На волнах Приморья

Дмитрий Коровин, 2019

Они студенты параллельных групп: он – скромный парень и бывший спортсмен, она – надменная красотка с подозрительным прошлым. И вроде бы молодых людей ничего не должно связывать, но однажды их взгляды пересеклись…В самобытном антураже Владивостока он будет неотступно искать с ней встречи, пытаясь вывести из мира темного и порочного, а возможно, что ради любви, пожертвует своим собственным.

Глава 1

В этот пасмурный июньский день старшекурсника Никиту Садакова терзало состояние отрешенности. В позе мученика он склонился над толстой тетрадью в коридоре одного из корпусов Владивостокского государственного университета экономики и сервиса, или проще говоря «ВГУЭС», и внешне казался сосредоточенным и спокойным. Однако внутри него бушевал маленький бунт, и голоса, доносившиеся из подсознания, негромкими хоровыми воплями настойчиво скандировали «перемен!»

Мозг, накануне подготовленный к экзамену, предательски отвергал науку. Казалось, все, что он впитал за прошедшие дни, исчезло за мгновение, было отторгнуто или стерто; он словно потерял свою хваленую нейропластичность. Буквы, цифры, знаки — танец оголтелых чертенят на припорошенной снегом поляне. Одна большая слившаяся бессмыслица.

— Садаков! — вдруг окликнули извне, заставляя Никиту очнуться и невольно поднять голову, налившуюся свинцом. Взгляд выхватил фигуры трех-четырех сокурсников, скользнул по стене на дверь — откуда высунулась призывающая физиономия улыбчивого студента — и Никита неохотно спрыгнул с широкого подоконника на пол, в последний раз посмотрев на абракадабры, внезапно дешифрованные, но уже не успевавшие поделиться тайнами с чтецом. Да и было не нужно, он же все это знал! Два дня провел в попытках обуздать сей строптивый предмет, гоняя его по прерии как дикого, неутомимого жеребца, не подвластного ни кнуту, ни прянику, но все же приманил и оседлал.

— Удачи, — послышалось откуда-то.

Расплывчатые фигуры сокурсников, вдруг ставшие тенями, проводили экзаменуемого до двери зловещей аудитории, будто священники до эшафота.

На подкошенных усталостью ногах Никита вошел, чуть приседая на месте от невидимых на спине булыжников. Несколько жертв, приговоренных ранее, были рассажены на первых рядах с некоторым расстоянием друг от друга. Так никто никому не мешал, чему новоприбывший искренне порадовался, уверенный в своих знаниях, начинающих, наконец, возвращаться в упрямую голову. Ему не нужно было не просить, не подсказывать. Лишь умиротворяющая тишина, да хладнокровный взгляд седовласого преподавателя в сером потрепанном пиджаке — все, что помогло бы собраться и взять себя в руки. Изначальная паника плавно переходила в легкое здоровое волнение, нервы успокаивались, исчезала внутренняя дрожь, и только гулкое «берите» раскатилось по залу, заставляя молодого человека приблизиться к столу и обменять зачетку на билет.

— Уваров, вы готовы? — спросил преподаватель, как только Никита занял место с краю первого ряда.

Кто-то спустился из-за спины, мимо прошел со вздохом, сел у стола с билетами на заскрипевший стул и приготовился к допросу. Но до Никиты долетали лишь обрывки бессвязных фраз. Им полностью овладело задание, совсем не то, какое судьба за все труды и муки могла бы предложить, но все же молодой человек знал, что с ним делать. Осталось порыться в стеллажах памяти, найти нужную полку, вынуть требуемую информацию, набросать кое-что на листе, а остальное пробормотать устно. Больше слов — меньше вопросов. Главное держать себя уверенно!

Когда на месте испытуемого сидел уже кто-то другой, Никита записывал хронологию будущих ответов в виде усеченного плана из двенадцати пунктов. Теперь осталось продышаться спертым воздухом пыльной аудитории, окончательно распрощаться с притихшим волнением и поднять руку.

