментарный роман

Любовь Сушко

Свет увидел фрагментарный роман, который я достала из сундука. Это история одной из трех сестер-писательниц Алины, работающей над славянской сагой, мифами, сказками, легендами. Один из главных героев – кот Барс, потомок Баюна самого. Это роман о творчестве и творцах, но там много мистики, знакомых любимых героев, историй любви и творчества.

© Любовь Сушко, 2022

ISBN 978-5-0056-3274-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛЮБОВЬ СУШКО

Кот из разбитого зеркала

Часть 1 Зеркало в подарок

Вступление

Усталые звезды искрились, и море хрипело,

Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,

И облачных тройка коней уносилась к закату,

Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.

Двенадцать героев на берег морской выходили,

Хранили тот остров, и сказки и песни любили

Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду

И чуду творенья мы были с тобою так рады.

Останутся снова поэмы и песни, и страсти,

Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.

Останутся в мире лишь первые звуки творенья,

Усталые звезды коснулось внезапно забвенья.

И все, что до нас сотворили — оно ускользало,

И волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,

И новые свитки напрасно спасти мы пытались,

И там, в тишине обнаженные снова остались.

Вот так и живем, и теряем какие-то книги,

Лишь моря просто остается и страсти вериги,

А все остальное придумаем завтра мы сами

И новые звезды опять засияют над нами.

И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,

Он мир этот чудный аршином своим только мерит,

И море, и небо над нами такая стихия,

И смотрим мы немо на шири и дали иные.

И облачных тройка коней уносилась к закату,

Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.

Усталые звезды искрились, и море хрипело,

Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела.

Любая история бесконечна и сказочна, она никогда не начинается, и никогда не кончается, просто в какой-то момент мы входим в нее, вбегаем, врываемся, чтобы однажды отправиться прочь, расстаться и перебраться в совсем другую историю.

Иногда мы одерживаем победу, если повезет, если нет — проигрываем.

Победители и проигравшие — пред Вечностью они все равны.

И все-таки очень хочется оказаться среди победителей — так спокойнее и веселее жить в этом мире.

Вот и эта история никогда не начиналась и не кончалась. Просто в одно прекрасное утро поэтесса и сказочница Алина поняла, что она стала одной из героинь своей собственной истории. С писательницами такое случается, со сказочницами еще чаще, чем с обычными серьезными и порой скучными писательницами. Но обо всем по порядку.

А начиналось все и всегда для любого из нас на небесах, когда три пряхи, появившиеся в сотворенном мире вместе с Ладой, когда из золотого яйца народилась наша жизнь, вот в те времена три пряхи и начали прясть свою пряжу.

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком

— как видите, история обычная и привычная, их еще гений наш видел и слышал, и увековечил.

И тогда три вечно юные и прекрасные девицы пряли свою пряжу и пели песенки.

Только это была необычная пряжа — они сплетали нити наших судеб от рождения и до смерти. А потом снова от рождения до смерти и так бесконечно.

У небесных прях уже появились и души — чудесные творения самой богини Лады, которые должны были оживить людские тела, вдохнуть жизнь в тела не только на небесах, но и на земле, куда все чаще поглядывали боги.

Вот так и было тогда в самом начале, как только приходил срок родиться младенцу, пряхи начинали прясть нить его судьбы. И в самом начале бросали туда душу, чтобы в положенный срок младенец вздохнул, да и пришел в этот мир. Душа была огненной искрой из небесной кузницы Сварога, потому и начинало все полыхать и двигаться. И горел человек ярко, пока не погасало все в его мире, тогда и жизнь угасала, и нить обрывалась.

Тогда еще души были чистыми и невинными, и очень легкими, а потому несли их на землю птицы-аисты, да старались по дороге нигде не потерять.

Так первые души с небес на землю и попали в назначенный срок.

Внимательно следили за ними пряхи, все они знали о судьбах и из книг своих, да и сами следили за тем, что творится на земле.

Сколько историй было сочинено потом, сколько разных рассказов, сказок, а то и песен появилось… Некоторые из них наши пряхи и поведали нам сегодня о том, что происходило в разные времена.

А еще там, на небесах, у них было волшебное зеркало — озеро, сквозь которое они могли смотреть на землю, и видели то, что там происходит. И стоило только одной из них о каком-то месте подумать, так в том самом месте они и оказывались, туда и переносились.

Но чтобы все время не ходить к тому зеркалу-озеру — пусть был не близким, сотворил для них в огненной кузнеце Сварог три небольших волшебных зеркала. Теперь в чертогах их весь мир мог отражаться. Он и отражался во всей своей первозданной красе.

По образу и подобию этих зеркал потом и обычные зеркала мастера творили на земле. Только в тех зеркалах видели люди собственное отражение, а вся остальное было сокрыто от их взоров.

Здесь же могли узреть и другие жизни, души, пред зеркалом стоявшие, и духов они видели и врагов, и друзей, порой Зеркалица — так звали берегиню этого чудесного творения, показывала им и грядущее, предупреждала о чем-то радостном или страшном.

Вот только не любила она духов, потому они в зеркале и не отражались.

Много веков с тех пор прошло, а истории с волшебными зеркалами в мире остаются. Сказка ли это, или реальность, никто точно не знает.

Но мы много их того, что в мире этом есть, не ведаем.

Там, в Зазеркалье, вглядываясь в нас,

Молоденькая ведьма появилась.

Ее душа в наш страшный мир неслась,

И любопытство странно проявилось.

Тебе такое сниться будет вновь.

Ужастики узнаешь ты иные.

И только светлой радостью любовь

Тебя вернет в сомнения былые.

Там, в зазеркалье, тоже жизнь была.

Венеции забытые картины.

Сидит Ажбета, наши зеркала

Соединились, стал тот мир единым.

— Скажи, зачем стремишься ты сюда?

Какая воля и какая сила

Еще нужна? У старого пруда

Стоит мой дед, он юный и красивый

Но что случилось, отчего погиб,

И в чем тебя так долго обвиняли?

Ни слово, но фигуры той изгиб,

Ту грацию нам зеркало являет.

Свет тайны и тоски я вижу вновь.

И проступают дивные картины.

Скажи, зачем я уходила в ночь,

Постель свою опять на час покинув.

И что открыть мне бабушка должна,

Не угадать и целой жизни мало.

Но там сегодня солнце и весна,

О чем она в пылу еще молчала.

Пусть эту тайну зеркало хранит,

Я к озеру во мраке выходила,

Там Водяной расстроенный ворчит:

— Чего не спится, все бы ты бродила.

— Но кто здесь был? — Почем я знаю, но

Никак их души не найдут друг друга.

Вернулась в дом, а в зеркале темно.

И только кот глядит во мрак с испугом.

Глава 1 Зеркало, свалившееся с небес

История никогда не заканчивается.

А какой еще должна быть интересная история? Только бесконечной.

Она и не начинается никогда, хотя мы все-таки пытаемся вырвать какое-то событие и начать от него отсчет.

Алина — поэтесса и сказочница, дама приятная во всех отношениях, начала отсчет своей таинственной истории с того дня, когда, словно снег на голову, к ней с небес свалилось старинное зеркало.

— Не только кирпичи, но и зеркала падают с небес, — подтвердил бы ее любимый кот Барс, если бы в тот момент оказался рядом.

Но кот, как часто у них, бывало, гулял сам по себе. Мир огромен, мало ли куда еще надо заглянуть нашему ученому и страшно деловому коту, везде у него есть дела, во многих местах полыхают пожары, а где их нет, и самому можно разжечь пламя, кот и тут на все лапы был мастер, как вам всем давно известно. Примус он чинил в свое время не только для того, чтобы себя чего на нем сварганить, а и просто огонь поддержать хотелось, вдруг пригодиться. В хозяйстве Барса порой без огня и не обойтись было.

Да и зеркало на самом деле не свалилось и никого не покалечило, это поэтическое преувеличение, фантазии автора. Чего — чего, а фантазией Велес Алину не обидел, из трех сестер, ей ее досталось больше, чем достаточно, грех жаловаться.

Зеркало не упало с небес, если уж до конца быть честной.

На самом деле она заскочила в старый дом в центре города — там, на Линиях был, да и сейчас остается огромный частный сектор, где и прошло детство трех сестер. Не надо даже говорить о том, что ее любимая бабушка Ажбета жила на 13 линии. Другой цифры старая колдунья для себя просто не могла выбрать.

Усадьба со старым садом и домом где-то далеко во дворе возникала потом не только в снах наших героинь, но и во многих творениях она стала проявляться, и порой играла совсем не последнюю роль.

№№№№№№

Так вот Алина, все детство там проведшая, появилась не просто так в этом доме, который готовы были заселить чужие люди — дом пришлось продать, потому что все они жили в других местах. Ей в тот день хотелось на чердаке отыскать что-то интересное, необычное, забрать на память.

Там бабушка когда-то прятала от посторонних глаз таинственные и волшебные предметы, об этом и поведала своей любимой внучке, явившись к ней накануне во сне.

Она находила и складывала в коробку старые игрушки, какие-то записные книжки бабушки, этакие старинные и чудесные во всех смыслах вещицы, изящные и очень красивые, и вдруг, когда распахнула дверцу столетнего шкафа, там это зеркало и увидела.

Как странно, но его не было здесь прежде, откуда оно могло взяться? — так и не могла понять Сказочница.

Она только слышала о нем, но никогда прежде не видела, иначе родственники бы давно сдали его в антикварный магазин, как и многие другие старинные вещи.

Правда, и теперь она не сразу поняла, что это зеркало, столько на нем было белой пыли. Только когда она стерла какую-то часть, она увидела, что же это было перед ней.

— Не может быть, — только и смогла прошептать Алина.

Ей показалось, что зеркало встроено в шкаф, но нет, оно просто висело внутри на какой-то темном и кривоватом гвозде, и казалось, что ждет, не дождется того часа, пока она найдет, унесет с собой в современный мир.

Алина смотрела на себя на той стороне зеркала, но она не увидела себя — там было совсем другое создание.

Даже одежда: желтая футболка и джинсы там не отражались, нет, на незнакомке было какое-то зеленое платье, словно она только что собиралась на бал. А еще у нее были длинные рыжие волосы, о таких Алина могла только мечтать, порой они снились ей во сне, и казалось, что это и была она, рыжеволосая, миниатюрная и такая неотразимая. А вот тут в зеркале отразилась, да еще загадочно улыбалась, всем своим видом показывая, что они разные создания. Кажется, Незнакомка на той стороне с любопытством ее разглядывала.

Алина не испугалась, не потому что страх потеряла и найти не может, а потому что здесь, в этом доме она никогда ничего не боялась, как только бабушка прочитала заговор над водой против всех ее страхов, так они и исчезли бесследно.

Но как весело и легко жить, когда у тебя нет страха и нечего бояться.

— Ты кто? — только и спросила она.

— Твоя судьба, забери зеркало, и ты узнаешь много интересного, и роман свой наконец допишешь, сколько же он может пылиться в шкафу… Романы, как дети должны появляться на свет вовремя. А ты совсем о нем позабыла.

Алина покраснела, она и сама часто себя упрекала в том, что никак не может дописать этого творения, все время что-то тормозит и мешает. Пора уже избавиться от этого груза незавершенного творения.

Но она снова посмотрела на отражение в старинном зеркале, может ли такое быть, чтобы там отражалась не она сама, пусть и в каком-то искаженном виде, но все-таки узнаваемая, хотя бы по каким-то приметам? Оказывается, может.

И на самом деле девушка была совсем другой, чтобы это значило?

— Говорят нельзя старинные зеркала приносить в дом, — слабо пыталась возражать она, хотя готова была сдаться.

— А ты всегда поступаешь так, как говорят? — усмехнулась таинственно Зеркалица.

— Скорее наоборот.

— Вот и я такое о тебе слышала, потому забери зеркало.

Алина не стала больше спорить, она завернула его в какое-то старинное покрывало и вынесла в машину, где ее уже поджидал Сергей — ее бойфренд, — как говорят молодые подруги.

Глава 2 Чудеса начинаются

Сергей никогда не задавал лишних вопросов, он доверял ей, а если не доверял, то это никак не проявлялось, парнем он был спокойным, и что удивительно — любил книги и стихи, особенно ее стихи, к нему обращенные, любил искреннее. Наверное, это и позволило ему удержаться рядом с ней значительно дольше, чем многим ее хорошим знакомым, которые хотели чуть больше, чем просто дружбы. Но они были равнодушны к стихам и литературы, а она равнодушна к их каким-то увлечениям.

И кто вам сказал, что притягиваются разноименные заряды? Только когда между людьми много общего, лишь тогда они могут быть интересны друг другу и продолжительный срок оставаться рядом.

Хотя порой между ними возникало что-то типа скандала, непонимания. Но в словесную форму никак не облекалось. Эти двое ладили между собой, и вместе им было лучше, чем отдельно, вот и вся арифметика их отношений.

Бабушка Зина разбросила карты и сказала, как всегда, очень точно:

— Тут нет большой любви, но он к тебе хорошо относится. Сегодня это не так мало. Ты его не отталкивай, знаешь, как плохо быть одной

Это было правдой. Алина его не отталкивала, хотя и не приближала к себе — плыла по течению, пока он оставался с ней в одной ладье.

Вот и теперь хороший парень Сергей, чихнув от вековой пыли, донес до квартиры старинное зеркало. Только после этого снял покрывало, поставил его на тумбочку в коридоре и остолбенел.

— Что это? — спросил он у Алины.

— Подарок из прошлого, мы с тобой вроде вместе были у бабушки

— Да, конечно, я помню, но откуда это чудо.

Он даже не подозревал, что это не картина неизвестного художника, а старинное зеркало.

Алина взглянула на Сергея в зеркале. Там был он, на том свете точно такой же, как и на этом, никаких отличий. Алина вслед за бабушкой Ажбетой привыкла считать, что зеркало — это тот свет, куда нам можно заглянуть в реальности только через его гладь. И порой, не только во время гадания нам открывается вовсе не противоположная стена, а нечто совсем иное.

Серж отражался в том самом зеркале во всей своей богатырской красе — этакий Добрыня Никитич в современном, дорогом костюме и галстуке.

Но она не могла понять, откуда там взялся и взирал на нее черный кот.

Сколько раз этот котяра появлялся в самых разных местах, а все никак не могла привыкнуть к его вторжению в реальность то ли этого, то ли того света.

— Барс, — выдохнула Алина.

Сергей мог бы обидеться, потому что парнем он был крупным, внушительных размеров, но он давно знал, что котом Барсом она называет себя, все СМС-ки так подписывает, а он мастью не вышел, чтобы ее любимым героем прослыть.

Книжки Сергей читал всегда — это увлечение было единственной радостью в его жизни, хотя романа века не любил, и даже Алина не заставила изменить его свое мнение о романе. Хотя со многими другими ей это удавалось. Сергей оказался упрям, хотя и чувствовал в воздухе огонь дыма, понимал, что их отношениях могут вспыхнуть и сгореть ясным пламенем.

Так порой из-за книжек, и живописи и музыки случается. И не из-за самого искусство, а потому что слишком много жизни вкладывает в это творение один, а второй оказывается глух и слеп, что не может заставить смириться с таким изъяном, вот и разбегаются.

Сержу удалось сохранить их отношения, он оставался рядом с Алиной в то время, но точно чувствовал, что когда находишься рядом с ней, то поневоле заразишься фанатизмом и к роману, и к писателю. Уж знать, кто есть, кто в этом легендарном творении точно будешь. И потом, ему так нравился Алинин Роман о Серже — писателе, что он прощал ей и кота Барса.

Так, может быть в первый раз, пес и профессор П. спасли роман века, хотя все время они оставались в его тени.

И более того, Алина убедила Сергея в том, что черный коты не так страшны, как принято считать. Именно они, если переходят дорогу, то снимают напряжение и страшную энергетику, если уж совсем просто объяснить, то отводят беду от людей, которым попались на пути, и это казалось ему большей правдой, чем то, что думают о них в большинстве своем люди.

Вот и последнее стихотворение Алины.

Сергей достал записную книжку и заглянул на текст, который переписал со страницы:

В прошлой жизни я черной кошкой

Снова льнула к твоим ногам.

У камина, о, мой непрошенный,

Ты стихи в тишине слагал.

Было нам хорошо, я помню

В этом замке чужих иллюзий,

Прихожу к тебе снова в полночь.

Не тревожились чтобы люди.

Спишь, во сне улыбаясь где-то,

Черной шерсти моей касаясь,

Так и будем опять до рассвета

Вспоминать балы и красавиц.

Граф был дерзок, я это помню.

Как тогда меня испугался,

И метался в просторах комнат,

Перед выстрелом растерялся.

Ты смеялся над ним задорно,

Ироничен ты был немножко,

Как легко оставаться вздорным

Непокорным, поможет кошка.

Вот визжит она, только видя —

Перешла ей тогда дорожку,

О, рассеянная графиня,

Да тебе ли бояться кошки?

Ты сама управишься, знаю.

Помогу лишь тебе немножко,

И старуха пусть зарыдает —

Ей пригрезилась смерть и кошка.

Так и жили в музыке ветра,

Притомились тогда немножко,

От рассвета и до рассвета,

Изгибалась судьба, как кошка.

Вот и нынче опять в тумане

Заблудилась, грущу немножко,

Но судьба меня не обманет,

У камина Поэт и кошка.

Время там не течет, и снова

В этом зеркале бал, свиданье,

Жизнь волшебная, чары Слова,

Вдохновение, ожидание…

Стихи увлекательная штука, на время он даже забыл о старинном зеркале, а Алина уже звонила брату, ей хотелось поскорее укрепить зеркало в прихожей (в свою комнату она его поместить все-таки не отважилась, пусть пока покрасуется тут).

Судьбы и тени тех, кто оставались на той стороне, в зазеркалье, должны были входить в ее жизнь медленно и постепенно.

Сергей в этот день был странно молчалив. Он оглянулся по сторонам, словно был в этой квартире впервые.

А уходя по неотложным делам, он невольно он снова взглянул в то самое старинное зеркало. Нет, он снова вместе с той, которую обожал, оказывался в какой-то странной и таинственной истории.

В первый миг хотелось убежать и не возвращаться, куда-то спрятаться и жить спокойно. Но только в первый момент. На самом же деле он понимал, что все время будет сюда возвращаться. Она привязала его к себе самыми легкими в мире цепями, которые не разорвет даже такой богатырь Добрыня Никитич.

Сказка о нем и о ведьме Маринке вспомнилась сразу же.

Сергей не любил сказок, но он знал, что эту сказку она написала о нем и о себе, слишком узнаваемы были образы и сюжеты.

А как же мы можем не интересоваться тем, что написано о нас любимых?

Глава 3 Добрыня в плену у Маринки. Ну, ты и ведьма, дорогая

О, воин, то была Наина!

А.С.Пушкин

Самой могущественной ведьмой в заповедном лесу была Маринка.

Когда и откуда она взялась, о том история леса умалчивает, и духи — хранители не ведали, но была у нее одна особенность, сколько бы времени не прошло, она оставалась молода и прекрасна.

Такое случалось и прежде, кто-то в котел с кипящим молоком бросался, кто-то в огне сгорал дотла и возрождался из пепла, Маринка молодела, в страсти погружаясь. И правильно, ведьма все-таки. Так, да не совсем так. Потому что другие ведьмы, тоже вроде от нее не отстававшие, все-таки старели, дряхлели, а уж после ночи с Тугариным, этом змеем похотливым и ненасытным, и совсем дух можно было испустить. А ей хоть бы что, она днем еще с Горынычем куда-то летала, что там делала, даже бес Захар не знал, хотя ему все и про всех было известно. Но он примерно догадывался, чем ведьма с Горынычем в горах занимается, особенно когда гром гремел, землетрясение начиналось. А здоровый камень даже ему по голове звезданул, когда он решил подсмотреть да подслушать, чтобы уж точно все знать. Шишка на голове так и осталась у любопытного черта, как напоминание о том, что не стоит подглядывать, когда Змей с Ведьмой страстям предаются.

