З А Т Я Ж Н О Й П Р Ы Ж О К. РОКОВОЙ РОМАНЧИК

Елена Леонтье

Приступы депрессии взбалмошного мажора сменились безответной страстью к замужней женщине. И вот парашют оттягивает плечи, открыта дверь самолета. Всего один шаг, где ждет райское наслаждение или жерло вулкана запретной любви!ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК – вторая часть дилогии «НЕ КАСАЯСЬ ЗЕМЛИ».

У вас были попытки суицида?

Да, я сто сорок раз прыгал с парашютом.

А без парашюта не пробовали.

Нет, а зачем?

Редактор Ирина Овчаренко

Художник Александр Хомко

© Елена Леонтье, 2021

ISBN 978-5-0050-9083-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Они изо всех сил бегут по поверхности горы… Бегут-бегут… Еще мгновение… и они уже не чувствуют земли под ногами, они летят! Сначала совсем низко, кажется, можно коснуться ногами верхушек деревьев, но воздушный поток подхватывает параплан, придает ему ускорение, плотно прижимая к Артуру женщину, сидящую перед ним. Их тела словно сливаются в одно, сердце молодого мужчины учащенно бьется, буквально выпрыгивает. Вот она, рядом! Так близко, как будто она и есть часть его самого! Артуру наконец-то удается перевести дыхание и вдохнуть полной грудью. Здесь, наверху, воздух особенно душистый и плотный. Мужчине кажется, что его возлюбленная пахнет морским бризом! Пряди ее волос, как крылья птицы в полете, трепещут на вольном ветру. Артур старается поймать их губами. Когда ему удается сделать это, чувство радости взрывает его изнутри, и он громко, сколько есть сил, кричит:

— Я люблю-ю-ю-ю-у-у!!!

И… просыпается от звука собственного голоса с недоуменным выражением на лице. Кто она — эта женщина, которая разжигает в нем огонь страсти, так, что, пробудившись от сна, наваждение не заканчивается?! Что даже усилием воли невозможно выровнять дыхание… Он закрыл глаза и опять ощутил ее так близко… Необъяснимое беспокойство, овладевая им снова и снова, неприятно щекотало нервы.

Артур знал, что ему может помочь.

Он, не раздумывая поехал в аэроклуб, получив снаряжение, сел в самолет. Все так обыденно. На эти несколько минут, пока набирали высоту и подлетали к зоне выброски, мыслей в голове не было.

Совершая свои первые прыжки, в ожидании, когда раздастся спасительный щелчок и парашют наполнится воздухом, видя, как стремительно несется на него земля, чтобы превратить его тело в месиво, он испытывал парализующий страх. О, как трудно когда-то ему было отогнать эти навязчивые мысли, которые наполняли его тем леденящим ужасом, от которого лоб покрывался испариной, а тело потряхивало в ознобе. Теперь, делая шаг в небо, он не испытывал ни малейшего страха, действуя почти машинально.

По сигналу инструктора встал, подошел к двери и шагнул в пустоту.

С некоторых пор ему нравились первые мгновения падения, когда исчезают абсолютно все чувства и эмоции, дыхание перехватывает, но и это не вызывает ни страха, ни дискомфорта — как будто и дышать теперь не нужно. Но уже через считанные секунды накатывает волна новых эмоций; это настоящая перезагрузка, когда уже совершенно другой ты, как будто рожденный заново, летишь к земле.

В это время мыслей никаких, слышишь только звенящий, тонкий и протяжный вой «у-у-у-у-у-у». Это даже не звук, а вибрация, которая звенит во всем теле. Будучи в свободном падении, словно входишь в унисон с энергией космоса и реально ощущаешь себя частичкой Вселенной. И вот купол раскрывается, и ты паришь в небе счастливый и свободный, как птица.

Прежде для Артура самое важное было преодолеть страх и шагнуть из самолета, позже — его заряжал особой энергией тот миг, когда исчезали эмоции, а потом он чувствовал невероятный приток энергии. Эта мощная перезагрузка была для него своеобразным допингом. Так продолжалось уже довольно долго и превратилось в зависимость, и он понимал, что по-другому уже не справляется со стрессами, с проблемами. Он снова и снова ехал на аэродром и прыгал.

Затолкав парашют в сумку, Артур не пошел на базу, как требовала инструкция, а просто лег на траву и уставился в небо. В то самое небо, где еще несколько минут назад он ощущал радость полета. Но чем чаще теперь он прыгал, тем все более безразличным становился к этой красоте, которая его так восхищала прежде. Он больше не думал о риске, о том, что парашют может не раскрыться, а запаска не сработает.

К тридцати четырем годам в нем накопилось столько усталости, что не осталось ни горечи, ни сожаления, он принимал происходящее, как неизбежность, и все чаще по утрам его посещала мысль о никчемности жизни. «Вот оно, мое суицидное счастье», — думал он с каким-то рассеянным спокойствием, как будто его обесцененная жизнь больше не принадлежит ему, и он делает все лишь затем, чтобы убить время, и тем самым исподволь убивает себя.