И юноша отвлекся, посмотрев на экзекуцию с участием девушки из параллельной группы, под чей приятный голос он готовился сейчас, провалившись в себя. Никита, конечно, ее узнал. За эти длинные четыре года он многократно с ней встречался, сидел на тех же лекциях, сдавал зачеты и экзамены в один день, видел идущей в университет по улице, и вместе они замирали на остановке в ожидании разных автобусов. Она, как правило, уезжала на первом номере, или, не дожидаясь его, прыгала в маршрутку; Никита оставался ждать пятнадцатый или шестнадцатый. Но успевал ли он заговаривать с ней, или же она его о чем-нибудь спрашивала? Возможно что-то незначительное, вскользь брошенная фраза о пустяках или погоде: что завтра обещали дождь, что плохо ходит городской транспорт, что заболел преподаватель и у них тоже не будет практики. Второстепенные встречи, забытые уже в момент их появления. Но почему?

Она сидела к Никите боком, отвечая на поставленные вопросы, гноем льющиеся с уст экзаменатора, как из лопнувшего на языке нарыва. Бедная, несчастная девушка, отчаянно ломающая странно переплетенные вовнутрь пальцы сложенных на коленях рук. Перед этим безжалостным палачом она казалась незащищенной, немного потерянной и смирившейся в ожидании участи. Редкий правильный профиль, плавные черты маленького подбородка, прехорошенький носик, в удивлении приоткрытый аккуратный рот, длинные ресницы на полуопущенном веке, и черная арка брови над ним, не тонкая и не толстая. Очень, очень симпатичная девушка, но почему Никита никогда не уделял ей более продолжительного внимания? Почему не засматривался на общих лекциях, почему не разглядывал на остановке? А ведь сегодня последний экзамен и она растворится до самого сентября!

Молодой человек так пристально таращился на девушку, что даже перестал моргать и, наверное, его пронзительный, проницательный взгляд она почувствовала кожей. И как только седовласое чудовище отвлеклось, перелистывая зачетку, девушка сейчас же оглянулась на Никиту. Но странно, он не спрятал глаз, не отвел их в сторону, а все также продолжал смотреть, зная, что ничего она поделать не сможет — не скажет колкую остроту, не швырнет туфлей, и даже брови не поднимет, беззвучно спрашивая — «парень, что надо?»

«А она действительно красива», — убеждался Никита, смело вкушая цельную картину нежного женского портрета, уже повернутого анфас на изящном мольберте. Дольше, дольше, дольше — холодок по спине — дольше держать контакт, гипнотизировать, влюбить, насытиться ей вдоволь до начала учебного года!

Но почему Никита не опустит взгляд, почему не почувствует себя наглецом? Ведь он всегда был очень робок с мало знакомыми девушками, и должен уже ощутить все оттенки стыда. Но Никита смотрел открыто, словно пытаясь нащупать женскую душу на каком-то космическом уровне.

— Что ж, Максеева, — вдруг произнес преподаватель, медлительно выводя подпись, — материал вы, несомненно, знаете, только запутались конкретно, намешали…

Девушка отвернулась от Никиты, с досады прикусив губу, и жалобно взглянула на мужчину.

— Не пугайтесь, четыре, — добавил он. — Как говорится, чем могу.

Экзаменуемая просияла, обронила быстрое «спасибо», поднялась и бросилась наутек. В этот момент она, наверное, забыла и о молодом человеке, и о его выходке, а он проводил ее глазами до самых дверей, оценивая легкую походку, облегающие джинсы-клеш и все, что в них было припрятано. Девушка замедлилась, приоткрывая дверь, протиснулась в узкий проем, словно кошка, развернулась и… взглядом дотянулась до Никиты, застывшего на первом ряду у окна. Полминуты они смотрели друг на друга, пока преподаватель, взвешивая плюсы и минусы, решал, что поставить студентке; тихие, спокойные, медленные полминуты, а здесь — секунда, но какая яркая! Молодого человека обожгло. Он мгновенно опустил глаза, уткнулся в стол и покраснел. Дверь закрылась.

«Максеева, Максеева… — мысленно твердил Никита, ерзая на месте. — Как же твое имя? Максеева… Максеева Кристина!»

— Вы что там оживились, Садаков, готовы? — прогремел голос преподавателя и Никита кивнул.

Изложение вызубренного материала продолжалось не более десяти минут. Боясь сделать даже незначительную паузу, Никита тарабанил беспрерывно, зная, что дополнительные вопросы, которые могли его застигнуть врасплох, все равно будут заданы под завершение. Но прерваться, сбиться и забыть было куда страшнее. И когда ему показалось, что дело выгорело, а одиннадцатый пункт плана вычеркнут, студент вдруг посмотрел на руки и заметил, что пальцы сплетены по подобию предыдущей ответчицы.