Когда все девы перевелись и больше ему не попадались, тогда Горыныч и пристрастился ведьму воровать.

Правда, потом приходилось все время ее возвращать назад. Она такую суматошную жизнь ему устраивала в горах, что камни падали с небес. Горыныч под напором горных духов возвращал Маринку в заповедный лес, какое-то время терпел, без нее обходился, а потом, когда невмоготу совсем было, и терпеть никак нельзя, снова на охоту за ведьмой отправлялся.

Это была, между прочим, самая первая охота на ведьм, только в отличие от более поздних ужастиков, она была довольно мирной. Любовники если и сгорали, то на костре страсти, а потом Змей, довольный случившимся, огнем небольшим полыхал, костры помогал разводить и другим согреваться, а один раз даже жреца от погибели спас. Тот заснул в храме своем, а огонь, который ему охранять велено было, и погас. Проснулся жрец и горько заплакал. Когда загрохотало рядом, решил он, что это верховный жрец идет жизнь его отнимать, а это Горыныч пожаловал. Справился, о чем парень рыдает, усмехнулся, дыхнул на жертвенник, и огонь заполыхал сильнее прежнего, даже больше казался. Верховный жрец удивленно на парня посмотрел, решил, что случилось с ним за ночь что-то странное, но придраться ему не к чему было.

Так Горыныч и сотворил в порыве страсти своей доброе дело.

А Маринка молодела и хорошела на глазах.

И то, что для смертной гибелью бы оказалось, нашей ведьме только на пользу шло, этого никто в те допотопные дни отрицать не стал.

№№№№№№

Так Маринка изобрела средство для молодости без старости, а в перерывах умудрялась кому-то помогать, а кому-то вредить, уж это как получится, ведь люди разные и случаи тоже разными бывают.

Но однажды все должно было измениться в вольной да прекрасной или страстной жизни Маринки. Пришел к ней рыжий и толстый бес Тарас, да и давай ее уговаривать, жалобно так, чтобы она взяла его к себе жить.

Удивилась Маринка, брови вверх взлетели, а говорила она довольно резко, а что с наглым бесом церемониться?

— А это с какой такой радости, что-то не пойму я тебя, Тарас, зачем ты мне интересно нужен?

— А может и я тебе пригожусь, — совсем, как волк в сказке про царевича, заявил Тарас. И на глазах преобразился хитрец.

— Может и пригодишься, — то ли смеялась, то ли издевалась Маринка, — только мне что-то пока в это не особенно верится.

Сама же она думала, что возможно вреда ей бес никакого и не принесет, но кто сказал, что от него и польза какая-то будет, ведь он так ленив, болтлив.

— Не люблю я пакости, — говорил Тарас, — прекрасно слышавший все ее мысли, — только так много вижу и слышу.

— Да и я вроде не глухая, — отозвалась Маринка.

— Тебя часто дома не бывает, а я в это время смотреть стану за всем, что тут творится, твоими глазами и ушами буду.

Черт вроде намекал на то, что он не собирается ее свободы лишать, и ревновать к Змею да Тугарину не будет. Хотя пока она не согласилась, он много чего наговорит, а что потом на самом деле будет, кто его знает.

— А то и будет, — услышала ведьма, — ты меня выгнать можешь, Горынычу сплавить, а он утащит туда, где наш царь Макар телят не пас.

— Может, и утащит, только тебе назад вернуться раз плюнуть, — продолжала с ним торговаться Маринка.

И думала ведьма о том, что жила все время без рыжего черта, так зачем же теперь жизнь себе портить?

Но от него даже ведьме отделаться было не так просто, потому она сопротивлялась не сильно. А Тарас, видя, что она уже не так упорствует, пошел в наступление.

И тогда махнула она ему рукой, мол, оставайся, а что, если у Яги кот Баюн живет, и в ус не дует, то ей Тарас вполне сойдет.

— Ты, конечно, не Баюн, но чем черт не шутит, может быть, и ему отдыхать придется, когда ты развернешься.

Так тщеславие, и желание соперничать с Ягой ведьму и сгубило, хотя в тот момент она о том еще и не догадывалась.

Глава 4 Чем черт не шутит, а он не шутит

Маринка бросала черту вызов. Принял он его или нет, сказать трудно, слишком спокойным, даже меланхоличным он казался. Но всем известно, кто в тихом болоте водится, вот именно черти, и самые шустрые, между прочим, ведьма давно это заметила.

Жили они — не тужили, довольно свободно и даже местами весело, но стал Тарас рассказывать Маринке между делом все чаще, как он это умел делать, о добром молодце, который так хорош, что глаз не оторвать, но в нее он не влюбится, это точно.

Маринка посмеялась немного, и заметила, что если он красивее Тараса, то уже и красавец писанный. Тот не обиделся, только намекнул на то, что так сама Василиса Прекрасная считает.

— Прекрасная, — передразнила его Маринка, — потому она и прекрасная, что мозгов ей не досталось, она в это время за красотой носилась.

Тарас еще раз убедился, что девы друг друга любят не особо, и всегда готовы одна про другую гадость сказать.

— Ну, ты и ведьма, дорогая, — только и оставалось заметить бесу, словно он только сейчас о том догадался, и разглядеть смог.

Но про Василису и черт и ведьма быстро забыли, какой от нее прок, так только, к слову, пришлась. А вот про юношу того так просто забыть им не удалось, и они заключили пари с Тарасом.

Все это было похоже на шутку и розыгрыш, но в каждой шутке только доля шутки, особенно когда ведьма за дело берется — это точно.

Ведьма все чаще задумывалась, даже, что уж совсем невероятно было, Горыныча прогнала, когда страсти в груди его и еще кое-где закипели, и дала она себе слово, что расшибется, но парня того, которого Тарас разыскал, получит. И если Василиса собиралась только красотой своей брать (очень сомнительное, между прочим, дело), то она кое — что еще придумала, более надежное, чем улыбки и словечки всякие, действующие, но не всегда и не сильно на других.

Маринка зелье приворотное заготовила на всякий случай. Проигрывать она не любила, и даже не представляла себе этого. Особенно, когда черт за ней следил так пристально. Позориться и средней ведьме не хотелось, а она себя средней никогда не считала.

№№№№№

А события между тем развивались довольно бурно.

Когда Тарас с Горынычем играл в кости, то и проговорился бес Змею ненароком, почти случайно, что сон ему был вещий, и там ясно стало, что променяет она такого огненного красавца, которому в кровати равных нет на простого смертного, да еще того, который ее не любит и не ценит.

— Ты и представить себе не можешь, Горыныч, — откровенничал Тарас, что такого быть не может, я тоже смутно представляю, а ведь будет, как пить дать, будет.

Горыныча убедить любому черту было не трудно, а Тарас старался, потому что слишком много было на кон поставлено, его моральное удовлетворение, грядущая слава, и второе пари, которое он с Баюном накануне заключил, о том, что ничего у Маринки не выйдет.

Посмеялся над ним Баюн, но он при своей-то учености позабыл, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, а это будет он — Тарас, а не Баюн, и ради этого можно было на многое пойти.

Такая вот игра в ту пору в заповедном лесу начиналась, и разобраться, кто с кем и против кого, было затруднительно, там сам черт ногу сломит.

Но чтобы все уж наверняка вышло, разыскал он и второго Маринкиного любовника — второго Змея лютого.

Тугарину он сообщил, что Горыныч готов биться с соперником, а потом и с ним за Маринку, и было ему видение, что побьет его Горыныч.

Только удивленно взглянул на него великан и задумался, надолго, хотя он сам был большой, только мозгов не много ему досталось, потому и думал он долго, а соображал не особенно хорошо. Одно понял Тугарин, что черт что-то затеял, столкнет их всех лбами, а сам будет на кочке сидеть, да поглядывать со стороны как они насмерть бьются. А что делать, если Тарас из тихого омута выбрался, да за дело взялся?

Но и этим Тарас не ограничился. У леса всегда бывали уши, иногда случайные, но на этот раз заинтересованные уши оказались.

Он сделал так, что Горыныч разговор его секретный слышал, и Тугарин решил не драться, а переждать в горах. Так от одного соперника они и избавились без боя. Тугарина после этого разговора и след простыл, а Горынычу не надо было еще раз пересказывать все, что происходило, пока он девиц, надежно от него попрятавшихся, караулил, да поймать старался напрасно. Только плоть свою раздразнит, огонь заполыхает, а ничего не происходит, потом уже и дым пошел, а в дыму том, кого разглядеть-то можно?

Так весь его эротический запал в трубу и вылетал, и такие промашки в последнее время случались все чаще, прямо беда какая-то.

№№№№№№

Но пока Змей свои силы напрасно тратил, бес времени даром не терял.

Тарас наведался к богатырю и сообщил ему, что Маринка его в кого угодно оборотит, если он в нее влюбится, ведь ей нужно только покорить любого и доказать и себе и Живе — сопернице своей вечной, что перед ней никто не устоит. Но так как девать героев и чудовищ уже некуда, то под чужими личинами и приходится их прятать. Один из них уже трехголовым Змеем летает, а второй вообще чудовищем стал, и назад не расколдует, потому что не нужны они ей. Сделали дело и пусть гуляют смело.

А если посмотреть в глаза внимательно любому волку, а особенно медведю, то и там легко можно добра молодца разглядеть, а уж про туров и говорить нечего, все они из ее рук и вышли, а ведь тоже чародеи так сильны и хороши были.

И так разошелся Тарас, что и остановиться уже никак не мог, сколько не старался.

Богатырь и прежде хотел от колдуньи подальше держаться, а после такого предупреждения и вовсе избегать ее стал. Не зря все-таки Тарас старался, да пыл свой тратил, не перед свиньями, а перед разумным богатырем бисер метал. Хотя кабанов тоже обижать не стоит, они славными парнями бывают.

Не дремала в то время и сама ведьма. Маринка хотела только одного — выиграть спор с Тарасом, потому она и караулила везде богатыря. И чем дальше он от нее старался убегать, тем чаще и ближе к ней оказывался. Да что за чертовщина такая. Не зря говорят, что от себя не убежишь, а от ведьмы и подавно.

Убежать — то он не мог, конечно, но сопротивлялся отчаянно. Чего только не делала ведьма, но он был глух и слеп ко всему, что она предлагала. И напрасно Маринка голову ломала, что в нем такого особенного. Почему ни один мухомор не помогает? А ведь еще недавно все было так просто, и не с такими у нее все получалось. Князья сами приползали, да что там князья, бог Услад молил ее о ночи страсти. Правда, с ним она не связывалась, от богов только неприятностей и жди. Держишься дальше от них — целее будешь, но всех остальных, кого хотела и получила, а тут богатырь обычный, даже если рядом с ним Тарас суетиться, и ничего не выходит, хоть убей. Вот Яга с Баюном вместе расхохочется, когда узнает, что их главную ведьму бес Тарас да смертный богатырь обвели вокруг пальца.

Хорошо, что пока они этого не знают, хотя кто ей сказал, что не знают, в погоне за богатырем она совсем перестала следить за тем, что вокруг делается. А Тарас и соврет, не дорого возьмет, тем более, он заинтересован в том, чтобы спор у нее выиграть. И она, как всегда, не ошиблась.

Черт радовался — он почти выиграл спор у такой ведьмы, значит, остальные еще быстрее поддадутся. Но на каждого хитрого да коварного черта свой Змей находится всегда. И на черта бывает поруха.

Тут появился Горыныч, и увидел, что богатырь от Маринки бегает без оглядки, даже поздороваться с ней не хочет. Обидно стало ему за любимую, и решил он с ним поговорить по душам, подкараулил в озере, и уже потопить хотел, но Тарас предупредить воина успел, и тот выбрался на берег.

Завидев Горыныча, он теперь держал ухо востро и понимал, что Змею доверять никак нельзя. Но схватки избежать этим двоим все-таки не удалось. Хотя они соперниками даже не были.

Только Змей знал поговорку, что от ненависти до любви всего один шаг, и кто поручится за то, что завтра он в ведьму не влюбится, вот и надо было объяснить ему, что этого делать не стоит, пока Змей жив, и он через труп его еще не переступил. И вилами на воде писано, что переступит, даже если Тарас у них под ногами и под лапами болтается.

Глава 5 Вызов на поединок

Вызов на поединок был принят.

На берегу сцепились они, но Горыныч обессилил от ярости, и воду он всю уже вылил, когда на небесах валялся, радугу изображая, вот и пришлось ему признать поражение.

Это он в ярости — то биться решил, а сразу стало ясно, что на земле несилен он даже против смертного богатыря.

Правда, тот, тоже решил, что из-за ведьмы убивать такого красавца — змея не стоит, ведь потом еще пролитую кровь искупать тяжким трудом придется. Если бы любил он Маринку, то можно и пострадать, а муки адские из-за нелюбимой терпеть, ведь это чертям на смех.

Может, такие мысли ему Тарас подсказал, когда понял, что убитого Змея на него спишут, и он виноват останется, а может богатырь и сам до такого додумался. Змей остался жив, хотя и изранен был изрядно. Но он не особенно переживал, а за свою любовь не единственную, но неповторимую все-таки бился отчаянно. А когда все утихомирилось немного, то погрозил он черту кулаком и скрылся в лесу заповедном

Прибежал он к Маринке раны свои лечить, Тараса отругал за то, что тот какие-то свои делишки обделывает. А честным змеям никакого покоя нет.

Тарас возмущался, когда такие змеевы речи в родном доме услышал. А он считал дом ведьмы уже родным, другого у него все одно не было.

Маринка призналась, что пока за богатырем бегала, по — настоящему влюбиться успела, теперь уж точно его не отпустит.

— Да как ты можешь, — возмутился Горыныч, — ну, ты ведьма, я из-за тебя кровь проливал, а ты в обидчика моего влюбилась.

— Не кричи так, — урезонила его Маринка, — я у тебя не первая и не последняя, век богатыря недолог, он еще раньше срока голову сложит, тогда все сначала и начнем.

Змей молчал, он не знал, что на это ответить, хоть у Маринки одна голова, но последнее слово все равно за ней будет. И как бы не было еще хуже, чем теперь. Хотя минуту назад ему казалось, что хуже уже и быть не может, теперь же он считал, что все может быть.

Тарас незаметно улизнул от них, чтобы предупредить богатыря, что беда его ждет, если он не уедет поспешно. Не только Маринка, но и бес успел к нему за это время привязаться, и полюбить его, как родного. Он готов был с ним отправиться в горы, но догнала их Маринка. Тараса прогнала подальше, а богатыря в тура обратила.

Об этом потом было во всех былинах и летописях записано. Ведьма есть ведьма, она своего упускать не собиралась.

И если бы не бес Тарас, то неизвестно как бы все закончилось. И ходил бы он туром до сих пор, если бы от охотников сбежал. Но Тарас, как всегда, оказался рядом, и понял, что он тоже в чем-то очень сильно виноват перед этим парнем.

Он побежал к волхву, к матери его, но пока все было напрасно.

Бессильны были они. А Маринка и вовсе почувствовала свою волю и власть над строптивым возлюбленным своим.

Правда, туров в ту пору много было, и можно было превращенного с настоящим перепутать, она затаилась, и стала ждать.

И когда Тарас к одному из них подошел и стал с ним о чем-то разговаривать, она поняла, что это и есть тот, который ей нужен — единственный и неповторимый.

— Ты женишься на мне? — спрашивала Маринка, когда тура увидела.

Молчал тур, он еще говорить по-человечески не научился, а может, не хотел с ней разговаривать. Но Маринку это не сильно расстроило.

— В тот день шкура с тебя и спадет, когда моим станешь, а пока с чертями пообщайся. Они тебя уму — разуму научат, расскажут, что такое хорошо, а что такое плохо

Она презрительно взглянула на предателя-Тараса, убедилась еще раз, что чертями никак нельзя верить, и победно улыбнулась.

Только Маринка тогда еще не знала, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. А на каждую ведьму и волхв-чародей и ведьма покруче найдется.

№№№№№№№№

А дальше дело было так.

Сама богиня ночи и смерти Марена, в честь которой ведьму когда-то называли, вышла из Пекла в тот самый миг. Чем уж ей наша ведьма не угодила, сказать трудно, только исчезла ведьма, на глаза у тура и Тараса растворилась, зато ворона черная в небеса взлетела и пронзительно закричала. Молчали завороженные и тур, и черт.

Хотел Тарас попросить Марену еще одно доброе дело сделать, но язык вовремя прикусил, а кто сказал, что она помогать им станет. Может, она Маринке за что-то свое мстила, как бы с туром хуже не было. И понял бес, что к Ладе надо за этим обращаться, уж та точно не подведет.

— Ты подожди меня тут, — уговаривал он тура, — я скоро вернусь, и избавишься от шкуры своей. Я все это сотворил, мне и поправлять.

Ничего ему тур не ответил, зато ворона подлетела, прямо на голову уселась и клюнула его очень больно.

— Ну, ты и ведьма, — подпрыгнул на месте Тарас, но от затеи своей не отказался, он отправился в Ирий к Ладе, чтобы обо всем рассказать и попросить ее о помощи.

А что, за поступки свои отвечать надо, а ошибки поправлять, особенно когда заигрался и бед натворил.

Тарас был славным чертом, хотя и очень азартным. Но главное ведь вовремя опомниться и остановиться.

А ведьма что, она навсегда ведьмой и останется, в какие бы наряды и перья не рядилась. И надо от них подальше держаться, целее будешь.

Глава 6 Шутка Кукловода. История Виктории

Но пока оставим старинное зеркало, Добрыню, Маринку, и Алину в покое, а заглянем на сайт старшей из сестер-писательниц Виктории.

Именно туда накануне заглянула и Алина, чтобы посмотреть, что за это время успела сочинить Виктория.

Чаще всего сестры и общались так, тайком заглядывая на страницы друг к другу. Это кажется странным только на первый взгляд. Непосвященному человеку казалось, что за странность такая, не проще ли встретиться где-то в кафе, на набережной, да просто дома и поговорить обо всем на свете, обсудить книги свои и чужие, а то и вообще соавторами сделаться.

Но это было почти нереально, потому что Виктория была старшей, и младшая ее сестренка так и оставалась для нее малышкой, с которой можно было поиграть немного, поболтать о том, о сем, но вовсе не творчеством заниматься.

Но потом и еще одно недоразумение случилось, когда Виктория обнаружила, что она тоже пишет, сказки особенного впечатления на нее не произвели — чем бы дитя ни тешилось, но это не серьезно, сказочки. Если бы ими все ограничилось, то они бы жили душа в душу.

Но потом, когда Алина перешла к стихам, что-то замкнулось в душе Виктории. Себе и другим она объясняла, что просто не любила стихи. Хотя это было не совсем так. Тайно она их любила, и даже больше (она так думала порой), чем Алина. Только сознавала, что никогда не сможет их писать. Не рифмовать, с трудом рожая каждую строфу, на это она была еще способна, а именно писать, думать, жить стихами не умела. Да так, чтобы они текли плавно и непрерывно, как река у ее ног, и потом выявлялись в них и подводные течения, и какие-то невероятные образы, и самое главное, чтобы были они глубже и интереснее, чем казались ей в самом начале, в момент творения. А потом искренне удивиться тому, что это она сама написала.

Ничего у нее не получилось, но она кожей ощутила, что почти сразу получилось у Алины. А тут возникло чувство досады и зависти, от которого она не могла освободиться, совсем как в старом анекдоте, чего не может старый профессор, и очень легко сделает любой из студентов? Не того, о чем вы успели подумать — он не напишет таких вот стихов, как ее младшая сестренка.

Но это чувство в себе Виктория все-таки смогла подавить, как-то загнать в самый темный угол, не то, что другое — легко презрение Алины, когда та прочитала ее первый опубликованный огромным тиражом роман.