Повалившись навзничь, Артур долго лежал в полном одиночестве, безучастно глядя в небо, провожая взглядом редкие облака неопределенных причудливых форм. Это единственное, что ему еще хоть как-то нравилось — после прыжка смотреть в небо, ощущая себя частью Вселенной и одновременно упиваясь своим одиночеством. Мысли особо не беспокоили, они были словно не его, или не совсем его, он наблюдал их со стороны. Чтобы дать ослабнуть остаткам напряжения в теле, Артур закрыл глаза, ощущая легкие прикосновения ветерка. Ему удалось расслабиться, но ненадолго. Во внутреннем кармане назойливо, натужно гудел телефон. Звук был выключен, и он жужжал и неприятно вибрировал на ребрах Артура, не давая ему покоя. Пора возвращаться к реальности.

С Марьяной они договорились встретиться в семь вечера. Времени еще достаточно. Зачем она так часто звонит? Она не дает ему передышки, у него совсем не бывает времени для себя, времени, чтобы дать ослабнуть напряжению. Ему так хочется отдохнуть ото всех, отдохнуть, наконец, от своих мыслей. Апатия преследовала его с детства. Ему было лет пять, тянулся серый, дождливый день, а он какой-то слишком высокий для своего возраста, слишком худой, нескладный стоял, упершись острыми локтями в подоконник и смотрел, как тонкие водяные змейки, извиваясь, скользят вниз по стеклу. Вошел отец — как всегда «при параде», под расстегнутым воротом темно-синей куртки белела рубашка, и галстук был тоже синий, серовато-синий. Отец что-то говорил, говорил, но мальчик отвернулся и стоял к нему спиной до тех пор, пока отец не ушел.

— Ты сейчас не можешь понять важности моих слов. Пройдут годы, тогда ты оценишь их, как ценят вкус выдержанного вина.

Артур не помнил тех слов отца, но запомнил то ощущение тяжести на своей спине; слова будто налипали и налипали на спину… Это, наверное, с того самого дня у него там какая-то тяжесть, словно он до сих пор таскает на себе бурдюк с этим отцовским «вином». Только вот вместо вина в бурдюке была какая-то непонятная, но неподъемная вина. Он все время чувствует, что виноват перед отцом, что не оправдал его ожиданий и не пошел по его указке в политику, виноват перед матерью, перед подружкой Марьяной… Всюду и кругом виноват. Хотя эти люди ничем, вроде, не обижают его.

Отец, придя в большую политику, стал задаривать уже взрослого сына подарками: оплатил обучение в престижном столичном вузе, подарил «мерседес», теперь вот квартиру. «Бурдюк» как бы сам собой рассосался, но жизнь Артура от этого не стала радостнее. Тогда он продал подаренный автомобиль и купил себе Астон Мартин, супер кар с откидывающимся верхом и ревущим на всю Москву мотором. Поняв, что с обучением у сына не получается, отец выделил ему какую-то строительную технику — самосвалы, бульдозеры. Артур через посредника все это хозяйство сдал в аренду и вспоминал о его существовании только благодаря сообщению «на ваш счет зачислено…»

Марьяна все трезвонила и трезвонила.

— Ты мне все ребра сломала, — ответил Артур, наконец, не скрывая раздражения.

Подружка, не придавая значения его словам, что-то трещала в трубку, не умолкая, Артур при этом держал мобильный на вытянутой в сторону руке, время от времени поднося его микрофон ближе и произнося: «Ну-у-у…»

— Я не смогу тебе составить сегодня компанию, — оборвал монолог девушки Артур.

— А ты где? — не унималась она.

— В Караганде!

Он нажал «отбой» и отбросил телефон в траву, опять лег на землю, и вдруг нахлынувшее чувство освобождения накрыло счастьем, словно теплой, морской волной, свежей и легкой. Но он прекрасно знал, что этот миг, когда все так хорошо, слишком скоротечен, что его счастье никак не может остаться с ним надолго. Ласковая волна схлынет, и беспощадное солнце реальности снова будет досаждать ему с еще большей назойливостью.

Неподалеку приземлился Жаргал. Артур поприветствовал его издалека, махнув рукой. Широкоскулое бурятское лицо друга стало еще шире от улыбки. Артур наблюдал, как красиво на ветру цветной парашютный шелк, как Жаргал старательно подтягивал стропы. Парашют все больше клонился к земле, и его формы становились вялыми и невыразительными. Артур отвернулся — скучно.

Выброшенный телефон не унимался, теперь он не просто вибрировал, он звонил в траве, настойчиво требуя внимания. Судя по мелодии, это опять была подружка. Ироничная усмешка скривила губы Артура. Он нехотя поднялся с земли, нашарил в ромашках и клевере аппарат и сбросил звонок.

