Корни Эдема

Евгений Михайлович Алещенко

Санкт-Петербург 2273 год. Российская Империя. Три Семьи, образованные тесными связями, веками формирующимися внутри рудиментарных профессий – политиков, силовиков и церковников – подпольно враждуют между собой, желая сместить хрупкий баланс силы и власти на свою сторону.Данила – уставший от жизни рабочий, оказывается в эпицентре теракта, что привлекает к молодому парню излишнее внимание власть имущих представителей каждой из Семей. Книга содержит нецензурную брань.

Данила

— Всем привет, с вами Митрофан Космодемьянов, и я обратил внимание на огромный интерес к моему прощальному видеообращению. Большое спасибо за просто огромные и, если честно, неожиданные донаты. Все деньги пересылаются моим родителям. Спасибо! В связи с этим я решил создать что-то типа «солдатского блога», что ли, — парень убрал ракурс камеры со своего лица и направил на внутренний периметр воинской части, закрепив её, видимо, где-то на уровне груди.

Данила поставил видео на паузу. Он много раз слышал о том, как красивы растения и как приятно просто находиться рядом с ними, слышал о том, что за пределами городов и областей всё ещё существуют некоторые виды деревьев и цветов, растёт трава. Но он никогда там не был. Поэтому каждый раз, как очередная хроника передавала ему в голову картинку природы, парень останавливал кадр и долго, мечтательно всматривался в зелёные пиксели давно исчезнувшей жизни…

— Не всегда будет получаться снимать, конечно, сами понимаете — офицеры увидят, будут проблемы. Но на данный момент поблизости, как видите, только призывники, — в объектив попал десяток молодых ребят в мешковатой военной форме. Все они либо подметали потрескавшийся асфальт аллеи, либо красили вдоль неё рыхлые остатки поребрика, либо подрезали кусты до состояния идеальной кубической формы. — Говорят, в связи с войной зам. министра обороны лично объезжает воинские части для… я не знаю для чего, извините. Поэтому сейчас на экранах вы видите… то, что вы видите, — Митрофан подошёл к ближайшему клёну и начал кистью обильно покрывать ствол дерева каким-то белым раствором, хотя это могла оказаться и обычная краска. — Говорят, военные учения начнутся после приезда зам. министра, а пока — раскрашиваем воинскую часть.

Затухание кадра и чёрный экран — как сигналы о переходе видео на следующий временной промежуток. Но Данила оборвал трансляцию и сквозь помехи зрительных контактов увидел сумрак больничной палаты — белый потолок и синие стены, обесцвеченные мраком. По правое плечо — окно, через пыль и заброшенные паутины которого пробивалась чернота зимнего вечера.

Болезненно втянул в лёгкие воздух.

Зашитое тело отказывалось правильно выполнять команды мозга, но Данила всё же повернул голову в сторону окна — пыльные подтёки и разводы на прозрачной поверхности начали рисовать ему картины бабочек, перерождающихся в летучих мышей по прихоти сознания; чуть дальше — сцепившихся в смертельной схватке медведей; лица женщин, печально рассматривающих его искалеченное тело; и огромные полчища мелких гусениц, медленно передвигающихся на разных участках стекла…

— К вам посетители, — неуверенный шёпот молодой стажëрки заставил веки разомкнуться, но болезненный утренний свет вернул их в прежнее сонное состояние.

— Здравствуйте, Даниил Олегович. Я пришёл задать вам пару вопросов, если вы не против, — мужской голос, в противовес сестре, звучал грубо, властно и снисходительно-вежливо.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, кто бы вы ни были, — веки предательски не поддавались Даниле.

— Я представитель Следственного комитета, расследую случившийся четыре дня назад теракт. Мне известно, что вы сыграли в нём далеко не последнюю роль.

— Если роль жертвы можно назвать ролью, — лёгкий смешок исказил опалённые губы.

— Можно. Я бы хотел получить ваше разрешение на данные, которые зафиксировала ваша карта памяти 15 декабря 2273 года с 18:25 по 18:40. Как вы поняли, меня интересует непосредственно момент взрыва и все детали, которые могли… да боже мой! — следователь быстро подошёл к окну и задёрнул занавески, чтобы собеседник перестал наконец корчиться и смог спокойно говорить.

— Спасибо. Да, пожалуйста. Мне нечего скрывать от вас.

Человек в чёрной полувоенной форме безрезультатно пытался вернуть себе прежнее хладнокровие, но на покрасневшем лице его начала появляться испарина:

— Это хорошо. Это правильно. Но имеются некоторые формальные процедуры, которые мы сможем провести только после вашего выздоровления, а это очень замедлит дело. Поэтому я бы хотел попросить вас помочь мне обойти все эти формальности…

Позади следователя, у дверного проёма, стояла маленькая, щуплая азиатка; культи ног её были прикреплены к металлопластиковым эластичным протезам. Слишком дорогим для этих мест.

— Я дико извиняюсь, но все зрительные файлы я смогу вам предоставить только в присутствии адвоката и при наличии всех необходимых с вашей стороны документов.

Чёрные отверстия ноздрей угрожающе расширились на красном лице следователя. С жадностью втягивая хлорированный воздух помещения, он прошипел:

— Вижу, вы знакомы с законами Российской Империи, Даниил Олегович. Вы большой молодец! Если вы не против, позвольте хотя бы задать вам пару вопросов.

Данила кивнул.

Лицо азиатки было располовинено однотонной чёрной татуировкой, что ровными прямыми линиями огибала нос, губы и веко девушки.