Но это была не зависть (ведь сначала она искреннее радовалась большой публикации), это было именно презрение, потому что вместо чего-то интересного ей, глубокого, она столкнулась с попсой — что-то детективно—ироническое, на что никогда бы не стала тратить времени на чтение, если бы это написала не Виктория. Книга была прочитана, но послевкусие оставляло желать лучшего.

Старшая просто обиделась, развернулась и ушла. Если и ей надо объяснять такие простые вещи, что деньги еще никто не отменял, и надо иметь какой-то их запас прежде, чем заниматься творчеством для души, то она решила просто молча делать свое дело.

№№№№№№№№

Алина корила себя за категоричность, верила, что завтра Вика напишет роман века, положит перед ней, и скажет, что это оправдает тот ее не совсем красивый поступок, и роман, с которым звезд с неба не схватишь.

Но ничего такого не случилось. На завтра был такой же роман, чуть лучше, или чуть хуже, какая разница, если он был таким же попсовым по сути. Они отдалились еще больше, и казалось, что ничто уже не сможет их сблизить. Но вот последняя глава из какого-то неведомого творения Виктории Алину приятно удивила, там речь шла как раз о мертвых и живых душах. Ей даже показалось что кто-то (конечно кот Барс или кто-то из его товарищей Демонов, посылал им одни и те же темы и мысли, чтобы обе они над ними поразмыслили)

А прочитала Алина вот что:

Глава 7 Живые и мертвые души

Сначала треснуло зеркало в прихожей.

Но я рванулась на улице, потому что опаздывала, и подумала о том, что и в моей квартире может поселиться кто-то из разбитого зеркала.

Как же прочно живет в нас каждая фраза, каждое слово романа века. Недаром ли пугливые, полуживые души так не любят это повествование, оно приводит их в шок, заставляет почти терять рассудок?

Я люблю роман. Сейчас я спешу на свидание и почти счастлива.

Но можем ли мы знать, кого встретим на пути, что случится с нами к вечеру, через час, да что там, через мгновение?

До места свидание я добралась без происшествий, успела забыть про треснувшее зеркало и даже любимый роман по дороге не вспоминала, что случалось крайне редко.

№№№№№№№№

В большом торговом центре мой спутник останавливается, ласково берег меня за плечи и поворачивает в свою сторону. Он хотел сказать что-то важное, о напомнить чем-то, может быть поцеловать (мечта идиота), но произошло невероятное.

Прямо за его широкой спиной я вижу прекрасное создание в одном купальнице и столбенею. Опасность? Соперница?

Только через минуту становится ясно, что это не моя прекрасна соперница, это манекен, дорогой, хорошо сотворенный, так что сразу и не понять, что это не человек, а кукла.

Думаю о том, что могла переживать, в какие стороны шарахаться, если бы мы оказались, скажем, среди восковых фигур в знаменитом музее.

Наверное, так и рождаются фильмы ужасов.

Но куклы остаются куклами, а люди все-таки не куклы, на первый взгляд хотя бы. Почему у меня создается впечатление в том самом огромном торговом зале, что здесь есть манекены неподвижные и двигающиеся в разные стороны. Все, кто двигается — живые, если к ним прикоснуться, они вероятно, теплые. И все-таки это впечатление не исчезает.

Мой спутник, философ и по образованию, и по отношению к жизни, и потому остается только рассказать ему, о чем я в этот момент думаю.

Просто, наверное, выражение лица у меня какое-то странное, не очень понятно, что меня так волнует. Хочу ли я дорогой подарок, или что-то иное не дает покоя. Правы мудрые женщины — мужчинам надо объяснять все, что мы хотим сказать, почему они должны догадываться, а то еще бог знает, до чего догадаются, а кому потом расхлебывать придется.

Мы спускаемся на первый этаж в кафетерий, чтобы поговорить немного.

Выслушав меня, он улыбается.

— А ты только сейчас догадалась, что половина тут мертвых душ?

Хороший поворот, он издевается или на самом деле это так?

А он не унимается.

— Ну, посмотри на мужчину за тем столиком, думаешь, он жив?

Не знаю, человек поднимается и идет куда-то, вероятно, скорее жив, чем мертв, или это только кажется?

— А вот это девица, — не унимается философ, — думаешь, она что-то чувствует или мы все для нее не бесцветные тени? Она не наткнется на тебя, когда пройдет мимо, но в ней с самого начала не было никакой жизни. Она родилась с душой в коме, так с ней по жизни и пошла.

Я понимаю, что сейчас он мне расскажет какую-то историю, чтобы доказать собственную правоту, потому что я не особо ему верю, хотя в глубине души подозреваю, что он прав. Просто озарение какое-то. Хотя в голову это все-таки не укладывается.

— Понимаешь ли, в чем дело, — начинает он, — мы привыкли думать, что при рождении, когда младенец делает первый вдох, душа в него вселяется, кто-то говорит, что она появляется еще в утробе матери, когда плод начинает шевелиться, а здесь только просыпается окончательно.

— А это не так?

— Это так, — соглашается он, — интересно то, что происходит потом с душой, которая принадлежала уже дюжине людей до нас и накопила столько всего в своей оболочке, как она приживется на этот раз, как будет развиваться, сможем ли мы ее оживить окончательно, чем наполним, сделаем ли своей или она будет отторгнута.

— И что же происходит?

— Вот и происходит развитие, она должна попасть в это время, в это пространство, она должна комфортно себя здесь чувствовать и развиваться, а не сбежать от нас, как неверная жена, к другому мужчине. Ты думаешь, что такое клиническая смерть, как ни побег души из тела? Если найдется подходящая душа поблизости и успеет вселиться в еще не остывшее тело — человек оживает, если же нет, то, увы….

— Не повезло бедняге…

— Недаром, люди, которые возвращаются назад, не любят рассказывать о пережитом, а если рассказывают — одно и то же, о коридоре, свете, то, что они наверняка до этого читали или слышали от других. А на самом деле ничего они не помнят и не знают, сбежавшая душа вряд ли вернется назад, а совсем другая только пытается прижиться к этому телу, она ничего о нем не ведает, все начинается сначала, вот и молчат, бедолаги.

— Но ты говорил о живых людях, у которых мертвые души, — напомнила я ему, капризно поджав губы.

— Да, конечно, прожил человек половину жизни в тумане, ничего не хотел, ничего не делал, что же ты думаешь, душа еще жива у него? Нет, формально, она может и трепыхается, но это мертвая душа. Ведь люди порой умирают еще задолго до своей физической смерти, им не обязательно для этого лежать в коме и не шевелиться. Он может и шевелиться, но душа, точно мертвая.

— И что же делать? — спросила я, вспомнив все больные вопросы наших революционеров, которых разбудили несчастные декабристы, а потом уже само по себе пошло — поехало.

Он молчал, разглядывая кого-то, наверное, пытаясь определить, мертвая или живая у него душа.

— Что делать, чтобы душа не умерла раньше срока, и вообще оставить ее в целости и сохранности — учиться, развиваться, забыть о покое, пусть он только сниться, музыку, стихи писать, кино снимать — творить одним словом, — с пылом говорила я.

— Ну, это банально, хотя для начала не мало. Но есть еще одна тайна во всем этом, желательно бы узнать, кому принадлежала душа прежде, совпасть с теми, кто уже владел ею, кто пытался развивать и сохранить то, что он накопил за свою жизнь. Ведь без их помощи и без их опыта мы не сможем много сделать и снова все начнем сначала. Если успеем начать, — он таинственно замолчал.

— Узнали, а потом?

— А потом подумать о современном мире, в который мы ее бросаем, вот с поправкой на изменившиеся реалии и развивать ее дальше, все время неустанно, восстанавливать, оживлять, поддерживать тот огонь, которым она питается, конечно, не при помощи вина, азарта, а то и наркотиков. Так ее только и можно умертвить раз и навсегда.

Глава 8 Столкновение с тенью

Около нас остановился человек, на диво красивый, он был странно похож на Александра Блока в молодости. Вероятно, это сходство замечали с самого начала многие, и повторяли ему все время о том, что он удивительно похож на поэта.

Но я заметила и другую особенность — он был мертвецки пьян, нет двигался почти не качаясь, но он до такой степени был выключен из реальности, что если бы другой человек шел к нему навстречу, то он бы не смог свернуть, отстраниться в сторону, и просто бы врезался в него.

— Вот, лучший способ умертвить душу, о наркотиках я не говорю, ее просто выключают, усыпляют, и назад вернуться она едва ли сможет, да мало ли способов, как можно убить душу. Если она и была бессмертной, то с этим давно покончено, еще до нас постарались.

— Куклы и кукловоды, — я снова вспомнила о красивом манекене, который заставил меня до такого додуматься.

— А самое главное, что мы сами и куклы, и кукловоды одновременно, каждый в своем мире и кукла и кукловод. Пока душа не умерла, человек может все, но стоит только ее потерять или убить, и он уже остается просто куклой, тогда и появляются другие кукловоды, вот это настоящая беда. Но стоит ли жалеть о том, кто уже успел погубить свою душу, и передает себя в руки другого, прекрасно понимая, что ничего хорошего ему не дадут, а скорее наоборот, отберут даже то, что еще осталось, тот мизер, который у человека еще был, чтобы окончательно швырнуть его в пропасть.

— Тогда бес забирает его душу? — спросила я, вспомнив знаменитый сюжет.

Мой спутник рассмеялся.

— А теперь я открою тебе величайшую тайну, а на кой ему нужна такая душа, несчастная, измотанная, затравленная? Ты веришь, что Мефистофель — это тот старьевщик, который тащит с помойки все к себе в дом и захламляет его изношенными мертвыми душонками? Господин Чичиков хотел за них хотя бы монеты получить, а ему зачем это нужно?

На этот раз я и удивилась, и встревожилась по-настоящему. И на самом деле, как глубоко сидят в нас те самые заблуждения, которые кто-то и когда-то внушил нам.

— Тогда почему он возится с ними? — не сдавалась я.

— Дорогая, а не ты ли писала о чертях в Пекле, кочегарах и тружениках, которые не видят белого света, в отличие от твоих забавных бездельников сатиров из заповедного леса.

— И что? — невольно вырвалось у меня.

— И то, что когда-то он был наказан, проиграл в кости Велесу — богу всего живого на земле, твоему любимому богу, и с тех пор он должен собирать эти мертвые души и бросать их в топку, чтобы они не возродились больше, чтобы на свет не смели показываться. Заставь Мефистофеля души собирать, он много чего натворить может, творческая личность. Ну, самовольничает, конечно, когда ему кажется, что душа уже никчемная, ее пора сжигать, а человек упрямится, не отдает душу, но это не значит, что она нашему Мефи нужна, просто он так считает, а уж упрямства у него — сама знаешь. Но самое главное, что он редко ошибается, если человеку и удается защитить, отстоять свою душу, та самая душа очень скоро все равно у него оказывается. Тогда в морозную зиму становится немного теплее — мертвые души — это самое лучшее топливо, да и для чертей передышка, можно перекурить, она ведь горит очень долго, пока все жизни не выгорят, не обратятся в прах. Вот на это только и годится мертвая душа, но хоть какая-то польза. Мир льдом не покрылся, и то ладно.

— Странно, а я все пыталась понять, зачем ему нужны эти души.

— Вот затем и нужны. Но какое же преступление совершает человек, который не может сберечь душу, он уничтожает надежды на возрождение, все то доброе и светлое, что успела душа накопить до того, когда пришлось ей вселиться в это тело и сделаться мертвой. Он не способен подарить жизнь еще кому-то, а это уж совсем никуда не годится.

№№№№№№№№

Мы все еще сидели в старом кафе, перед глазами у меня мелькали какие-то люди. Но не они мне были интересны, а мои знакомые, близкие и дальние. Хотелось узнать, понять живые или мертвые у них души?

— Хочешь научиться определять это безошибочно? — спросил мой спутник

Я подумала немного.

— Нет, не хочу, боюсь. Пусть остается надежда на то, что они скорее живы, чем мертвы. Не хочу думать, что они годятся, только для растопки и обогрева космоса.

— Но ты ведь хочешь спросить о тех, кто еще жив?

— Да, скажи, как они живут?

— Они неустанно совершенствуются, стремятся вверх, занимаются наукой, творчеством, и тогда те, кто были до них, они появляются в нужный момент и помогают им, конечно, если род занятий угадан, и Сократ может помочь такому человеку, да еще в современной обстановке. Все это почти на грани шизофрении, недаром же гениев объявляют сумасшедшими, именно те, с мертвыми душами, когда лопаются от ярости, зная, что им этого не дано.

— А зависть? — вдруг догадалась я.

— Зависть мертвых к живым — это вечная проблема, — только такая зависть и возможна. Вот мы и подошли к самому главному, если кому — то и в чем-то завидуешь, если это сжирает тебя и не дает покоя, то ты скорее мертв, чем жив, потому что живые не завидуют, у них напрочь отсутствует такое чувство. Только смерть может завидовать жизни, помнишь, какой тьмой наполнена первая и каким светом — вторая. Вот тогда Смерть при помощи зависти и злости и пытается бросить тень на жизнь, мертвая душа на живую, для этого так пригодится сквернословие, пустые стихи по случаю, смерть всегда считает, что рифмованным словом можно сильнее воздействовать на жизнь.

— Но ведь словом можно убить…

— Да, конечно, можно, только убивает такая душа окончательно себя саму, мертвые слова, исторгнутые из мертвой души, да еще сложенные в стихи причиняют вред только тому, кто их исторг из своей утробы. Поэтическая змея кусает и травит только саму себя — это еще одна тайна творчества, оно не может причинить вреда другим, только творцу, ведь про идею бумеранга тебе не надо рассказывать.

— Все так страшно?

— Все так серьезно, а когда это творчество было игрушкой — это бомба, которая разрывается у нас в руках, если мы нарушаем какие-то негласные заповеди и законы, впрочем, как и везде.

— Пусть они пишут, это лучше, чем пьют водку или издеваются над близкими.

— Лучше? — спросил мой спутник и усмехнулся, — а ты не помнишь случайно, за что Б. голову оторвали, ну отрезали, отрезали, не морщи так носик, но ему легче от этого не стало. Ну не хочешь Б, тогда вспомни, почему освободили разбойника и казнили того, кто только словами бросался, и храм веры разрушить собирался, чего это они все так против него настроились, если слова безобидны, и нести можно всякую чушь?

Мне становилось страшно.

Мой кукловод, тот, который во мне, рванулся прочь, кажется, я еще была жива, и могла управлять собой сама. Или только кажется?

Слабым жестом философ предложил мне прогуляться. Я поднялась, чтобы последовать за ним. Незнакомец загадочно улыбнулся и растворился в воздухе.

№№№№№№№№№

Алина вздрогнула от радости.

— Что это? Неужели ее старшая сестренка взялась за ум и попрощалась со своей дешевой попсой.

Хотя в последнее время Алина стала относиться к творчеству Виктории снисходительнее, и понимала, что та живет беззаботно и даже весело именно на гонорары, которые ей приносит эта самая попса, но при этом она все-таки втайне мечтала о том, что все изменится, и совсем как в стихах у знаменитого поэта она сможет дождаться второго:

Пошли мне, Господь, второго,

Чтоб вытянул петь со мной.

Ей нужен был второй, именно в лице старшей сестры.

Конечно, она сама могла бы все забросить и стихи, и сказки, и заняться бульварщиной, но Алина откладывала этот переход, это падение в бездну, все время надеясь на лучшее. На то, что все будет не так грустно.

И что же это значит? То, что она все-таки дождалась своего часа?

Не хотелось сглазить и угробить те ростки светлого и прекрасного, которые уже пробивалось сквозь асфальт популярной литературы — чтива, если быть совсем точным.

Глава 9 Мертвые и живые души. Кто есть кто?

Сон, знак, старинная вещь может в один миг, в один день изменить нашу жизнь.

Оставшись одна, Алина решила записать первое впечатление о том дне, когда Старинное зеркало появилось в ее доме.

— Пятница, 13 — услышала она голос своего Домового.

Да, да, вы не ослышались, именно Домового.

Наверное, никто не сомневается в том, что Духи живы, и никогда не покидали нас, в том, что мы предали их, забыли, назвали нечистыми, это не значит, что и они поступили с нами так же. Вовсе нет. Они мудрее и прекраснее нас, а потому могут прощать некоторые толстокожие и неразумность людям, которые всегда остаются для них детьми, сколько бы лет от роду им не было, тем более что век каждого из них так быстротечен, и кончается, не успев начаться.

Домовые давно сжились с нами, слишком очеловечились, чтобы совсем уж рассерженно молчать. А если бабушка вас научила с ними уживаться, и общаться, как это в детстве произошло с Алиной, то и вовсе все будет замечательно.

Когда кот Барс в первый раз у нее появился, то удивил нашего кота именно тот факт, что сказочница дружит с Домовым. Они как раз вели беседу о старине глубокой, об обычаях, когда он ввалился в комнату.

Вольно или невольно Барс ее зауважал сразу, хотя и под пытками бы в том не признался. Чтобы кот кого-то из людей уважал, да еще какую-то рыжеволосую даму со спортивной фигурой, это перебор. Но со временем понял, что это не проходит, он ее уважает, вопреки всем своим железным принципам.

Домовой по этому поводу имел наглость подшучивать над котом, кот шипел в ответ, но с ним не ссорился, Домовой всегда пригодится для мелких дел, которые кот неизменно поручал духам.

Вот и на этот раз Домовой напомнил Алине, что была пятница 13.

А в какой еще день в их общем доме могло появиться старинное таинственное зеркало.

Но раз уж он подал голос, Алина решила немного побеседовать со своим Домовым.

— Скажи, мне тут Виктория начала рассказывать о мертвых душах, а такие бывают, у вас там виднее, это только ее фантазии или на самом деле так?

— Ну а как же, — услышала она тихий голос Домового, — они задумывались Сварогом когда-то бессмертными. И мы могли бы сохранить их, только люди все испортили, столько всего натворили, что богам и не снилось, так мало заботились о чистоте своих душ, так их не берегли, что гасли они порой, и не загорались снова. Ведь светлый огонь всегда если не множить, то поддерживать надо, а им было не до того.

Домовой тяжело вздохнул, закинул одну ногу на другую, и заговорил снова.

— Тогда и поняли Пряхи вместе с Кикиморами, что нужно отвести для них определенные срок, а потом отправлять их на покой, вот они их в заповедном лесу в деревьях и оставляли. Деревья могли исцелить истерзанные, изуродованные души, хотя не всегда, но часто они выходили на белый свет, как новенькие, но тут и случилось то, что случилось. Бес Федор, его потом кто-то на иноземный манер Мехви, Мехи…

— Мефистофелем, — догадалась Алина.

— А я и говорю, этим самым стофелем назвал, так вот схлестнулся он с Велесом, когда на остров к нему пожаловал, и стали они в кости играть, как обычно бывает, так вот проигрался Федор.

Домовой решил не вспоминать замысловатое имя, и снова его переименовал на свой лад.

— И что дальше? — удивленно спросила Алина, понимая, что Виктория писала, тоже приобщившись каким-то образом к этой истории. Может только смутно догадывалась о чем-то, а вдруг она подружилась с самим Мефи?

— Не знаю, до чего они там договорились, да и никто не знает, только стал он с тех пор самые никудышнее полуживые души в Пекло таскать, чтобы отапливать ими землю в самые лютые морозы, когда Кащей особенно ярится, и никакого сладу с ним нет. Так они и исчезали бесследно.

— А если он живую и хорошую душу утащит? — спросила Алина.

— Да надорвется тащить, они ему не поддадутся, а вот эти уже слепоглухонемые и стали его верной добычей — он их хватает, а они и не пикнут даже, словно это их не касается.

Больше ничего Домовой рассказать не успел, потому что появился кот Барс.

№№№№№№№

Недавно Алина видела его, когда он в зеркале мелькнул, как только Зеркалица ему такое позволила, непонятно, а теперь вот во всей своей ужасающей красе и появился. Ну, прямо чудовище настоящее.