Сегодня он встретится с Марьяной и все ей объяснит. Да, это трудно, да, он нарушил обещание, но они сумеют пережить это. Он скажет: «Нам надо расстаться». Артур вдруг испытал сильное облегчение от этой мысли, словно жизнь, то и дело уличавшая его во лжи, вдруг с ликованием вернула ему забытую радость существования. «Хм…», — он даже удивился ощущению и прислушался к нему. Да, в глубине души он давно предчувствовал, что решится на это, и теперь он был доволен собой, словно все уже свершилось, словно он уже сказал эти слова. «Нам надо расстаться…» Артур посмаковал фразу, чтобы еще раз ощутить привкус свободы, которой она отдавала.

Обрадованный какой-то мифически нереальной свободой, он почти бегом устремился к своему другу, который в это время складывал остатки парашюта в мешок, и сказал сварливо:

— Ну, сколько можно?! Давай скорее! Хочу в буфет.

У Артура проснулся дикий аппетит, он заказал так много всего и жадно поглощал и украинский борщ с галушками «Без санкций», и салат, а потом еще навалился на сырники с абрикосовым джемом. Он съел все до крошки, кусочком лепешки собирая с тарелки сладкие янтарные капли. И только откинувшись на спинку стула, он увидел удивленные глаза Жаргала. Тот тоже уплетал свой обед за обе щеки, а когда закончил, вытер рот салфеткой и сказал:

— Я смотрю, у тебя зверский аппетит!

Дело в том, что обычно Артур ел довольно вяло и мало.

— Р-ррр! — Артур изобразил звериный оскал: — Да, во мне пробудился аппетит и жажда новой жизни.

— И кто разбудил зверя?

— Кто-кто… Маман с Марьяшей меня вконец достали. Они всегда знают, как мне жить, что мне делать… Но теперь всё — баста! Сколько можно! Артурчик, дорогой, я в салоне, на эпиляции, приезжай скорей! — деланно писклявым противным голосом передразнил Артур Марьяну. — Надоели эти ее щипалки! — задрав рукав рубашки, Артур игриво пытался смахнуть растительность на руке, чуть ниже локтя, затем продолжил копировать голос Марьяны: — Не говори, нет… У тебя есть время передумать, я перезвоню…

Жаргал слушал его, допивая кофе и потягивая электронную сигарету. Артур всё больше заводился:

— Нет, всё, баста! Мы недавно были в Майями, так она, прикинь, с пляжного лежака целыми днями не слазила. Я на нее ведро крема измазал. Потом не вытерпел, стал уходить, фотографировал небо…

— Во, кстати! Скоро же выставка «Небо первозданное», ты идешь?

— Стопудово. Так вот, когда мы вернулись, а она еще моей маман нажаловалась. Та мне выговорила, что я мало своей девушке внимания уделял. Они же типа подружки с ней… — У Артура снова зазвонил телефон. — Ага, легка на помине! Да, мама…

— Завтра в десять придет декоратор. Я напоминаю, чтобы ты не забыл.

— Да, мама.

— Что «да»? Не забыл?

— Амнезией не страдаю… Я не грублю, — отвел руку с телефоном в сторону, подержал, прислонил к уху, сказал строго: — Хорошо. Хорошо. Ма-ма!

Жаргал достал нитку из кармана и прочищал зубы, улыбался, слушая друга.

— Вот так всегда они взрывают мне мозг. И почему это они решают, что и как мне делать?! Мать среди своих пациентов нашла тетку-дизайнера, которая будет мне в моей квартире мозолить глаза. Целый месяц! И все это, чтобы я женился, чтобы жилье было готово к свадьбе с Марьяной. А я не хочу, не хочу!

— Так что, свадьба скоро?

— Не будет никакой свадьбы, вот в чем фокус! Я так решил. Вот прямо сейчас.

— Интересно.

— Ты знаешь, это оказывается так просто — отказаться и не выполнять своих обещаний. Признать, что все из-за этого идет по-дурацки.

— Ну да, женятся или по расчету, или одни болваны. О-о-о! Остановись, скатерть порвешь.

Артур не заметил, как в порыве эмоций теребил край скатерти, а сейчас сжал ее двумя руками и тянул в разные стороны, как парашютные стропы перед приземлением. Он отпустил материю и рассмеялся.

— Значит, я был болван. А теперь я гладко выбритый мужчина в расцвете сил.

— Ура! Свобода! И мы идем шататься по ночной Москве! — обрадовался Жаргал.

— Да, пойдем сегодня в Гостиный двор, — предложил Артур. — В «Шантарам». Гульнём, как в старые добрые времена.

— А почему бы и нет!

— Потанцуем, разомнемся…

— Ты же знаешь, я не танцую, — расплылся в широкой улыбке друг Артура.

— Да какая, нафиг, разница. Танцую — не танцую… Надо пар выпустить.

— Гы. А ты помнишь, мы же там познакомились. Ты там такие па выписывал, а какие девушки на тебя вешались! А я, помнишь, спросил, сколько ты им платишь? Гы-гы. — Жаргал весело рассмеялся.

— И что я ответил?

— Ты сказал: «Слюшай, дорогой, я им не плачу, я их в себя влубляю, понымаешь?»

Артур, смеясь, встал из-за стола, игриво двинул кулаком друга в плечо.

— Поехали!

— Как скажешь, дорогой!

И друзья направились к выходу из буфета.