— Сколько вам полных лет, Даниил Олегович?

— Двадцать восемь.

— Какими были ваши последние действия, что вы помните?

Ответ последовал с некоторым затруднением:

–…я… говорил по телефону… с подругой. Мы собирались встретиться. Говоря, сел в вагон на станции «Достоевская», поэтому не особо наблюдал за происходящим вокруг — огромная толпа, давка. Всё как обычно. Тут вам придётся ждать видеозаписи с моей карты памяти.

— Куда вы направлялись?

— Домой. Дальневосточный проспект. Но… мои планы изменились, и я собирался встретиться с подругой, как я уже сказал.

— До свидания, Даниил Олегович. Благодарю за сотрудничество, — следователь развернулся и вышел из палаты, маленькая азиатка исчезла следом за ним.

Уставшее сознание парня начало медленно расслабляться, позволяя воспринимать всё больше деталей окружения — огромные массивы тел серыми мясными дюнами заполнили пространство палаты.

«Так сразу и не скажешь, кто из них мёртв. Неудивительно, что трупы не успевают выносить до их частичного разложения».

Осыпающиеся стены сочились звуками пьяного угара.

«Видимо, сегодня Новый год… или, может быть, завтра…»

Обитатели больницы радовались исключительному дню, громким смехом и разговорами заглушая его начало. Неуверенный шёпот молодой стажёрки вновь обратился к нему:

— Тот человек ушёл… не хотите?.. — она неуверенно протянула ему руку с бокалом вина.

— Вы всё это время были здесь?

— Нет, я отходила… тот человек меня сильно напугал… а ещё я ходила за вином… праздник же… — добавила она в конце, видя, что собеседник никак не реагирует на предложение.

Девушка выглядела измотанной, её красные, раздражённые глаза устало смотрели из серых впадин глазниц.

— Пусть кто-нибудь уберёт вон того человека. Он мёртв.

— Ой… — Данила почувствовал, как пара капель вина попали на лицо, — извините нас… сейчас всё поправим… — и она исчезла за дверным проёмом, за громкими звуковыми волнами новогоднего хаоса.

— Как же все мы устали, — вырвались мысли парня утробным хрипом, — несчастные аборигены современности…

«…обряды. Как обезболивающее рациональной части нашего сознания. Плацебо, которое убьёт тебя, если ты действительно болен. Все мы будем больны до тех пор, пока обряды будут являться частью нашей жизни».

Сетевая пелена вновь поглотила зрение Данилы, погрузив сознание в длинный коридор с блестящим от влаги гранитным полом и свежевыкрашенным бетоном синих стен. Пластиковый черенок швабры монотонно мелькал в кадре, объясняя наличие влаги на полу — Митрофан вяло макал швабру в ведро с водой и, не выжимая, правил ей у себя под ногами.

«Личному составу воинской части прибыть в учебную комнату», — раздался изменённый рупором механический голос дневального, следом за ним — хаотичный бой нескольких десятков военных сапог о мокрый гранит длинных коридоров. Митрофан быстро схватил уборочный инвентарь и закинул его в темноту ближайшей комнаты, с шумом захлопнув дверь. Через мгновение его топот слился с общим шумом бегущей толпы.

Дрожащая камера привела раненого зрителя в кабинет с ровными рядами стульев и парт, за которые нервно бросали свои тощие тела испуганные молодые солдаты.

–…нашей армии отстоял границы в битве у Сибирской косы, — вещал хриплый голос старого офицера, — но понёс огромные потери личного состава. Вас перенаправляют туда же, в военно-полевой госпиталь, для оказания помощи санитарам в лечении больных и раненых. Ведите службу достойно! И… — он окинул взглядом солдат, смягчившимся голосом добавил: — и будьте осторожны. Передовой разведотряд фактически был отрядом смертников, состоящим практически из одних только зеков. Вы их вылечите, а мы их отправим обратно, отдавать долг родине.

Когда в уши врезался сотенный гул агонизирующих голосов, Данила болезненно дёрнулся от неожиданности. Пространство заполнилось звуками страданий. Резкий переход кадра в полевой госпиталь подсказал парню, что эти стоны не касаются реальности — они всё ещё относятся к далёкому прошлому. К Третьей мировой войне.

Камера несла сознание Данилы сквозь туманную прозрачность ценза, который плохо скрывал алые останки ещё живых людей — созданная цензурой однородная телесная масса смотрела на Митрофана Космодемьянова сотней воспалённых глаз по обе стороны узкого пролёта, вдоль которого он нёс свою камеру. Обезумевшие солдаты тянули культи в надежде схватить его несуществующими пальцами, но лишь втыкали в ноги парня безобразную мякоть своей покалеченной плоти. Камера начала нещадно трястись, избавляя зрителя от страшных картин, мгновенный кадр мокрой земли и темнота — Митрофан упал в обморок, оставив Даниле лишь возможность слушать:

–…весь десантный батальон! Дождь из мертвецов… мертвецы падают с неба… все они уже мертвы! Все!.. все мертвы… все мертвы… весь десантный батальон… все мертвы… дождь из мертвецов…

–…что меня убило?! Я не понимаю! Что убило?! Что меня убило… товарищ сержант, от чего я мёртв?! Что убило…

–…руки превратились в пыль… тело превратилось в пыль… все вокруг превратились в пыль… они вернутся… и я стану пылью… они вернутся, всё станет пылью…

— Тут молодому плохо, вы двое — срочно уберите его с прохода куда-нибудь!