— И нечего дивиться, — с порога «ни здравствуй, ни прощай», заявил он, — человечество — то сколько веков уже живет, каждая душа по дюжине жизней пройти успела. Многих на этом трудном пути мы уже потеряли безвозвратно, Домовой тебе объяснил, что с ними сталось, а те, бедняги, которые, скорее живы, чем мертвы, они ведь так маются от перекомбинаций, когда все прежние шаблоны личностей повторяются в своих чистых сочетаниях в каждом современном человеке.

Кот замолчал на миг, наверное, сам удивился тому, что сказал, потому и пояснил:

— Это я давеча у одного гениального философа прочитал, он обо всем догадался, хотя думаю, кто — то из наших Мефистофелей ему открыл глаза.

Так вот, паренек этот утверждает, что складывается личность современного философа Н. скажем так из Аристотеля + Сократа + Декарта, а носителем

является какое-то случайное грузинское тело. И что же тогда в этом темпераментном теле происходит? Да вот что — разные уровни личного

духа (но и душа так же) являются суммой прежних типов. Но 50—20 лет

назад еще не было такой чистоты, как сейчас. Ныне все предельно.

Восстановленный тип может превышать несущий, преобладать среди всех, и

тогда возникает смешение. Под стать шизофрении того же Мастера или

Бездомного. Кстати, тот же поэт уже прямо чувствует в себе другого, но

интерпретирует превратно. А те, кто не чувствуют? Как объяснить,

рядовому древнему иудею, вроде Иосифа, всю сложность современной структуры мышления. Это невозможно.

Кот произнес все это, словно по книжке читал, и замер на миг, потом посмотрел на Домового, перевел взгляд на Алину:

— Надеюсь, хоть ты что-то поняла, мы с Мефи твою сестричку так не грузили, но ты у нас тонка и мудра, не в пример ей.

— Я поняла, я даже чувствовала это, только мне казалось, что они на нас извне действуют, а если они живут в нас — это новое, к этому еще надо привыкнуть.

— Привыкай, только время у тебя на это не так много, как тебе хочется, — говорил Барс, словно это он теперь раздавал то самое время, а оно неизменно уплывало у него из лап.

Такая вот беседа о мертвых и живых душах состоялась у них с котом и Домовым в тот день, когда в доме Алины появилось старинное зеркало.

Она так много обо всем таинственном и потустороннем узнала, что сама диву давалась. И предчувствовала, что должен появиться какой-то удивительный роман — загадка, о котором можно было только мечтать.

Она жила в предчувствии и преддверии его появления на свет и радовалась тому, что он должен у нее здесь и сейчас появиться.

А пока сами собой написались стихи, конечно, о том самом зеркале, о чем еще она могла их писать?

В старинном зеркале мелькают силуэты,

И музыка звучит, и голоса,

И кажется, что мне в потоках света.

Диктуют снова песни словеса,

О как она восторженно звучала,

Там на балу, в порыве маскарада,

Себя я и тебя тогда узнала,

И кружимся в сиянье звездопада

И мне звезда упала на ладошку,

В сиянии ее иная даль.

О, дай побыть мне на балу немножко,

Пусть навсегда забуду я печаль.

А в зеркале какие-то кометы

И девы, так прекрасны и миры,

И снова Пряхи призовут к ответу,

И мы забудем горечь до поры.

И пусть потом в тиши родятся сказки,

Поговорим мы при луне с котом,

О том, как жить свободно, без опаски,

И что нас ждет в том зеркале потом.

Ночная мгла пугала и ласкала,

Как жаль, что снова надо возвращаться,

И зеркало мой новый мир глотало,

Остался лучик призрачного счастья.

В ту ночь во сне Алиса видела сначала рояль в какой-то зале, она была пуста. Только черный кот шагнул к ней навстречу, куда же без кота. А потом в один миг он наполнился людьми, и они закружились вокруг нее.

Она растерялась немного, вспомнив, что не умеет танцевать, так танцевать — ведь уж точно совсем другое время было тут. Но ее подхватил какой-то военный, и она кружилась вместе со всеми, и дивилась тому, что умеет танцевать, и у нее это здорово получается. Где-то рядом говорили, что Арбенин накануне отравил Нину, и о том, что женитьба для таких типов — это приглашение на казнь.

— Они и на самом деле существовали? — спросила наша королева у кота.

Но кот ничего не успел ответить, она в тот миг и проснулась. Почему — то вышла в прихожую к зеркалу, и там гасли свечи.

Только звонкий смех, даже не женщины, а ребенка, раздался где-то рядом. Алина вздрогнула. Ну что же, сказка, так сказка.

Сказка — всегда была ее творением, даже если это задумывалось, как огромное повествование, это все равно была сказка. На меньшее она никогда не соглашалась.

Глава 10 Зеркалица — вечная и неуловимая

Зеркалица — эта неуловимая и прекрасная дева, которая так любит играть нашими судьбами, во всей красе предстала перед Алисой.

— Давно хотела на тебя взглянуть, пряхи все уши о тебе прожужжали.

Алина даже боялась спрашивать, кто такие пряхи, уж не те ли самые? Но Зеркалица все-таки принадлежала к духам, она умела читать чужие мысли:

— Они самые — три девицы, помощницы богини Судьбы, они все там же на небесах прядут свои нити и ждут, пока кто-то осмелится к ним заглянуть. А кто осмелится, даже я у них не бывало с тех пор, как зеркало оказалось на земле и стало переходить от одних чародеек к другим.

— Это зеркало было на небесах? — все-таки решилась спросить Алина, — она подозревала, что зеркало волшебное, но не до такой же степени.

— А где же ему еще быть, сам батюшка Сварог его сварганил для младшей из прях, той, которой досталась печальная доля прерывать нити жизней и отправлять черных вестников на землю.

— Но почему она отдала свое зеркало? — невольно спросила Алина, до конца еще не понимая, что же с ними со всеми творится.

— А зачем оно ей нужно, она не любила смотреть, как люди умирают, не приятное это зрелище. Вот однажды, когда Яге не досталось молодильного яблока, пряха решила хоть как-то утешить ее и отправила к ней свое зеркало. Правда, Морена только посмеялась над ней.

— Ты хочешь, чтобы она смотрела в него и видела, как будет стареть? — спросила богиня Смерти. — Хороший подарок, ничего не скажешь.

Но Яга приняла с радостью этот подарок, она ничего не боялась, да и зеркало стало настоящим сокровищем. На земле его чародейские силы увеличились. Вот с тех пор за ним охотились многие, и боги, и духи, и всякие чудовища, — Зеркалица кокетливо улыбнулась, она открыла самую главную свою тайну. Они помолчали немного.

— Не буду тебе рассказывать всего, что случилось после того, когда зеркало оказалось в заповедном лесу. Я не Шахерезада, а ты не мой хан-султан, как там они этого восточного тирана называли. Скажу только, что кот Баюн его любил очень, и не только на себя любовался, но многих духов он туда загнал, хотелось ему тогда и самому в Зазеркалье побывать, чтобы самые таинственные сказки сочинить, только ничего у него не вышло. Я сделала так, что он единственный из духов отражался в моем зеркале.

— А если отражаешься, то на ту сторону не попасть? — догадалась Алина.

— Конечно, ты умная дама, может даже слишком умная, для того мира, где никто даже обычных сказок не ведает, а тебе хочется вон какие узнать.

— Стараюсь, — усмехнулась Алина.

— Теперь стараться нам вместе выпало, раз уж они так этого хотят, то что-то сделать нам вместе придется. Но утро вечера мудренее, отправляйся—ка ты спать, а там все видно будет, как-то все и разрешится само.

— Подожди минутку, скажи, а где кот Баюн? — вырвалось у Алины

— Ты слишком любопытна, но все узнаешь в свой срок, не раньше и не позднее, встречу с ним я тебе обещаю, но не сегодня.

Алина открыла рот, но Зеркалица уже исчезла, и только блестящая зеркальная гладь была вокруг — никого и ничего больше не видела Алина.

— Ты не очень с Баюном носись, — посоветовал ей Домовой, — если обидится кот Барс, то никакая Зеркалица не поможет.

— А они, что — соперники?

— Этого тоже лучше не выяснять, они и подерутся, и помирятся, а виновата будешь только ты одна.

Домовой был мудр и тактичен, и Алина, при ее любопытстве и вспыльчивости должна была быть ему благодарна, она и была. Но как же ей хотелось оказаться на той стороне сказки.

№№№№№№№№

Сколько было разных историй о картинах, которые распахивали свои невидимые врата и впускали в себя.

Вместо того чтобы отправиться спать, Алина достала папку с рассказами и стала искать тот рассказ о Маргарите, который врезался ей в память, ей казалось, что там она найдет какую-то разгадку.

Зеркало, картина, озерная гладь — все это отражение, которое таит в себе второе дно, второй мир. И если мы хотим разгадать какие-то тайны, то нам просто необходимо заглянуть туда.

Зеркалица, наверное, посмеялась над ней, когда отправила ее спать, Алина давно заметила, что если она проснулась среди ночи, то уж точно больше не заснет. И просыпалась всегда от какого-то толчка из вне, только казалось, что он был изнутри. Будили ее не случайно и не просто так, просто духи либо хотели чего-то от нее, либо кто-то пожаловал в гости, в жилище сказочницы.

Когда что — то тебе нужно, то найти это творение, чаще всего очень трудно. Алина снова и снова перелистывала папку с файлами, и как не могла найти того, что так долго и порно искала.

Они приуныла немного, когда знакомая картина любимого художника мелькнула перед глазами и она смогла, наконец, отыскать тот самый рассказ.

Может быть, пустые хлопоты, но почти никогда прежде она не искала что-то просто так.

Глава 11 А ведьма грустна и прекрасна

В старинном зеркале она не отразится.

Он нам не явит чудного лица.

И лишь пейзаж в реальность воплотится,

И темная таинственность крыльца,

И лестница несбывшихся желаний,

Она спустилась постепенно вниз.

Не надо откровений и признаний,

Скандалов этих маленьких актрис.

На что она обижена внезапно?

Какая боль терзает душу ей.

Художник знает, но в пылу азарта,

Покажет даль, там тише и светлей,

Чем в этой комнате, где тени с зеркалами

Так совершенны, что не ясно нам,

Какими же невинными словами

Ее утешить. И она вольна

Так повернуться, чтобы он не видел,

Внезапных слез и ярости ее,

О, Мона Лиза, кто тебя обидел?

Как мрачновато наше бытие.

И вдохновенье молча отступило,

А потому вся в красном у двери.

Она еще рыдала и грустила,

О времени, о муже, о любви.

И только кисть творца ее вписала

Растерянно в пейзаж иных веков

И даже не понравилась сначала,

Такая блажь, но как дышать легко.

И незнакомки этой вечна тайна,

И тела, совершенного изгиб.

И пусть она потеряна, печальна,

Но в очертаньях красота скользит.

И замер Мастер, если Маргарита

Так близко и всегда ему верна.

Спасен роман, и эта боль забыта,

Но остается тайна полотна

В королевском замке началась суета.

Придворные куда-то бежали, что-то делали. И только художник с усмешкой наблюдал за происходившим вокруг. Ему предстояло написать юную королеву.

Он знал, что творение его останется в веках, и даже не гордился этим, потому что пришел в этот мир в очередной раз именно за тем, чтобы изобразить ее, а попутно и многих ее современников и удалиться. И талант для такого творения ему был щедро отпущен на небесах. Но он знал, что это дар богов, и ему нечем было особенно гордиться. Ведь хотя он и был молод, но слыл мудрецом и прекрасно понимал, что, если много дано, с того и спроситься больше, чем с того же слуги или воина. Отвечать всегда сложно, а быть художником хотя и почетная, но такая хлопотная миссия в этом странном мире.

Он задумался, в суете, от суеты отрешившись. В тот момент юная королева дерзко топнула ножкой. Как он смеет думать о чем-то своем в ее присутствии. Это вызвало его ироничную улыбку, и ее еще более яростный протест.

— Возможно ты и мастер, — говорила она, — но я королева, и не позволю отвлекаться и забывать обо мне, я — королева.

Мастер всегда славился дерзостью и резкостью, если на этот раз он и испугался чего-то, то только того, что ему снова придется прийти в этот мир и заново пройти этот путь, и снова столкнуться со вздорной девчонкой. А ему меньше всего хотелось топтаться на месте, нет, ни за что не согласится он на такой поворот судьбы — двигаться вперед, к новым вершинам, к новой жизни, вот что казалось самым главным. Но тогда поэтому он посмотрел на узор паркета и промолчал.

Королева же в глубине души радовалась, что смогла так быстро усмирить творца. Видно, никогда они не смогут понять друг друга, художник и королева, Мастер и Маргарита, Мужчина и женщина.

№№№№№№

Королева Маргарита, как истинная женщина, хотя и очень юная особа, была изменчива и непостоянна. Она совсем не умела позировать, и такое терпение требовалось Мастеру, чтобы изобразить юную королеву, что уже яростно сверкали его зеленоватые глаза, и он отворачивался, чтобы не сцепиться с царедворцами, и не бросить все, так и не закончив ее портрета.

Если бы ему не пришлось вернуться в этот мир снова, чтобы дописать ее портрет, то он послал бы их ко всем чертям. Но он продолжал работать увлеченно, почти самозабвенно.

Королева, наконец, не выдержала, соскочила со скамеечки, на которую ее поставили, чтобы она казалась немного выше и стройнее, и подбежала к холсту. Он взглянул на нее сверху вниз и только на один шаг отошел в сторону, снова не высказывая почтения. Его дерзости могли позавидовать многие, но что взять с живописца, пусть и придворного.

— Мне не нравится, — услышали все ее высокий голос.

— Позвольте узнать, что именно, Ваше величество, — он все еще оставался спокоен, хотя терпению его подходил конец.

— Все, вернее, то, что здесь нет моего художника.

Они молча смотрели друг на друга — Мастер и Маргарита.

— Вы и на самом деле хотите, чтобы я изобразил и себя тоже? — переспросил он, словно не понимал, о каком художнике идет речь.

— Конечно, — подтвердила она, — вот здесь пусто, — она указала на место на холсте, и здесь должен быть художник, который рисует свою королеву, они должны знать, что ты жил в эпоху королевы Марго.

— Возможно, они потом скажут, о том, что это она правила в эпоху Веласкеса, — усмехнулся придворный поэт, завидовавший славе живописца.

Поэт старался быть не только дерзким, а и справедливым, а королева ему нравилась еще меньше, чем мастер. Но вслух он, конечно, ничего не сказал, потому что остаток дней хотел провести не в темнице, а во дворце рядом с королевой, пусть и не любимой. А жизнь ему гадалка обещала долгую, надо было только позаботиться, чтобы она не была бедной и убогой. А так он еще не одну королеву переживет, если верить предсказательнице.

— Хорошо, — если Вашему Величеству угодно, — согласился Мастер, — здесь будет мой портрет.

Марго ничего не сказала, но на лице ее была странная решимость. Каприз королевы исполнялся. Художник заметил, как он стар и устал. Но не собирался приукрашать себя, нет, только лицу придал некую одухотворенность, чтобы не выглядеть таким желчным и яростным стариком. Нет, эта неуловимая то ли улыбка, то ли усмешка, этот взгляд, устремленный в даль, словно там он узрел то, что недоступно другим.

Портрет появился быстро, да и писать его было проще, чем королеву, которую он не любил и совсем не понимал.

— Они будут говорить, что Мастер жил в мою эпоху, — твердила Маргарита, словно этот факт мог стать для нее оправданием.

И никто не посмел бы ее в том разочаровать.

Только шут расхохотался. Она даже и не услышала его смех, и никогда особенно его не слушала — ее все время волновали другие. А он говорил что-то о том, что не совсем понятно, кто и кого рисует, кто с кем и почему останется.

— Даже если и так, — она неожиданно повернулась к шуту так, что он невольно отпрянул, — я и на это согласна, если останется он, то я все равно буду его королевой.

Но ее шут не нашел что на это ответить.

Когда картину поставили перед Маргаритой, художника рядом не было. То ли он был на самом деле занят, или просто нашел вескую причину для того, чтобы отказаться от ее приглашения, могло быть и такое, только она в одиночестве долго стояла перед полотном.

Странным светом освещено было в тот момент юное лицо королевы. Могло показаться, что и она видит что-то таинственное, чего нет на самом полотне.

Пейзаж в проеме арки, ущелье, дорогу, убегавшую куда-то очень далеко, и странный свет, которого нет, и не могло быть в огромном, но таком холодном ее дворце. И так захотелось ей вдруг вырваться из этого страшного заточения туда, на волю, где так светло и спокойно, и не нужно жить по смешным и странным законам, придуманным кем-то в незапамятные времена. Как бы спокойна и возможно счастлива она была рядом с Мастером. Королеве даже думать о том не позволялось, да она и не думала, но ведь она могла быть возлюбленной художника. И тогда…

№№№№№№

Слезы появились в ее голубоватых глазах, она отошла от полотна, ее придворные дамы смотрели друг на друга, они старались, но ничего не могли понять. Нет, что не говори, а королева была странным непостижимым ребенком. И как прикажете себя вести? Что могло так расстроить ее. Художник изобразил себя, как она от него требовала, и что же не устраивало ее теперь?

Потом, когда она молча ушла к себе, пригласив только одну из них, остальные устремились к полотну. Им хотелось узнать и понять, что такое могла там разглядеть их королева.

Они смотрели на нее, на художника, взиравшего куда-то в даль, ему не было дела до королевы, и девицы могли уразуметь, что заставило ее чуть ли не разрыдаться, не было никаких видимых причин.

Они завидовали ей, многие хотели бы оказаться на ее месте, и не могли понять, что ее может так расстроить? Что может быть дороже и прекраснее той власти, которую она получила от рождения. Они точно знали, что с ней ничто не сравнится в этом мире.

Но тайна полотна так и останется вечной тайной. О ней может знать только сам Мастер, только он молча улыбается и смотрит куда-то в даль.

Глава 12 Век 21

Незнакомка пришла, но она была расстроена и обижена. Художник терялся в догадках, но так ничего и не мог понять. Кто же и когда понимал женщин?

Он спросил ее о чем-то и не услышал ответа, она просто уселась на ступеньку лестницы, ведущей вниз, как ему показалось, вниз их отношений, но она была так прекрасна и так несчастна, даже когда повернулась к нему спиной. И она так смотрела на бирюзовую стену в его мастерской, словно там была какая-то дивная картина. Стена оказалась голой и шершавой, надо будет там что-то изобразить, пусть любуется, когда придет в следующий раз.

Он встряхнул густой шевелюрой, уверенный, что если помолчать еще несколько минут, то там проступит самое уникальное нерукотворное полотно. А потому он неслышно подошел холсту, и начали писать ее на этой ступеньке, красное платье, совершенный изгиб тела. Его смутила только эта стена — она была такой безжизненной, что казалась настоящим тупиком. А может они оба брели по лабиринту, но так и не нашли выхода, а уткнулись в эту серую безжизненную стену.

С этим пространством надо было что-то делать. Он усилием воли прорубил арку в стене. Там появилась сначала долина, ущелье, очертания каких-то колонн и свет. Он подарил ей столько ослепительного света, что слезы должны были высохнуть на ее щеках, а прекрасное лицо озариться и засиять от радости.

И вот теперь она, его Маргарита, могла, как и на балу у Дьявола, видеть другие пространства и миры, даже время больше не текло.

Он не покажет миру ее лица, но кто усомнится в том, что в алом своем наряде она прекрасна и неповторима. Он только теперь понял, как любит ее, хотя, вероятно знал об этом с первой минуты их встречи, и все-таки только со временем мы начинаем понимать самое главное, то, что чувствует влюбленное сердце, и то, что навсегда укрыто от глаз. И он отдал бы все сокровища в мире за одну ее улыбку, за что, чтобы и в этом подвале с ним она почувствовала себя счастливой и любимой.

Маргарита оглянулась, медленно поднялась, вытирая слезы, она и на самом деле плакала, бесшумно подошла к полотну.

— Что это? — удивленно спросила Марго, — ты хочешь отправить меня в другое время?

— Нет, конечно, я отвоюю тебя у любого времени, ты — моя королева. Шут не угадал, Маргарита будет всегда жить вместе с Мастером, и не только она без него, но и он без нее никогда не сможет обойтись, потому что грош цена Мастеру, если рядом с ним нет его Маргариты.

Она молча и удивленно на него смотрела. Балагур и весельчак, баловень судьбы, каким странным он был нынче. Но минуту назад она была уверена, что совсем не нужна ему, что на ее месте может оказаться, и очень скоро окажется, любая другая, и он не заметит даже.

— Даже не думай о том. Королева всегда одна. Просто некоторые слишком спешат, не могут ее дождаться, обманываются, когда нахлынет страсть. Но все проходит: страсть, слава, богатства — все исчезает, только королева остается.

Незнакомка в красном. Никто не увидит ее лица. Он, вероятно, помнил строчки поэта:

Смотрю за темную вуаль,

А вижу берег очарованный

и очарованную даль,

— или как там, у поэта в таинственном стихотворении, которое они так часто читали вместе, по очереди и очень любили чарующие строки. Только когда это было, давно, в другой жизни, в ином времени.

Он стал знаменитым художником. Вокруг него столько девиц, что у любого голова закружится.

— Даже не думай об этом, — вспомнила она его голос и улыбнулась.

Даже если ее не узнают потом, когда их уже не будет в этом мире, она все равно останется на этом полотне.

И останется тайна, вечная и прекрасная. Ее Мастер жив и невредим, ей не нужно идти ни на какие жертвы. Маргарите не о чем волноваться.

Она вдруг радостно закружилась по огромной этой комнате.

— Остановись, — шутливо произнес он.

— Тебе не нравится мой танец, дорогой?

— Очень нравится, но я не хочу быть царем Иродом, и уж тем более Иоанном, а разве тебе не ведомо, что последует после такого танца? Я не хочу окончательно потерять голову, дорогая, и совсем не хочу ее лишиться. У меня так много работы.

— Рембрандт из тебя не получится, — вдруг произнесла она, ну разве что великолепный Рубенс, хотя нет, не хочу быть первой его женой, она так рано умерла. И второй не хочу, она пережила его и как — то обходилась без великого художника.

И она топнула ножкой, как королева когда-то.

Художник улыбнулся, глядя на любимую.

— Ну почему все должно повторяться? В этой жизни у Рубенса будет только одна жена, и она его королева Маргарита.

Шутил Мастер или говорил серьезно, этого даже бес не смог бы понять, а что говорить о Маргарите? Она была просто околдована и зачарована его словами, теми легендами и мифами, которые их окружали.

Но она улыбалась, забыв про все свои печали, от которых больше не оставалось следа. Легенда продолжала жить, и ей не страшно было время и пространство

И незнакомки этой вечна тайна,

и тела, совершенного изгиб.

И пусть она потеряна, печальна,

но в очертаньях красота скользит.

И замер Мастер, если Маргарита

так близко и всегда ему верна.

Спасен роман, и эта боль забыта,

но остается тайна полотна

Глава 13 Свет мой, зеркало, скажи

Когда Алина дочитала тот рассказ про двух Маргарит и про тайну полотна, сначала она не поняла, как он может быть связан с реальностью и старинным зеркалом.

Пришлось коту Барсу приходить ей на помощь. Правда, был он как всегда не особенно вежлив.

— Я тут Фабрику поэтесс организовал, а ты меня от дела отвлекаешь, — с порога заявил он

— Какую фабрику Поэтесс, — насторожилась Алина, она вспомнила проект на ТВ по фабрике звезд, и видела все это производство, а если Барс взялся за фабрику поэтесс, то тушите свет.

— А что тебе можно, а мне нельзя? — с вызовом бросил он.

Надо признать, что настроение у него было вызывающе — боевым.

— Ты не говори загадками, какую это я фабрику поэтесс и где организовала

— Ну не фабрику, не поэтесс, а кто, этого пса несчастного сделал первым писателем новой России? Уж не ты ли голубушка?

— Так ты мне этого простить не можешь? — усмехнулась Алина, — первым писателем России должен был стать кот Барс, в том нет сомнений.

Алина вспомнила о своем забавном повествовании, когда однажды ее осенило (это было в марте, за несколько дней до того рокового дня, когда писатель покинул этот мир, она разозлилась на какую-то идиотку, которая несла полный бред, никак от нее не отставала, доказывала, что опыты профессора были вредными, собаку защищала, одним словом, новый критик Л. народился, явился не запылился. Тогда Алина за несколько часов и написала рассказ про продолжение тех вредных опытов, а потом из рассказа выросла повесть о писателе Ш. и критике Ш..

— Вот уж не думала, что ты мне той повести простить не можешь, да тебя у меня столько, что не только пес, но и кот Баюн позавидовать может, а тебе все мало?

— А кота Барса много не бывает. Да будет тебе известно. Это их всех можно поменьше, а меня, чем больше, тем лучше, — вот так говорит кот, который вероятно никогда не помрет от скромности. Но Барс и есть Барс, в нем всего, даже нарциссизма должно быть очень много.

— Ты явился за этим, чтобы такой вредный совет мне дать? — спрашивала Алина, стараясь соответствовать любимому коту.

— Да почему же вредный, это полезный совет, а явился я за тем, чтобы тебе рассказать про фабрику Поэтесс и про это твое зеркало. Если ты даже в своих творениях ногу сломишь, то что уж говорить о других. Вот и дивлюсь я, тебя вроде умной считают, а какие же тогда, бабы дуры?

Алина начала злиться, кот сменил гнев на милость. У них при общении настроение часто менялось на противоположное, и это как-то бодрило и заводило обоих.

— Ладно, ладно, ты не серчай, я же так высказываю к тебе и ко всему женскому полу свою любовь, — вдруг ляпнул кот.

Алина уже слышала эту фразу от кого-то, только не могла вспомнить кто из художников или поэтов это говорил, да и некогда было вспоминать.

— Ну, если это такая любовь…

— А чо, любовь она разная бывает, у меня вот такая, а какую ты хочешь от меня получить.

— Я хочу сначала про зеркало узнать, а потом про поэтесс, а без любви мы как-нибудь проживем, хотя она не помешает (она запоздало подумала о том, что кот может обидеться из-за того, что она отвергает его любовь.

— Ладно, с зеркалом будь осторожнее, как и у тебя в рассказе, там настоящее и прошлое вне времени и могут перепутаться ненароком, потом и кот не разберется, и черт ногу сломит.

— Ты хочешь сказать, что там время не течет? — удивленно спросила Алина

— Это тебе еще Мастер в своем романе рассказывал, а я только повторяю, для особо одаренных, — говорил почти раздраженно кот.

Глава 14 Как расколоть кота

Алина увлеклась и не могла понять притворяется он или правда начал злиться. Кто бы сомневался, что в ярости Барс страшен. Но в один миг кот сменил гнев на милость, и тут же прибавил.

— Люди будут видеть свое грядущее в твоем зеркале, тебе же говорили, что оно от одной из прях, от третьей, которая смертью заведовала на небесах, потому они и увидят свой смертный час, если внимательно присмотрятся.

— Это плохо?

— Ну не знаю, я свой не увижу, как сказать, а вот то, что изменить они ничего не смогут, даже если и увидят, это точно. Наверное, лучше не знать всего этого, но тут никуда не деться. Пусть полюбуются, для этого зеркало и существует.

— А ты Зеркалицу не обижай, не закрывай его, иначе еще хуже будет, из всех духов она самая капризная и непредсказуемая. Это только трусы и рабы закрывают зеркала, но мы же с тобой бесстрашные, я так долго тебя воспитывал, что ты не можешь их бояться, для своей же пользы, — прибавил тут же кот.

Вот так вот с котом Барсом и общайся, и встречайся.

Правда и без него забот было не мало, но с ним просто мир стал раскачиваться на глазах, как тот танцующий мост, который только что по телевизору показывали.

— Да, ладно ты, не бойся, два раза вам всем все одно не умирать, одного раза не избежать, а потому полезно, наверное, посмотреть правде в глаза.

С ловкостью фокусника, кот вытащил откуда-то свиток и протянул Алине.

— А это тебе на закуску мой репортаж о том, как я работал на сайте и на Фабрике Поэтесс, только сильно не смейся, и на свой адрес не записывай, ты у нас настоящая или почти настоящая, еще немного поработаем и замечательная будешь, а вот есть там такие великие поэтессы, что мама не горюй.

Только там, это и без твоего Баюна тоже, конечно, не обошлось, — говорил он и замялся смущенно, чтобы Барс смущался, да такого сроду не бывало с ним.

Но Алине интересно было взглянуть на эту писанину. И она уселась в кресло, чтобы все прочитать.

Глава 15 Фабрика Поэтесс кота Барса. Они идут к нам

Поймала как дама Бальзаковского возраста кота Баюна, да и заставила его поиграть с ней в кости. Играли они, конечно, на исполнение заветного желания. Проигрался кот в пух и прах.

Что делать? Долг платежом красен, тогда и стал тихо кот наш ученый спрашивать:

— Чего изволите, какое желание исполнять придется?

Задумалась Дама, да и выпалила вдруг:

— Поэтессой быть хочу!

Кот облегченно вздохнул, лапы потер, он то уж думал, какое запредельное будет желание, а это коту раз плюнуть, да все по его же прямой специализации. Они и сам уже собирался Фабрику Поэтесс открывать.

— Будешь ты поэтессой, получше других, — пообещал кот, — отправляйся на сайт Стихи ру, завтра проснешься знаменитой.

Дама и пошла туда, забыв обо всем на свете. Напечатала все, что написалось с ходу, сидит, ждет исполнения желания. А там тишь, ничего такого обещанного не случается.

Вызвала она кота снова, как только старую лампу до блеска натерла, ту самую, которую Барс чистил когда-то.

Вот и на этот раз явился к ней не Баюн, а Барс собственной персоной.

Он знал, что происходило накануне, вот потому свою лампу ей и подсунул, а она-то подмены и не заметила.

— Чего изволите, мадам? — спрашивает наш кот, и так лапкой шаркнул для приличия и даже в полупоклоне мушкетерском склонился.

— А у тебя не склероз ли, дорогой, ты послал меня на сайт, обещал, что проснусь знаменитой.

— И что? — кот дурачился, а дама распалялась.

— Я проснулась.

— С добрым утром!

— И тебе не хворать, только лучше бы вовсе не просыпалась, ничего не случилось, дюжина читателей, и все неизвестные, я так подозреваю, что это ты и мой муж только и были.

— Ну какие наши годы, — начал словоблудничать кот, но взглянул на поэтессу и сразу понял, что годов — то у нее почти совсем не осталось.

Но он не хотел ее обижать, просто так все само вышло. Не особо его такту учили, даже Патрон прощал ему цинизм, вот и доигрался, бедняга.

— Извиняюсь, мадам, я понимаю, что надо торопиться, чтобы хоть что-то успеть еще. Но не поздно даже в последний день что-то начать…

№№№№№

Кот уставился в компьютер, и стал что-то изучать, обмозговывать, даже лапой за ухом чесал, так напрягался.

Дама ворчала, пищала, рычала, она никогда не умела ждать, а тут и подавно. Горы золотые наобещали и ничего не исполнялось. А еще говорят, что утро вечера мудренее.

Барс понял, что надо поторопиться, и потому он стал листать другие сайты с невероятной скоростью, вероятно издеваясь, и испытывая ее терпение.

— И что это за Стихи ру такие, если ничего они не читают, — сокрушалась новоиспеченная Поэтесса, она думала, что все просто, особенно после сделки с котом, а тут какие-то подводные камни, козни врагов и завистников.

— Проза, — вдруг выпалил Барс.

— Что проза? Я не хочу прозу, мне стихи в голову лезут, я уже столько их успела написать, а в лодке прозы далеко не уплывешь, — капризничала дама.

— Если ты перестанешь меня перебить, я расскажу тебя свою идею. Твои стихи надо печатать на Прозе.

— А это с какого перепою, там написано проза, как там стихи напечатать?

— Так в том то и дело, там, где этих стихов вагон и маленькая тележка, их никто не отыщет, а здесь их не так много. И твои стихи, ну как бы это сказать, чтобы не обидеть, прозаики только переварить и могут, поэты столько не выпьют.

— Чего не выпьют?

Да что это за кот такой странный, мухоморов он что ли наелся, говорит какими-то сплошными загадками.

— Это я так, ладно, проехали, поэтесса ты моя самоварная.

— Я не самоварная. Я профессиональная, у меня и образование филологическая, знаешь, какие люди меня хвалили.

— Догадываюсь, а я думаю, почему это Мастер не любил стихов? Вот умора была бы, если бы его ведьма их начала писать, хотя хуже бы все равно не написала, — вполголоса размышлял он, впечатывая стихи на странице прозы.

Сначала Поэтесса ему не поверила, ей казалось, что он просто еще раз хочет разочаровать и опозорить ее.

Но читатели побежали со всех сторон.

Прозаики, оказывается, отвлекаясь от своих бесконечных повествований, читали что-то коротенькое, только стихов им и не хватало больше всего: таких простых, незамысловатых, слегка зарифмованных, но душевных и жизненных. Каждый из них хотел вставить такой вот стих, чтобы немного разбавить густую и тягучую прозу, вот и разбавляли.

Сначала кот сам ей читал отзывы:

— Понравилось. Улыбнуло. Спасибо.

— Благодарю. Рад знакомству, заходите ко мне.

— У меня тоже новенькое, я буду читать вас, а вы — меня.

Недоверие еще не перебороло радость, и Поэтесса стала подозревать кота в каких-то аферах.

— А это не ты сам пишешь отзывы, какие-то они короткие и одинаковые. Да еще поди клонов наделал, чтобы самим себя хвалить?

— У блудливой свекрухи сноха всегда гулящая, — огрызнулся кот, пытаясь на обычный язык перевести неприличную поговорку.

Это Баюн на нее не обижался, а Барс обиделся, или сделал вид, что обиделся.

— А не пора ли тебе самой делом заняться, а то я уже все лапы отбил, все когти затупил, нашла секретаршу себе, у Мастера не был, а у тебя и подавно не стану.

Он понял, что проговорился, и приготовился услышать вопль о подмене котов, но Поэтесса уже погрузилась в рецензии, отзывы и все остальное творчество — глубоко ушла — ничего не заметила.

Глава 16 Путь к славе

Ждал ее вызова Баюн, ждал, да и понял, что не дождется, что-то там этакое случилось — приключилось. Сам отправился посмотреть, что происходит у нашей новоявленной поэтессы. Да вроде ничего особенного, сидит, работает, даже не заметила, как он пришел.

Неужели слава мировая пожаловала? Кот Баюн должен был признаться, что хотя он и обещал любое желание исполнить, но в это верил мало.

Так и есть, подозрения оправдались. Он заметил черный хвост Бврса, который при его появлении под кровать спрятался, вдохнул пыли да и начал чихать, ругаться и возмущаться из-за того, что кто-то осмелился его за хвост тащить.

— Это ты? — удивленно спросил Барс (сплошное притворство)

— А кого ты хотел увидеть, ты что с моей Девой Орлеанской сотворил?

— Я? — еще больше удивился Черный, — да твою работу сделал, вон смотри, как на нее клюнули, ты ей хотел показать, что поэты ее не примут и на дух, а что на самом деле.

Баюн понял, что Барс что-то там такое устроил, чтобы позлить его, и доказать, что ни на что он не способен.

— А они клюнули?

Барс молчал. Сразу ясно, что какая-то очередная афера, надо выяснить, только какая, сам же он не признается, хоть ты его убей.

— Клюнули, куда им деться.

Баюн заглянул в комп.

На первый взгляд все вроде так, и сайт тот, и рецензий уже сотня, и Поэтессу не оторвать от экрана.

И вдруг он заметил подмену.

— Проза, не понял, при чем тут проза.? Ты что творишь?

— Да что непонятного, если нас не пускают на один сайт мы бегом на другой, а там и рады к поэзии приобщиться. Прозаики вообще все терпят, чего у них только нет, теперь и стихов хоть отбавляй.

— Ты что в прозу стихи втиснуть собрался?

— А почему бы нет? Они тут не так многочисленны, а отзывов вон сколько.

— Но это же полное безобразие. Едва мы порядок наводим, а ты хаос нам даришь с радостью.

— Зато сработало, не то, что у тебя.

— Понимаешь ли, — кот Баюн хотел объяснить своему вечному противнику, что к цели надо идти прямым путем, а не петлять по кривым тропинкам и дорожкам.

Но Барс не дал ему и мяукнуть даже.

— Цель оправдывает средства, — изрек он деловито, а ты мне просто завидуешь, давай поспорим, — он протянул лапу, — я из любой Поэтессу сделаю.

— Спорить не стану, — заявил Баюн, — но я уверен, что это чистая случайность, на первых порах и финансовые пирамиды доход приносят, а что происходит с халявщиками потом, не помнишь.

— Творчество не пирамида, к твоему сведению, — нагло заявил Барс, — он стал учить Баюна, что такое творчество.

Но не стоит злить Барса, это всем будет дорого стоить.

Уж если он разойдется, тогда не остановишь.

Но к вечеру того дня к нашей Деве присоединились еще две поэтессы. Одна была просто безбашенной, как любит вслед за молодыми повторять сам Барс, а третья с философским уклоном.

Но, как ни странно, когда Баюн рыдал и визжал, и шипел, читая эти творенья, третья показалась ему самой страшной. Философия ее просто убивала насмерть, как свист Соловья разбойника. Он понимал, что если не остановит Барса, то Проза просто рухнет под таким натиском.

— А чего ты возмущаешься? — вопил Барс, — помнится прях у тебя было тоже три, и они пряли свою бесконечную пряжу. Вот и у меня их тоже три — все в контексте твоих сказок, ты был хорошим учителем.

— Это на что ты намекаешь? — насторожился Баюн.

— Не бойся, это твои бессмертные, а эти-то не вечны, за ними тоже когда-нибудь Морена придет.

Баюн не был жесток, но он запер Барса в клетке, по переносу животных, и тот уже новых поэтесс сотворить никак не мог, он только поглядывал из заточения, страшно сверкали в полумраке его глаза.

Глава 17 А дальше больше

Но этом Фабрика Поэтесс на время приостановила свою деятельность.

Барс спал день и ночь, отсыпался, наверное, за всю свою прошлую буйную и бурную жизнь, три великих поэтессы день и ночь писали. Любой вам скажет, что творчески запой пострашнее обычного будет.

Но пробудился наш великий аферист из Фабрики поэтесс от страшного визга.

— Ты чего, дворянкой я тебя сделал, царицей на сайте вроде тоже сделалась, — кот намекал на какую-то старую сказку Баюна, финала которой никак не мог вспомнить, — что не так — то теперь? Владычицей сайта Прозы хочешь стать али как?

— Да какой там владычицей, нас изгоняют, ты давай просыпайся, посмотри, нас изгоняют из Прозы какие-то наглецы, требуют, чтобы нас запретили.

— Кто это требует? Кто против Барса и его богини? — одним движением лап кот разломал клетку и выбрался на волю.

— Да вот тут Вера, Надежда, Любовь, со старшей их сестрицей Софией угомониться не могут, они говорят, что на Прозе проза должна быть, какая наглость, да где это видано такое.

— Вот уж точно бред, чтобы на Прозе была проза, да не бывать этому, ты жива еще, моя старушка, а пока мы живы, никакую прозу мы не пропустим, стихами ее забьем. Это я тебе торжественно обещаю.

Барс расходился, лапами замахал, хвост трубой поднял.

А тут Баюн и появился. Спорили они долго, каждый на своем стоял. Слушала их царица поэзии, слушала, и вдруг почувствовала, что не может она ни строчки больше сочинить, ничего у нее не получается. Била, била по клавишам, да так, что треснула клавиатура.

Увидев эту беду, разрыдалась Поэтесса, и не потому, что клаву ей было жалко, рядом запасная стояла, а вдруг показалось ей, что кто-то намекает на старую сказку, когда другая поэтесса осталась у разбитого корыта, а ведь так хорошо все начиналось.

Барс утешал ее, но недолго, не любил он женских слез.

Махнул лапой, да и отправился других Поэтесс творить и пристраивать, кого на эстраду, кого в рекламу, а кого и повыше — везде его творения из Фабрики Поэтесс появляться стали.

Сколько он их натворил, сами можете посчитать, не будет им конца и края, назло Баюну, чтобы не задирал тот нос и не считал, что он пуп поэзии всей. Пока Баюн свои сказки поет да таланты ищет, Барс без дела не сидит, он если не качеством, то количеством все равно забьет, можете не сомневаться.

Слышали рекламу на ТВ, кот Барс набирает уже Пятую фабрику Поэтесс, это, говорят, еще лучше других будет. Ну, держись, моя бедная литература, горемычная Поэзия — они идут к нам.

№№№№№№№№

Алина не скрывала своего восторга. Она очень хотела включить это повествование в свой роман. Села за компьютер и сразу же стала набирать его, только по ходу немного поправила — повествование велось не от первого лица, и кот Барс стал одним из действующих лиц.

Хотя кто бы сомневался в том, что он будет главным, уж не для этого ли он свое творение и притащил, и подсунул ей. Так бывает, когда в сценарии нет какой-то роли или она очень маленькая, и тогда автор специально для актера ее дописывает и расширяет.

Примерно то же самое сделала для своего любимого кота и Алина, а почему такой рассказ должен был пропадать даром?

Тем более, что, глядя на то, как растут и множатся наши Фабрики звезд, только и кажется, что их кот Барс создавал и доводил до ума, ну так, как он считает нужным. Так кот и стал Алининым соавтором, к сестрам ее он бы вот так не влез просто, но сказка есть сказка, а ее творец может себе много позволить из того, чего нет у других, в сказочном хозяйстве и кот Барс пригодится.

Это заставило ее забыть на какое-то время о страшной тайне старинного зеркала. Но забыла она ненадолго, ведь скоро наверняка придется вспомнить.

№№№№№№№№

После такой встречи с котом всегда что-то рождалось лирика—поэтическое, не обошлось и на этот раз. У Алины появилось какое-то странно-туманное повествование о коте в главной роли. Но такое, что Барс мог обидеться, и все-таки он не обиделся, о Звездочете, о мире, в котором появились славянские мифы.

Одним словом, повествование было более чем странным. Но что уж родилось, то и родилось.

Глава 18 Лирическое отступление Прогулка по осени снов

Хранитель Звездопада. Прогулка с котом

С котом скотом с котомкой в руках

Идет куда-то снова Маргарита,

И говорит о том прозренье Прях,

Когда душа воскресшая, от быта

Отстранена — отбыв тот страшный срок,

Что жизнью кто-то дерзко называет,

И вот предел мечтаний — вот итог —

Бродить с котом — скотиной — так бывает.

Но впрочем, люди пострашней, чем скот,

Они порой нас губят и терзают.

Но Маргариту в осень кот ведет.

И радость жизни ведьма забывает.

Но есть Слова, в которых суть и суд.

И есть поступки, что не убивают.

Ей голову вдруг критика несут.

Так кот ее коварный утешает.

— Что с вами? — Голова, увы, не та.

— Та Дьяволу досталась в миг расплаты.

И как беспечна морда у кота,

И все вокруг, я знаю, виноваты.

Кот говорит о сути бытия.

Прогулка, осень, очень грустно что-то.

Где Маргарита бедная моя?

Куда спешит, за бортом все заботы —

О мире и о Мастере тоска,

Он собирает пепел от романа.

И Дьявола изящная рука

Щеки коснется — холодно и странно.

Последний лист, последний миг и век,

И ничего в реале не осталось.

Хранитель света, вечный мир померк —

С котом скотом там только тень металась.

Тоске о жизни, нет теперь конца,

Терзаниям земным, а там, в покое,

Нет Дьявола, и больше нет кота.

Зачем же ей бессмертие такое?

Роман спасти, остаться на пути

Из рая к аду, и потом зловеще

Ей волосыни — звезды там светили,

Она была среди печальных женщин.

За волосы поднимает Велес вновь,

И где-то среди звезд ее оставит.

Ей остается нежность, и любовь,

И танец — Саломеи, там метались

Поэта запоздалые стихи,

Мы встретим снова сына звездочета.

Как трудно по дорожке той брести

В безбрежность грез, и ночь зовет, о чем-то

Ей говорит Баюн иль Черный кот

На дубе том, где Лукоморье наше.

И вот она одна туда идет

Сквозь плен и тлен, и им еще расскажет

Об осени, о сне и о коте,

Который скот, но как же он забавен,

И звезды снова рвутся в дали те,

Где Лукоморье Велес не оставил.

И Маргариты дивная печаль

Для Лады с ладом и в ладу с собою.

Гармония их в тишине встречает,

Ей волосыни этот путь откроют.

Поэт томится — грустный звездочет,

И в звездном вальсе кружится округа,

Идет в тумане в ту безбрежность кот,

И Маргарита ждет певца и друга…

Отстранена — отбыв тот страшный срок,

Что жизнью кто-то дерзко называет,

И вот предел мечтаний — вот итог —

Бродить с котом — скотиной — так бывает.

Хранитель звездопада в вечность вновь

Ее с немой усмешкой провожает,

На мир живых опять бросает ночь.

И звезды и пожары нам подарит.

И там, где полыхают до зари

Те зарева, сжирающие люто,

Лишь Маргарита над землей парит,

И мечутся, и тени там, и люди.

Она-то знает, всех их не спасти,

Но отчего так зол прекрасный Велес?

Хранитель звездопада осветил

Угрюмый мир, огонь уносит ветер.

Мы осенью проснулись на заре,

Сгоревшие, из пепла мы восстали,

Священный дуб все золотом горел,

И только кот ученый не оставил.

Он говорит о том прозренье прях,

Когда душа, воскресшая от быта,

Очнулась и парит, забыв обряд,

Там в хороводе Лада — Маргарита…..

Глава 19 Попытка украсть душу и зеркало (Странник развлекается)

Хотя с котом они только что говорили о поэтессах, и массовом их производстве, но через пару часов после ухода Барса, который прихватил с собой незаметно листок со стихотворением, чтобы проанализировать его на досуге, а может похвастаться новинкой перед Баюном, он любил стихи, умел их ценить, но кот исчез, а почти в полночь к Алине заявился поэт.

Это были времена, когда даже самые наглые люди уже не ходили без звонка, и только уж совсем отпетые мошенники (по-другому не назовешь) решились бы среди ночи заявиться к почти незнакомым женщинам, чтобы побыть у нее какое-то время — поесть, попить и завалиться спать на диване в гостиной.

Вовсе не за тем, о чем вы только что подумали, Странник пришел, чтобы почитать свои стихи. Старые, которые он читал всем и везде, и новые, только что написанные на скамейке в городском саду. Просто выяснилось, что идти ему некуда, его никто не ждет, и никто не собирается ему предоставить кров и дом — кончились такие простаки, а ночь хотелось провести не под луной в одиночестве, а под крышей, да еще с кем-то рядом. Ему нужна была не любовница, здесь он никаких иллюзий не питал на свой счет, ему нужен был не собеседник даже, потому что он монологи всегда предпочитал диалогам, ему нужен был просто внимательный слушатель.

Он вовсе был не уверен, что младшая сестра его хорошей знакомой Виктории, которая больше знать его не хотела, как и все другие знакомые, была таким слушателем, хотя бы потому, что она была поэтессой. А кто отменял правило о том, что «друг другу мы тайно враждебны», — пророк все-таки когда-то сказал. Но деваться все равно больше было некуда. Он постоял, подумал на перекрестке, и решил еще тут попытать счастья, все время от него ускользавшее на ночь глядя.

Странник считал, что женщина и поэзия — две вещи несовместимые, да и мужчина тоже ничего в стихосложении не могут и не хотят, поэтом может быть только один единственный человек — вы угадали, это исключительно он сам. А некоторые из тех, кто себя им считает, может оказаться в свите и клубе его фанатов. А все остальные должны слушать, раскрыв рот, безмерно восхищаться, пусть только попробуют критиковать, и творить рекламную кампанию такую, чтобы и на Марсе знали о его бессмертных стихах. Тогда он запишет вас в свои вечные друзья, любовницы, подруги, да в кого хотите, только теоретически, на больше надеяться не стоит. Но этого разве недостаточно?

Вот с такими мыслями ровно в полночь он в дом нашей героини и явился не запылился.

№№№№№№№№№№№

Алина, как ни странно, его запустила — на улице дождь, а он такой жалкий и странный. Хотя она услышал ворчание Домового, что собаку выпускать не стоит, а этот хуже любого Шарика-Бобика будет. Как же можно такого, да в приличный дом, что от этого дома останется.

Она только усмехнулась и решила проявить великодушие. Совершенно напрасно, но в тот момент об этом она еще не думала. Добрыми делами ведь дорога в Пекло стелется, этого пока никто не отменял.

Странник на миг замер перед зеркалом, да прямо застыл перед ним.

— Это что? — спросил он.

— Зеркало, — просто ответила Алина, — подарок моей бабушки, а что тебя смущает?

Она пока еще не заглянула туда, потому и удивилась его странной реакции, Странник отразился там, это было бы перебором, если бы он не появился вовсе. Но как-то странно, он лежал перед каким-то домом с широко раскинутыми руками и глазами, устремленными в небеса, словно бы только что рухнул на землю. Как такой престарелый и сильно не трезвый, это было видно, Икар, который все-таки не удержался на высоте, да и как он мог удержаться.

Он оглянулся на противоположную стену, решив, что там висит какое-то такое полотно, оно и отражается. Но на стене той ничего такого и близко не было — обычная стена с почти однотонными обоями, никаких фото или картин отразиться в зеркале не могло.

Алина попыталась отвести его от ужасающей картины, но видно Домовой его толкнул или подставил ножку, а может и то и другое вместе — он полетел кубарем, и такой раздался шум в уснувшем доме, что, наверное, все соседи пробудились и поминали их с Алиной не очень хорошими словами. Только им до этого не было ему дела.

— Я знал, — хрипел он, — что должен погибнуть, вот и зеркало показало, что не жилец я на этом свете.

Алина услышала смех Зеркалицы и вспомнила слова кота Барса, о том, что зеркало это может показывать вовсе не то, что перед ним находится. Но сама даже боялась об этом думать, а уж говорить ему ничего не собиралась.

Она понимала, что утешить ей Странника нечем, а тут еще Домовой подсказывал ей, что потеря невелика, возможно это добро, а не худо, то, что должно с ним случиться.

Она надеялась, что сам Поэт не может этого слышать, но подумала о том, что этот сюжет будет воплощен в очередном романе Виктории, потому что такого колоритного героя она еще долго будет искать, а не найдет «Погиб поэт» — уже обозвала она новое творение своей сестры или «Кто убил профессора с большой дороги». Надо будет ей идею романа подбросить, это будет не обычный детектив, а очень даже занимательное чтиво с элементами детектива.

Странник почувствовал, что она не собирается его жалеть, уселся спиной к стенке и обхватил колени руками. Какая же жизнь подлая штука, как она может так с ним жестоко обходиться?

— Мы заглядываем в зеркало или оно заглядывает в нас, — услышал он над самым ухом отчетливый голос, и понял, что крыша у него едет окончательно. Если ему голоса так четко слышатся, то дело дрянь.

— Что ты еще говоришь? — не выдержала Алина, она уже не раз пожалела о том, что отозвалась и открыла ему дверь.

Не было печали, так Странника черти принесли.

И вдруг он что-то увидел, наверное, как царь Валтасар какие-то знаки на стене, схватился и бросился бежать, совершенно протрезвев. Как-то очень ловко распахнул железную дверь, словно это кто-то ее для него услужливо открыл.

Алина повернулась к Домовому.

— Это был не я, — запротестовал тот.

И на самом деле, глядя на место, где он стоял, можно было сказать, что это был не он. Тогда кто же?

Глава 20 Кот Барс собственной персоной

Кто это к вам приходит ровно в полночь, не трезвоня в домофон и не требуя открыть дверь. Проходит сквозь любые стенки, не перед чем не останавливается? Конечно, кот Барс.

— Что это от вас Странники бегут, как от чумы? — учтиво спросил кот.

Алина ему ничего не это не ответила, потому что ответа и не требовалось, он все знал лучше, чем они со всеми Домовыми вместе взятыми.

Кот крутанулся на месте и оглянулся по сторонам.

— Зеркало, Странник увидел свой труп в этом зеркале, — сам же и ответил на свой вопрос кот.

— Как будто не ты ему его показл

— Хочу тебя заверить, что и без меня все бы сработало, потому что это правда, недолго жить бедняге осталось. Только что ты возмущаешься, хотела, чтобы он у тебя на ночь остался, стихи читал и за пивом тебя отправил с ложной покорностью, и наглостью такой, что и кот Барс отдыхает?

— Я не возмущаюсь, а благодарю тебя за то, что так быстро все это сотворил.

— А то, фирма веников не вяжет, а если вяжет, то фирменные, — Барс многозначительно поднял лапу вверх и замер в странном ожидании.

Алина тоже молчала.

— Ты явился только за тем, чтобы Странника изгнать? — спросила Алина

— Не только, — в тон ей отвечал кот, — мне надо еще кое — что сделать здесь, вернее показать тебе самое главное, из-за этих Странников ты настоящего поэта прозеваешь, — напомнил он.

Алина растерялась.

Она за весь день ничего не слышала и не видела из новостей, а ведь и на самом деле сон был какой-то знаковый, только какой.

— Да тебе сны хоть посылай, хоть не посылай, ничего не помогает, — тяжело вздохнул Барс.

И вдруг, несмотря на глубокую ночь, зазвучала мелодия «Лунной сонаты», и не из соседней комнаты, она звучала из зеркала.

И там в каком-то перевернутом мире Невского и Сенатской площади мелькал какой-то крылатый демон или ангел.

Кот пытливо смотрел на нее.

— Иосиф Бродский, ты о нем говорил.

— Да с чего бы это, — притворно отвечал ей кот.

— А с того, что юбилей у него нынче. Семьдесят лет, не может быть, ему только семьдесят.

Живой Бродский улыбнулся им с той стороны старинного зеркала.

Алина замерла. Нет, она ожидала какого-то знака, намека, но, чтобы так, не может этого быть. Сегодня весь вечер, Алина убеждалась в том, что зеркало будет дарить ей нечто потрясающее.

Нет, об этом говорил и кот Барс, но она как-то до конца не поняла и не почувствовала его слов, а вот теперь в этом убедилась окончательно.

А потом произошло то, что случалось с ней не часто, она просто отвернулась от зеркала и от кота.

Строки сами ложились на бумагу. Она торопилась, потому что боялась, что вырубят свет или исчезнет на той стороне Поэт, а она почему-то верила, что он видит и слышит все, что она писала.

И если это так, то он должен оценить это посвящение

А на мониторе возникло буквально следующее:

Печальный ангел Петербурга. Сон о гении

24 мая 2010 года — 70 лет со дня рождения Иосифа Бродского

И вот тогда в сиянии огней

Явился он в тот мир, они не ждали.

Каким казался странным иудей

В поэзии своей, в своей печали.

И вот тогда они его нашли

Совсем не годным к жизни этой мирной,

На суд, забыв о чести, привели.

Пред судьями стоял Поэт невинный.

И ничего не мог он объяснить,

Иешуа в печальной этой бездне.

Но как работать, если не парить?

Махнул рукой и понял — бесполезно.

Был прокурор любителем стихов,

В стихии этой гений затаился,

Но сделал вид, что с ними незнаком,

А адвокат бессильный удалился.

2.

Остался он один перед страной,

И только Анна это понимала.

— Скажите, что творят они со мной?

— Творят тебе судьбу, — она сказала.

И он поверил, как же можно вдруг

Взлететь на миг и падать в эти дали.

Она ушла, и, затаив испуг,

Пошел поэт в ту глушь, и там не ждали.

Мир сер и мал, старухи, хилый скот —

Все это было чуждо, незнакомо.

Вот по деревне к дому он идет,

Как в бане мыться? Нет письма из дома.

А за душой лишь мифа полотно,

И стихотворье, здесь совсем иное

Призвание, и вдруг он под луной

Все пишет, где же видано такое?

3.

Венеция приснилась в эту ночь,

К нему приедут и друзья, и люди.

И он везет в гондоле деву прочь

И говорить ей о призванье будет.

Но кто там с ним? Нахмуренный старик,

Они пока, конечно, незнакомы.

— Евгений, — он угрюмо говорит.

— Но не Онегин, в бурю мы влекомы.

Еще печальней, чем Иосиф, он

Хотя печальней вроде не бывало.

И слышится в протяжном слове стон,

И только птица в пропасть улетала.

Там будет все, пока же этот мир —

Убогая деревня, краем света

Любуется истерзанный кумир,

Клочок бумаги, или сигарета.

4

Откуда это, нам едва ли знать.

И все-таки рождаются поэмы,

В просторе неба жизни благодать —

Хождения по мукам незабвенны.

Покинуть город, где он был рожден,

Чтоб никогда обратно не вернуться.

Останется и стон, и вечный сон,

И как Орфей, он снова оглянулся.

О, Эвридика милая, о, Русь,

Тебе в стихах истерзанных остаться,

Судить, рядить поэта не берусь,

Нам всем придется снова попрощаться.

И слушают на лекции в тиши

Его стихи веселые студенты.

А мы лишь к телевизору спешим,

Нам воскресят Поэта киноленты.

5.

Как хрупок миг от встречи с ним опять

И до разлуки без конца и края,

И так легко в Венеции взлетать

И падать в бездну, над водой взлетая.

Что нам король, и премия, и свет,

Изгнанник снова кажется Мессией,

А был он просто в Вечности поэт,

Его не сохранит уже Россия.

Да и кого нам было сохранить?

По миру их в тревоге разбросало,

И пусть душа в Венеции парит,

Мы знаем, что в финале есть начало,

И вечный суд, о, что они творят.

— Твою судьбу, — во сне ответит Анна.

И только этот обреченный взгляд,

А даль земная так опять туманна.

6.

И при луне в далекой стороне

Он не напишет больше о России.

Но как теперь поэту жить во сне,

Чужой среди своих, мы все чужие.

Но вслушайтесь в звучанье этих строк,

Нам письма из Венеции приходят,

Он не вернулся, не хотел, не мог,

Он где — то там покой теперь находит.

И пышный Петербург не Ленинград

Его сегодня юбилей отметит.

Душа поэта прилетит назад,

Туда, на Невский, темен он и светел.

В Россию возвращаются порой,

А он не мог туристом быть, я знаю,

И где-то там, над вечною иглой,

Печальный ангел снова пролетает.

7.

И в пелене тумана свет стиха,

И в золоте звучат стихи устало,

И на прощанье нам махнет рука,

И «Лунная соната» зазвучала.

Печальный ангел Питера парит,

Он видит этот незнакомый город,

И где-то там, угрюм и деловит,

Он слышит этот тихий странный голос.

Внимает ли? Какая суета,

Мосты его и черные каналы

Не узнаны, и только знак креста,

Она его опять благословляла.

Каким казался странным иудей

В поэзии своей, в своей печали.

И вот тогда в сиянии огней

Явился он в тот мир, его не ждали.

— Он слышал, — почему — то сказал Домовой, словно она вслух читала то, что было написано. Значит, на той стороне зеркала они могут слышать наши мысли? А как по-другому они могут с нами общаться, только мысленно, слова не могут пробить эту толщину стекла, они отскакивают и возвращаются к нам. Но обратилась она к коту, а не к Домовому.

— Что это было, сначала этот шут.

— Сначала шут, а потом король, как же могло быть иначе? Всегда есть предтеча, потом только появляется самый важный дух.

— Но как же горько и страшно быть первым.

— Ну это кому как повезет, вот твой любимый Баюн был первым, ему не так уж скверно живется, а мне все время после него что-то делать придется.

Но Алина была погружена в свои думы. Уж если она на любимую тему — о коте Баюне не отзывается, то говорить с ней бесполезно. Барс развернулся и ушел. Растворился в воздухе, словно его и не было.

Кажется, она не заметила и этого — настолько его поглотил текст для Бродского. Она никогда не смогла бы объяснить, как он родился на свет, он просто возник. Наверное, это и был акт творения — самый чудесный на свете акт. Она была уверена, что как-то это связанно именно с зеркалом.

Это в нем была какая-то невероятная чародейская сила и власть.

Глава 21 Всегда есть выбор

В доме с того дня поселилось вдохновение.

Алина скоро убедилась в этом, и не только по той небольшой поэме, обращенной к Поэту и гению.

Вдохновение проявлялось во всем. Она перестала грустить, стала улыбаться, все делала с радостью.

Вот такие строки, особенно умилявшие Домового, стали появляться на странице у Алины.

Любая из нас чаровать, ворковать научилась.

Но стоит ли снова в оковы любовь загонять?

Все проще и легче, случилось лишь то, что случилось.

Останется просто простить, и понять, и принять.

Останется с милым, смеяться над ежиком сонным,

И в лес уходить от усталых и шумных людей.

Мы вдруг отдалились, и в городе этом бетонном

Так трудно ответить наивной улыбке моей.

Я стала другой? Ну конечно, и я замечаю,

Тропинкой лесной убегает лисенок в простор,

Прирученный зверь, он на ласки едва отвечает,

И только молчит, и в компьютер уставил свой взор.

Да что эти чары, они так бывают тревожны,

А зайчик мой солнечный снова ласкать нас готов,

— О чем, ты любимый? — О том, что тревожно и сложно,

Пошли же в просторы, там море прекрасных цветов.

Нас волк провожает, резвится в тумане волчонок,

Какая погода, как хочется снова в тиши

Писать нам поэмы, едва лишь проснувшись, галчонок

Упал из гнезда, и спасти мы его поспешим.

Все проще и легче — случилось лишь то, что случилось.

Останется просто простить, и понять, и принять…

Любая из нас чаровать, ворковать научилась.

Но стоит ли снова в оковы любовь загонять?

Когда кот Барс услышал в ее исполнении стихотворение, он удивился, или сделал вид, что удивился.

На самом деле, Домовой в том не сомневался, что это он на Алине свое поэтическое мастерство оттачивал, в том то и дело, что после появления зеркала не только с Алиной, но и с котом стало что-то происходить.

Он начала перерождаться, как когда-то пес Шарик в квартире у профессора, правда, тогда требовалось хирургическое вмешательства, на этот раз с котом было проще. Нет, он давно завидовал Баюну, и ему, конечно, хотелось выдать что-то такое, хотя такое желание он скрывал даже от себя самого порой. Но чтобы вот так творческий процесс прямо врезался в его душу — такого не бывало с ним прежде.

— Это все зеркало, — тяжело взглянул кот, — он из меня какую-то поэтическую размазню делает.

Наверное, ему хотелось, чтобы Домовой пожалел его, но тот жалеть и церемониться не стал.

— И чего ты ноешь, если к тебе какой дар спустился, то радоваться надо, был обычным котом, а теперь вон какие можешь шедевры писать.

— А тебе и правда понравилось, то, что ты с Алинкой насочиняли? — осторожно спросил кот.

— А чего мне тебе врать, и хотел придраться, да вроде и не к чему, — тяжело вздохнул Домовой, словно это и правда его огорчило.

В разговоре с котом и он порой делался таким притворщиком, что просто страшно и смешно на него смотреть.

Тогда осмелев, и после внушения духа понимая, что ему хочется, он твердо направился к Алине.

— Ну, это так были мелочи, а не сочинить ли нам с тобой что-то посерьезнее.

— А что посерьезнее? — насторожилась Алина, — перед ней все-таки Барс был, а не просто Баюн или обычный кот.

— А то и посерьезнее, сон я видел, аккурат про твой город. Причал, тебя на том причале с белокурым и синеглазым парнем, и словно корабль призрак туда причалил.

Алина поежилась немного, хотя этот старый миф она очень любила, и ничего там удивительного не было в том, но она слушала дальше.

— А на корабле том Адмирал, и словно бы забирает он с собой Мастера, а вы провожаете его, с такой тоской. Но они оба обещают вернуться, — вот такой странный сон.

— Я ухожу, но я вернусь, — задумчиво повторила Алина.

— Вот-вот — эта самая фраза мне тогда и приснилась, как щас ее слышу, только это говорил Мастер, и Адмирал вроде говорил. Или Адмирал молчал? Вот знал бы, так запомнил этот сон от начала до конца.

— Да ладно, не важно, а знаешь, что меня поразило в той истории с гением, — он появился на свет через пару месяцев после ухода Мастера — март — май, странно, словно бы душа его перенеслась в Питер и нашла подходящее тело.

— Ленинград, город тогда так назывался.

— Да, конечно, я и забыла, ну пусть в Ленинград — город призрак, словно и не было такого вовсе, а ведь первую половину жизни мы именно с этим городом и прожили.

Но Алина больше не слушала кота, она уже писала странную историю, в которой настоящее переплеталось с тем самым 1940 годом, и снова возвращалось к причалу, где она была, но с кем она там была, из всех ее знакомых не было светловолосого и голубоглазого парня.

Она мечтала о таком, но его не было. Хотя не стоило Барса недоверием оскорблять, он обидится, тогда будет еще хуже.

ВЕРНИСЬ В СВОЙ ДОМ

Вернись в свой дом и преклони колени,

Зажги огонь в камине, стол накрой,

И ожидай в покое и смиренье,

Кого при жизни ты связал с собой

(О. Чертов)

2010

Ты знаешь, а рождение стиха,

Как чувства налетевшие внезапно,

И в урагане чуть дрожит рука,

И хочется с надеждой и азартом

В твои глаза, мой милый, посмотреть

И быть с тобой веселой и наивной,

Но время, всем понятное на треть,

Уносится. Оно неумолимо

Мы в городе, где гордый адмирал

Спасти пытался бедную Россию,

И все не верил, что он проиграл,

И что они внезапно победили.

Вот и причал, где он Голландца ждал

И понял, снова станет Одиссеем,

Пошли туда на тот пустой причал

И в этот мир качнувшийся поверим.

2.

1940

Приходит Анна снова невпопад,

И масло поливает утром странным,

Когда стихи над Мастером звучат,

То боль его терзает неустанно.

Приходит Анна, как она бледна,

И говорит о смерти и о власти.

— Елена, принеси еще вина.

— Моя вина, и боль порвет на части

Был врач с утра, он говорит, что там

В его горевшем теле без остатка

Нет больше жизни, я же все отдам,

Чтоб выжил он, как горько и как тяжко

Нам оставаться, если тот роман

Не будет издан, только тени бродят,

И Берлиоз проходит по стопам,

А он и критика с собой приводит.

3.

Две женщины сидели у огня,

Когда вошел растерянный Фадеев,

— Не надо вам. — Но он просил меня,

И замер лишь на миг у этой двери.

А там такая мука, мрак и боль,

Что ничего живого не осталось.

Елена каменеет — Что с тобой? —

Спросила Анна. — Нет, — и разрыдалась, —

— Я не могу остаться без него,

А он опять твердит мне о Пилате.

Томленье под луной и торжество,

И странный сон. — Ну не терзайся, хватит.

Две женщины сидели у огня,

Когда ушел писатель, не прощаясь,

Войти туда, еще его обнять.

Но замерли, и у огня остались.

4.

Плыла луна за призрачным окном,

И кот шагал отважно по карнизу.

— О ком ты милый? — В городе чужом

Причал и Адмирал, я это вижу.

Там снова двое, отправлялись в путь,

И только тень Летучего Голландца,

Мне надо уходить, но не забудь.

Про наш роман, издай и не сдавайся.

Она вернулась к Анне: — Не могу,

Остаться с ним и так его оставить.

Нет, я не плачу, и себе не лгу,

Но сколько можно перед ним лукавить.

Хлебнули снова красного вина,

Оно сжигало душу без остатка.

— И вот тогда осталась я одна, —

Сказала Анна горестно и сладко.

5

2010

— Ты Мастером меня уж не зови,

Пусть он не будет на тебя в обиде.

Елены нет, в объятиях Любви,

Я вижу горизонт и бурю вижу.

Они опять вернутся в этот час,

Они придут из странствия былого,

И адмирал остался среди нас,

И нам вернет он Мастера, и снова

Спаси его, ведь ты должна спасти

Живи, пока не изданы Романы.

И только кот проказник на пути,

Какой он черный и какой он странный.

6.

1940

И вздрогнет Анна, этот дикий крик.

Охватит тело, атакует душу.

— Елена, что там. — Там его двойник

Явился к нам, мой хрупкий сон нарушив.

— Но что же с ним? — Я не могу войти.

Тогда так тяжело вставала Анна

И шла к двери, чтоб душу отпустить

Туда в простор немой и безымянный.

А март уже ярился за окном.

Весна и новый год, и к жизни новой

Он не вернется, там бокал с вином

И рукопись, о как бессильно слово.

— И это я ему, — она твердит,

Она не плачет, столько их в могиле,

И только птица белая летит

И бьет в стекло, бессильно уходили.

7.

И глыба мрака в массе облаков,

И кони белы, снова в час расплаты

Явился ангел, с ним он не знаком,

И молча уведет его куда-то.

А в доме собралась уже толпа,

Всем надо знать, все видеть захотели,

И лишь вдова бессильна и слепа,

И этот март, и эти птичьи трели.

И столько мертвых душ среди живых,

Что даже странно знать, что мы живые,

Тиран молчит, писатель грозный стих,

И нет ответа, словно все в могиле.

А впереди отчаянье войны,

Как хорошо, что Мастер не увидит.

И только тень, и желтый лик луны,

И глыба мрака — он навстречу выйдет.

8.

— Я ухожу, но я вернусь опять, —

Как странно это фраза зазвучала.

И вот тогда свет перестал сверкать.

И пала тьма на души, как же мало

Нам воздуха, а ведь бушует март.

Как с высоты он ласково взирает,

И лишь луна, она проводит нас

Туда, к могиле, тени замирают.

Скрывая дрожь предсмертной боли вновь,

О чем там Анна в забытьи шептала?

И как понять там день теперь иль ночь?

Кто на скамейке с ним присел устало?

Уходит в мир бессильная жена,

И рукопись всю ночь она листает.

Что хочет там найти, и лишь волна

Отчаянья весь белый свет глотает.

9

2010

Нам это снова надо пережить,

Лет семьдесят пройдет, все изменилось.

И вот роман написанный лежит,

Он издан всеми, подарили милость.

А что же мы? Мы просто тени тех,

Кто и страдал, и жил в иной эпохе,

Нам все понятно, горький плач и смех,

Мы замерли с тобой на этом вздохе.

И надо воплотиться в этот час,

И оживить отчаянные души,

Когда весна придет опять для нас,

Мы вечной тайны больше не нарушим.

Кто на причале с нами говорит.

Там черный кот, от нас не отступает,

И только чайка белая парит,

Пронзительно кричит и улетает.

10.

Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года, через два месяца после ухода

М. Булгакова.

И уходя, мы все придем опять.

Нам вечно уходить и возвращаться,

Чтоб тот роман последний дописать,

Вдохнув порыв весенний — это счастье.

Нет кроме жизни в мире ничего.

И пусть она на полотне романа,

Как глыба мрака — свет и торжество

Нас снова дарит Мастер неустанно.

И вот тогда совсем другой поэт

Ворвался в мир, душа его парила

Над бездной плена, в дыме сигарет,

Он был свободным, и в тюрьме счастливым.

И снова Анна смотрит свысока.

О, как она птенцов своих любила,

— Ты сам не знаешь, милый мой пока,

Какая воля и какая сила

11.

Тебе дана, когда настанет срок.

В Венеции мы встретимся внезапно.

Я ухожу, но я вернусь, — изрек,

Иосиф растворился, беспощадна

К своим поэтам грозная страна,

Зла не держали, были так прекрасны,

И вот опять десятая весна

Ласкает души трепетно и ясно.

И снова возвращаются волхвы,

И в боли и судьбе их свет и милость.

Мы вместе, Мастер, лучшей нет судьбы,

Чем той, какая с нами здесь случилась.

И на причале абрис корабля,

И мы спасем от плена адмирала,

Что нужно нам — родимая земля,

Как много это, Мастер мой, как мало.

12.

Мир стар и нов в борьбе и суете,

Две женщины, любимый их мужчина,

Пилат вдали, и ангел в высоте,

И пусть враги нас в этот час покинут.

Врастая в этот мир и в тот роман

Мы будем жить, чтобы опять вернуться,

Смерть только миг, она всегда обман,

Она мираж, и нам с ней разминуться

Поможет Капитан в ночной дали,

Мы просто в этом море были вместе,

Но мы придем в бессильный плен земли.

И мы сгорим дотла и вновь воскреснем

Только после того, когда была поставлена последняя точка, Алина остановилась и взглянула на кота.

— Ух ты, я прямо запарился, — заявил он.

— А ты чего запарился, ты по клавишам лапами не бил, — упрекнула она кота и усмехнулась, таким забавным он ей показался.

— Не бил, для этого и твои лапы сгодятся, но кто тебе поток посылал и выравнивал его, чтобы ни сучка, ни задоринки, ты не заметила, так, что даже не тормознулась ни разу.

— Заметила, — согласилась Алина, — как на одном дыхании все написалось. Это правда.

— А я тебе и говорю про одно дыхание, а чья это заслуга, Музона твоего, голубушка.

Кот гордо ударил себя когтистой лапой в грудь и замер на миг.

Ну, как тут с котом не согласиться, да и чего было спорить, если на самом деле все так замечательно? Алина прочитала несколько раз это творение, и поняла, что оно сильное и не так плохо, как кажется.

Ну что же, этому можно было и порадоваться.

Тайна зеркала, возможно, не будет раскрыта никогда, но Алина понимала, что оно изменило ее жизнь раз и навсегда, это же понимал прекрасно и кот Б.

Глава 22 Знаки для Насти

Какой черт притащил в тот день ее племянницу Настю, к ней домой, Алина не знала. Настя дружила всегда с Викторией, и там, на писательской даче и в ее особняке считала себя как дома, тетушка ей многое прощала, баловала, как могла и была счастлива что-то еще ей подарить. Немного позднее, исключительно из любви к девушке, она дойдет вообще до абсурда, а пока все было в пределах приличия. Здесь же она бывала редко, только когда требовалось что-то сделать, о чем-то попросить. Без дела, просто в гости не являлась. Так уж у них тогда повелось.

Алина не собиралась ей ничего давать. Но Настя молча уставилась на старинное зеркало.

— Кто-то сказал ей, что эта штука у меня, — размышляла Алина, — теперь она не отстанет, обязательно надо будет ей его подарить, вон, как глаза загорелись, что у нее кроме денег и драгоценностей за душой, представить трудно. И ведь сразу видно, что плохо девица кончит, к гадалке ходить не надо, и без того ясно.

Только здесь можно было не волноваться. Девушка приблизилась к стеклу, потом отстранилась от него, но все равно на той стороне был хорошо виден пылающий автомобиль, за рулем которого сидела она, нет, не девушка, на нее похожая, никакого сомнения не было, что это именно она — Настя. И кто-то ей незримый подсказывал, что это она и есть. Так как соображала она не очень быстро и хорошо, то и спросила у тетушки:

— Скажи, а как такое может быть?

— Что? — решила уточнить та.

— Я вижу себя в горящем авто и несусь с моста в пропасть. Как это может быть, если я стою перед тобой? Что это за фигня такая?

Если она и хотела о чем — то просить, то к тому времени об этом забыла.

— Понимаешь ли, — начала Алина — это не простое зеркало.

— Да уж не сомневаюсь, — не удержалась Настя.

— Зеркало не простое, и там отражается не то, что мы привыкли видеть.

— Ты хочешь сказать?

— Я ничего не хочу сказать, только то, что ты видишь, никому об этом не рассказывай, но надеюсь, у тебя хватит мозгов, чтобы правильно все сделать и не натворить глупостей.

— Я тоже на это надеюсь, — повторила за ней Настя, хотя она ни в чем не была уверена. Даже очень сильно сомневалась в том, что это возможно.

— А ты зачем приходила? — не удержалась Алина.

— Не знаю, шла мимо, просто кто-то толкнул меня заглянуть к тебе вот, и заглянула, — она протяжно вздохнула и отстранилась от зеркала снова.

№№№№№№№

Настя так и ушла от тетушки, не простившись. Уже трезвонил телефон, и Вита ее зачем-то искала, потом звонил ее парень.

— С какого это перепугу они ищут ее у нас тут, — спросила у кота Алина.

— Я им передал мысли на расстоянии, чтобы они увели ее поскорее, не люблю я эту девицу, непутевая она страшно, и такая мутная, что аж зубы и когти сводит, мочи никакой нет.

— Ты хоть Глобой не делайся, — попросила Алина.

— А тут хоть делайся, хоть не делайся, все равно одно будет — понесется куда — то или от кого-то, да и грохнется с моста, как пить дать грохнется, вот попомни мои слова золотые, не только баба Нина, но и кот никогда не ошибается.

— Ты бы помолчал, и без тебя тошно, — попросила Алина

— А чего ты мне рот затыкаешь? — возмутился кот.

— Ничего я тебе не затыкаю.

Он мог припираться, как угодно, долго, от этого ничего не менялось. Но вдруг неожиданно замолчал и успокоился, словно его подменили, как говорила бабушка. Еще она говорила, что, когда все молчат, на белый свет, наверное, милиционер рождается. Но сколько же милиционеров родилось — молчали они с Алиной очень часто.

В это время Настя обнаружила у себя в сумочке рассказ. Понять, как он туда попал она никак не могла. Просто рассказ там лежал теперь.

Она не любила читать, но на этот раз развернула страницы и начала читать, словно бы только это и делала всю жизнь.

Рассказ назывался «Спасите наши души».

Там была смерть совсем другого парня, но как же похоже на то, что должно было происходить с ней. Девушка содрогнулась.

Глава 23 Спасите наши души. Последнее свидание в Старом Кафе

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

В. Высоцкий

Горячая точка. Закат. Сообщение о захваченном в доме, в котором старики и дети. И те, кто меньше всего думал о стариках и детях, у них были какие-то свои высшие соображения о мести, справедливости, власти, собственной персоне, обо всем, что позволяло им расправляться со стариками, детьми и всеми, кто стоял на пути.

Парни шагнули к этому дому, но отодвинув их сам майор пошел первым. Он всегда и везде был первым, да и как могло быть по-другому?

Тогда и раздались выстрелы, град пуль, озверевший захватчик мазал, но половина все-таки попала в майора, ранило еще кого-то, его смертельно. Но перед смертью он успел спросить, не пострадали ли заложники.

Заложники не пострадали, они молча стояли перед ним. Да и что тут можно было сказать.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

Да что там — не стало хватать — мир опустел. Но мы, как и спасенные им, продолжали жить в этом пустом мире.

№№№№№№№№№

Наполним музыкой сердца… — пел ее любимый бард может быть самую главную в ее жизни песню, когда самолет оторвался от земли, набрал высоту.

Алина словно бы вернулась в дни своей юности.

Наполним музыкой сердца…

А что еще им оставалось тогда, и музыка была прекрасная, и стихи проникновенные, но что и когда в их жизни пошло не так. Хотя в небе об этом лучше не думать, а думать надо о доме, о близких, о том, что любимо и дорого.

Двое мужчин — ее самых близких мужчин заключили пари о том, что в первый раз на дюжину лет в этот вечер 22 июня Алина не пойдет в Старое кафе. Просто потому, что она была в столице в это время, а там какие-то презентации, конференции и другие важнейшие дела.

— Думаешь, у нее есть более важные дела, чем майор и годовщина его гибели? — спрашивал Олег.

Андрей пожал плечами:

— Может, и нет, но твоя мать достаточно трезвомыслящий человек, чтобы из-за этого не бросать все. Ты же знаешь, как она боится летать на самолетах.

№№№№№№№№

— Мы на роли предателей, трусов, иуд,

В детских играх своих назначали врагов,

— пел тот, кто перевернул все ее жизнь. Он всегда добавлял сил, даже когда они были на исходе, стоило только услышать голос, эти неповторимые интонации, мощь этих стихов, и усталость исчезала.

— Мы на роли героев вводили себя.

Алина посмотрела на землю — ее совсем не было видно, но тревога прошла. Он, как любимый мим из другого стихотворения, украл все печали и оставил себе

Слишком много он взвалил на плечи

Нашего и сломана спина.

Но почему сегодня она все время переключалась на какие-то трагические и страшные строки.

Нет, надо что-то другое срочно вспомнить.

Внизу не встретишь, как не тянись,

За всю свою счастливую жизнь,

Десятой доли таких красот и чудес…

Но и эти строки куда-то в сторону ее уводили.

Алина закрыла глаза и заснула. Ей снился майор. Он упрекал ее за что-то, он пытался ей что-то сказать или показать, но она не слышала, не видела того, на кого он указывал. Она смотрела по сторонам на шумной площади, менялись люди, но она не понимала, что он хочет.

В тревоге проснулась, вспомнив, что они все еще на страшной высоте остаются.

№№№№№№№№

Олег промолчал. Когда на его Сотовом загорелся дисплей, он повернул его к отцу.

— «Белый аист» за тобой, я не хочу чего-то более дорогого, этого достаточно.

Тот только пожал плечами. Они помчались в аэропорт. А ведь и сам Андрей чувствовал, что это может случиться, вот и машину он не поставил в гараж, хотя дел больше не было в этот вечер.

По дороге они молчали. Да и что говорить. Это был явно не их день. Интересно, как она смогла от всего там отвертеться, и купить билет на самолет, хотя последнее не так сложно нынче. И снова лететь сюда для того, чтобы весь вечер просидеть в одиночестве в Старом кафе. Не могло быть и речи о том, что с ней пойдет кто-то из них. Они когда-то рвались составить компанию, объясняя, что при живом любящем муже и взрослом сыне просто неприлично оставаться одной в кафе. Но все напрасно. Она ничего не хотела слушать. А все потому, что когда-то в юности, однажды они столкнулись в том самом кафе, курсант милиции и вчерашняя школьница, отмечавшая там с подругами свое восемнадцатилетние.

Потом, когда она завалила экзамены на юридический из-за своей первой и неземной любви, она пошла работать в милицию, ни о чем другом отец и слушать не хотел. Лейтенант оказался в соседнем кабинете. Так они и встретились во второй раз и проработали рядом дружно и весело несколько лет. Она довольно поздно пошла на филологический уже не желая становиться юристом, он стал командиром отряда особого назначение или быстрого реагирования, их по — разному в разное время называли.

Тяжело заболела любимая бабушка, тогда Алина уехала к ней, перевелась учиться в столицу да там и проводила большую часть времени. А майор все чаще был в горячих точках, он все время рвался туда.

Он оставался в своих командировках, пока в такой же вот летний день не привезли его тело в цинковом гробу. Для него горячая точка оказалась и последним местом службы, он пошел первым в заминированный дом, где были старики и дети, и погиб там первым.

Остальные остались живы, все живы, майор успел об этом узнать прежде, чем уйти в мир воинов и богов с вечными их праздниками и пирами. Об этом рае для воинов у викингов, а он был из этой породы, редкой и прекрасной, постоянно ему говорила Алина, и сетовала на то, что из-за этого им в вечности не быть вместе — это страшнее, чем разлучиться на земле. Впрочем, тогда она была уже замужем, и у нее был сын, которого она назвала его именем.

Глава 24 Опоздавшая на свидание

Алина обняла Олега, прильнула к мужу, пытаясь понять, что же его так волнует сейчас.

— Не говори, что вы меня не ждали, даже не подозревали, что я могу заявиться, — предупредила она.

Но настрой было грустным и у нее, и у мужчин. Она рвалась не к ним, когда боролась с обстоятельствами и страхами. Они не спрашивали, она ничего не сказала, когда накинула бирюзовый костюм, поправила косметику и улизнула из дома. Что тут говорить.

В Старом кафе на набережной звучала дивная музыка.

Кафе казалось самым маленьким и незаметным среди современной помпезности кабаков, выросших повсюду, как грибы после дождя. Но та публика была так пуста и чванлива, она дико устала от них в столице, и радовалась, что здесь только видит их через стекло и даже голоса не слышит. Сюда бы они и по приговору суда не заглянули, вот и славно.

Столик у стены. Она договорилась еще в самолете с администратором, что его в этот вечер не станут занимать. Теперь он был свободен.

Алина улыбнулась, когда вспомнила, как сын намекнул, что очень хочет посидеть с ней в старом кафе.

— Сейчас дамам моего возраста модно быть с молодыми парнями, представляешь, что желтая пресса написала бы в столице, но даже ради такого случая, ради пиара не могу и не хочу. В другой раз обязательно, или тебя интересует только этот день и старое кафе? А с матушкой в свой клуб слабо пойти?

— Да не слабо, — как — то не очень внятно заявил Олег.

Но она невольно рассмеялась, представив себя там с ними со всеми. Какая пропасть все-таки пролегла. Хотя ведь и они тоже наполняли музыкой сердца….

Алина рассмеялась, в первый раз за этот день. В первый и последний. Она и на самом деле очень боялась перелетов, три часа пытки в воздухе, при ее перепадах давления. Но когда и что могло ее остановить, если очень хотелось или было необходимо. Но на этот раз Алина чувствовала и еще что-то, связанное не только с майором, будущее в прошедшем, эта фраза еще в столице не давала ей покоя.

Хотя в старом кафе все было как обычно — этот уголок из ее прошлого никак не вписывался в ту столичную реальность, из которой она выпала несколько часов назад.

Алина подумала о том, что Олег, вероятно, где-то поблизости ждет ее, и даже пожалела, что не позвала его с собой. Но нет, она не могла нарушить традиции. И вдруг, словно в ответ на ее мысли кто-то плюхнулся рядом на немного оставленный стул.

Вероятно, ее возмущению не было предела, парень-администратор направился к ним, помня, что она просила его, чтобы никто не садился, даже если не будет мест. Но когда она взглянула на парня, то так и осталась с открытым ртом. Говорил администратор, то ли извиняясь, то ли объясняя ей что-то. Но она жестом попросила его не волноваться.

— Вит, что ты тут делаешь? — спросила она наконец.

Он не слышал ее, не реагировал на собственное имя, словно бы он был глух, хотя глухой человек смотрит на губы, и пытается понять, что вы ему говорите. Конечно, если он вменяем, если не ушел в свои мысли, а то и иллюзии.

Эти широко открытые глаза, все еще красивые и совершенно пустые, взгляд выше головы. Для него мира этого не существовало, его не было тут, только, как же он дошел до кафе и до столика. Упал, как снег на голову, так говорят о подобном явлении. Только упал, кажется в прямом, а не переносном смысле.

Она не боялась, что он станет разговаривать, как пьяный Мармеладов в кабаке и расскажет ей всю свою историю. Нет, скорее всего, он не скажет ни слова, но как он дошел до такого состояния? Красавец в белой одежде, на которой никогда не было ни пятнышка.

Впрочем, к одежде и нынче трудно придраться, а все остальное.

Если бы она не была с ним знакома несколько лет, то, наверное, ничего бы и не поняла. Но они давно общались, сталкивались, с ним дружила дочь ее подруги, и подруга возмущалась страшно. Тогда, собственно, она и решила с ним поговорить, случайно столкнувшись на набережной. Он был совсем один в тот вечер, хотя такое при его общительности и круге знакомых даже трудно представить.

Он на самом деле оказался немного замкнутым и одиноким. Хотя был обычным парнем двадцати с небольшим лет, почти ровесник — ее сына.

А вот сейчас ей показалось, что майор где-то выхватил и толкнул его сюда. Не об этом ли он просил ее накануне в странном сне?

Но сил у Вита хватило только на то, чтобы добраться до стула. Он не слышал даже музыку, хотя у него был абсолютный слух, он смотрел куда-то, и казалось, что на противоположной стене показывали самый захватывающий фильм. Но там ничего не было, только в его воображении, вероятно, что-то происходило, иллюзии не отпускали ни на минуту.

Когда он немного очнулся, то пристально посмотрел на нее, словно пытался понять и вспомнить, где они встречались. Но память не выдавала ему никой информации. И все-таки он сказал что-то медленно, словно вспоминая перевод иностранных слов, так она говорила даже не на английском и польском, а на испанском, которого почти совсем не знала.

Алина слышала, что они разбежались с Оксаной, но чего не случается у молодых, только теперь поняла, почему это случилось. И он остался совсем один.

Глава 25 А тем временем

Вечер оборвался на этот раз неожиданно. Алина успела подумать о том, что майор защитил стариков и детей, а она нет, и, кажется теперь уже поздно.

Если он не скулил, не ныл,

Если хмур был и зол, но шел,

А когда ты упал со скал

Он стонал, но держал,

— предательски звучала песня, от которой рядом с парнем в первый раз ей стало неуютно.

И самый уж горький вопрос из другой песни:

Ты бы пошел с ним в разведку,

Нет или да?

Но вопрос не к Виту, а к ней самой относился в первую очередь. И ответ не был утешительным, увы.

Она вспомнила, в свое оправдание, как в прошлый раз Вит говорил:

— У каждого своя жизнь, оставьте нас в покое. Это вас не касается.

И она подчинилась без всяких слов. Хотя глупо было бы вмешиваться дальше, но кто-то ей хотел показать, что из этого вышло.

И на самом деле, не было никакой явной опасности, никто не минировал, ни стрелял, не захватывал заложников? Тогда она была уверена в этом, теперь начала сомневаться.

Он все-таки вышел вместе с ней из кафе. Шел словно пьяный, но никаким вином, водкой, пивом от него не пахло вовсе.

Олег сразу же шагнул к ним. Он видел, как Вит заходил в кафе и не сомневался, что теперь и она его увидит таким.

Несколько раз, сталкиваясь внезапно то в одном клубе, то в другом, приходилось ему дотаскивать парня до дома. Кто-то стал спрашивать, не принимает ли он дозу и сам. Но может быть, радуясь тому, что с ним такого не может быть, Олег упорно доставлял его в дом на набережной.

Вот и на этот раз, они прошлись пешком до того самого дома. Олег попросил мать подождать его на лавочке и поднялся вместе с ним на пятый этаж.

— Ты оставил его одного? — спросила Алина, растерянно.

Она никак не могла понять, что же делать.

— Ему давно никто не нужен, никто и ничто, не грузись, мам, поезд ушел.

— Да я никогда не грузилась особенно, знаешь. Может и хорошо, что майор не дожил до этих дней? Он так переживал за них за всех.

— У каждого своя жизнь. Его никто не заставлял это делать. Он видел тех, кто были до него. Они Кастанеды начитались, решили, что магами станут, летать начнут, а летят в сторону кладбища быстрее всех. Их больше нет, хотя они не дотянули и до тридцати, он всегда оставался с ними, а не с нами. Но он не ребенок, не глупый пацан — это стиль жизни…

Она слушала сына, радовалась тому, что он говорил, а не тупо молчал, был рядом. Но глаза того другого., пустые и безучастные, забудутся ли они когда-то?

Мы всегда были так сентиментальны порой, наполняли музыкой сердца, рыдали о прошлом, а когда настоящее отстранилось и уходило в другое измерение, — это вроде нас не касается.

Я пою — и значит, я люблю,

Я люблю, и значит — я живу…

Олег прав, с ним теперь уже поздно что-то делать, но немного раньше, когда он только решил уйти в иллюзии, ведь можно было вырвать его оттуда или это сразу было не реально?

№№№№№№№

Спасите наши души, мы стонем от удушья,

Спасите наши души, придите к нам…

Наш стон все глуше, глуше…

Алина шагнула на набережную, когда раздался страшный грохот, визг старушек, какие-то истошные крики, лай собаки, переходящий в вой. Тишина нарушилась мгновенно.

Олег резко затормозил на машине своей, но Алина бросилась от него в другую сторону.

Еще до того, когда она это увидела, она поняла, что он шагнул из окна пятого этажа, не понимая, что творит. Решил, что сможет полететь или просто разом захотел избавиться от иллюзий?

Олег сначала не понял, почему она туда, к дому побежала. Но по суете старух и крикам догадался, что там что-то такое произошло.

Окно его комнаты было открыто. Он видел, когда привел Вита, что там никого не было. Комната была пуста. Резко зазвонил телефон. Отец спрашивал, где они так долго гуляют.

— Она прилетела, чтобы увидеть это? — говорил по телефону отцу Олег, — черт знает что творится.

Скорая помощь уехала почти сразу, спасать было некого.

Но почему? Что такое творится в мире иллюзий, и в реальности, которая и ей порой казалась иллюзией.

Лунный свет упал на тело парня, до которого она так и не смогла докричаться. Машина за ним приехала довольно быстро.

Они молча отправились домой. В первый раз за все время ее мирный город, утопавший в тополином пухе, показался ей горячей точкой, хотя их и грабили, никого не брали в заложники, никому не угрожали. Она просто провела июньский вечер в старом кафе и возвращалась домой.

Будет в старом кафе снова музыка дивная таять,

Это строчки стихов нам напомнят сомненья и чувства.

И какие-то пары кружатся, над прозой взлетая,

Эта юность и радость уже в этот мир не отпустят.

Будет в старом кафе эта женщина плакать устало,

А веселый майор опоздает на целую жизнь.

Он лежит в Кандагаре, но ждать ли его перестала,

Снова танго стихает, и радостный вальс нас кружит.

И сюда заглянул на минутку отчаянный парень.

Усмехнулся, кому-то махнул и растаял во мгле,

Снова в старом кафе и себе и тебе благодарен-

Тот угрюмый чиновник коньяк проглотил в тишине.

Было все, только было ли, это мужчине не ясно,

И забытая юность несется в объятья, шутя,

Звездопад за окном, понимаем — реальность прекрасна.

За окном тишина, только плачет во мраке дитя.

Этой музыки бред и речей, и страстей переливы,

Этот свет или мрак, нам сегодня с тобой все равно.

И какой-то юнец, то угрюмый, то снова счастливый,

Затерялся в тиши, пьет, забывшись во мраке, вино.

Ну а нам танцевать надоест в этот вечер едва ли.

Мы беспечно легки, словно не было прожитых лет,

И в объятиях музыки снова про все забывали,

Задыхаясь от счастья, как бабочки, снова на свет

Мы порхали, смеясь, и любили и песни, и грезы,

Хриплый голос певицы, дыхание осени вновь.

И мой спутник сегодня печальный и слишком серьезный…

Нас окутала нежностью эта беспечная ночь.

Глава 26 Что бы это значило?

Настя дочитала это повествование в страшном волнении.

Бедная девушка зажмурилась и больше ничего не могла сказать.

Она много дней и ночей жила без всяких потрясений, хотя тетушка ей и нагадала какие-то страшные перемены и все время просила быть осторожной. До этого дня, до появления в квартире у Алины, она бы не поверила, что такое может быть. Но и то, что она там появилась, и зеркало, и этот непонятно как появившийся у нее рассказ, и все остальное было слишком странным.

Нет, девушка не верила до сих пор ни в бога, ни в дьявола, они все были страшно далеки от нее, но и объяснить таких совпадений никак не могла, словно бы все это случилось с ней сейчас и вдруг, чтобы убедить ее в обратном.

Сначала ей хотелось броситься ко второй тетушке и обо всем ее расспросить, но потом она решила не делать этого, хотя сама не могла понять почему, словно Виктория могла сообщить ей нечто такое, отчего ей станет дурно.

Но рассказ о странном парне, погибшем на глазах у всех, и никто не попытался ему помочь, просто поговорить по — человечески, он странно задел девушку. Она пережила драму и гибель еще раз, и очень близко приняла к сердцу, словно бы вымышленный герой (а вымышленный ли?) просил ее остановиться, пока еще не слишком поздно.

Хотя натуры, подобные Настиной были твердо уверены в том, что ничего такого с ними не может быть, потому что не может быть никогда, этос случается исключительно с другими людьми, но только не с ней.

— Это меня не касается, — повторяла она, — какая — то белиберда — Алина со своими сказками, у нее всегда было что-то странно и необычное, зеркало, которое тебя не отражает, зато показывает какие-то ужастики, разве бывают в мире такие зеркала? Непонятно откуда взявшийся рассказ, где погибает наркоман — слишком реалистичный для этой сказочницы, но что же в нем такого особенного? Да ничего ровным счетом.

Надо просто жить, любить, подзаработать денег, на сказках это вряд ли получится, а вот если научиться писать, как тетя Вика, то чем черт не шутит, она будет богатой и знаменитой, ей даже сны такие сниться стали — с журналистами, книгами, поклонниками и черными котами. Правда, черный кот непонятно откуда взялся, да черт его принес видно в ее сон.

Черта Настя поминала зря, совершенно зря, только и без него было как-то очень трудно ей обойтись.

А потому она еще раз посмотрела на листы с рассказом, сначала хотела их сохранить, потом решила, что делать этого не стоит, да и выбросила их в урну, которая оказалась прямо перед ней, словно кто-то ее подсунул на дороге. Как странно было все происходящее. Ей показалось, что на другой стороне мелькнул и исчез черный кот из ее сна.

Только куда же он так поспешно делся? Алина ей что-то говорила о том, что черные коты спасают нас от какого-то негатива, если переходят дорогу.

Но Настя, как и многие в мире, была уверена в том, что они все-таки губят весь этот мир, и нет от них никакого покоя никому на этом свете.

— Мне даже черный кот не хочет перебегать дорогу, неужели все так плохо, — с грустью подумала девица.

Но больше и она сама о том думать не хотела. А потом, в ту самую ночь ей снился сон. Она видела новый метромост, и сначала себя за рулем машины, совсем как в том старом зеркале, а потом она видела все как будто с высоты птичьего полета, и летела без оглядки в эту пропасть машина и девушка за рулем.

Но той, парившей в небесах, не было ни страшно и ни больно. Она была спокойна и совершенно свободна.

Как это все объяснить, если ты уверен, что ни бога, ни дьявола не существует, сказать трудно, но объяснить, наверное, все — таки как-то можно.

Только Настя пошла по самому легкому пути, она вычеркнула этот день из памяти, словно его там никогда не было. Вычеркнула и забыла.

Какая беспечность. Зато не забыла напомнить любимой тетушке, что та обещала ей необычный подарок. Она, конечно, сама будет писать свои романы, но для начала, чтобы громко заявить о себе, она не придумала ничего лучше, как только позаимствовать у тетушки ее творение, одно из многих и выдать за свое собственное. Это ей показалось очень важным делом. А потом все забудется о творческом подлоге, но ей нужен был твердый дебют, чтобы все получилось с первого раза (второй и третьей попытки Настя признавать не собиралась). Вот с этим она и отправилась к тете Вике, благополучно забыв, что только что пережила.

Какие же они разные, Вика мне поможет, она никогда не сможет отказать, и все у нас будет так, как надо, — уговаривала себя девушка, даже не понимая, как много нужно совпадений, чтобы все на самом деле было нормально. Но это уже совсем другая история.