Никите стало смешно, он непроизвольно улыбнулся и смолк, услышав:

— Ну-ну, продолжайте…

А продолжать-то было нечего! Студент споткнулся правым полушарием мозга о левое и напрочь выбросил из памяти все, что таилось под двенадцатым пунктом.

«Бухгалтерский учет внешнеэкономической деятельности, — про себя проговорил Никита. — Предательский почет капиталистической самонадеянности».

— А я закончил, — бодро произнес он вслух, догадываясь, что дополнительные вопросы будут теперь касаться недосказанной им нелепицы из двенадцатого пункта. Что ж, может это и лучше, но про пятерку теперь можно забыть.

Выйдя из аудитории расслабленным, но каким-то опустошенным, Никита сразу столкнулся со своим другом — Леонидом Зуборевым.

— О! Тебя уже переварил этот антропофаг? А я вот только что пришел, — выдал он через ухмылку, делая физиономию вопросительной. — Ну?

Никита поднял руку с растопыренной пятерней, какое-то время смотрел на нее и загнул большой палец.

— Молодец! — похвалила девушка-одногруппница стоявшая рядом, но Никита лишь с досадой развел руками, зная, что сегодня был достоин большего.

Снова вспомнив о причине неудачи, он взглядом пробежал по физиономиям студентов, количество которых, после того как он зашел в аудиторию, утроилось. Ни у окна, ни у стены, ни в дальней кучке из нескольких девушек Кристины Максеевой не было, и Никита попросил Леонида отойти в сторонку.

— Видел сейчас брюнетку в темных джинсах и кофте, выпорхнула передо мной?

— Кристинку что ли?

— Ты хорошо ее знаешь?

— Да не особо, так-сяк, калякаем иногда. Ну и в клубе, помню, год назад зависали в бильярдной.

— Распиши в деталях… — настоял Никита.

— Что ты хочешь узнать? — прямо спросил Леонид.

— Все! Чем дышит, с кем живет, и главное — с кем встречается?

— А-а-а, вон ты о чем… Ну, откровенно говоря, информация поверхностная. Наблюдал несколько раз одного верзилу, подвозившего ее на черной «авоське».

— «Ауди»?

— Ну да. В городе, под завязку насыщенным азиатским хламом, европейские экипажи предпочитают лишь затертые богачи, доморощенные бандюки, да двинутые эстеты.

— Уж он, конечно, не эстет.

— Едва ли. Да и вообще, странного вида типы крутятся вокруг Кристины. Она, надо понимать, даже с собственной группой не тусуется. Ни разу не встречал ее в наших кафе хохочущей и цедящей с подружками кофе. Со всеми деловые отношения, от студеней до преподов.

— Не нашла сторонников по интересам, — предположил Никита. — Такое бывает.

— Не то говоришь, — возразил Леонид. — Ей с ними скучно — это факт, они для нее еще дети.

— С чего ты взял?

— Когда увидишь ее амбала, сам поймешь.

— Постой-постой, кажется, начинаю припоминать…

— Ну вот.

И теперь Никите стало ясно, почему он не замечал эту девушку. Кристина изначально была переведена в так называемую касту чужих. Касту, члены которой никогда не будут его друзьями, не важно, нравятся они или нет. В ней находились люди другого уровня, не лучше и не хуже, просто совершенно другого. Подобные социальные распределения у Никиты сложились еще со школы. Мешали они или экономили время (оберегая от ненужных знакомств, а, следовательно, и от сомнительного рода приключений), он и сам затруднялся бы ответить и все-таки придерживался этой позиции, будучи убежденным, что случайные встречи по большому счету не гостинцы судьбы, а повестки на испытания. Только зачем же они нужны, если могут не закалить, а надломить? Никита мазохистом не был, да и рисковать не любил.

В таком же тоне он поступил и с Кристиной, решив, что ему нечего ей предложить. Амбал из черного «Ауди» — противник не его уровня! Зачем же искать проблем, зачем навязываться и унижаться, зачем штурмовать заведомо неприступную крепость, провоцируя на заранее проигранный бой? С самых первых секунд Кристина Максеева стала для него чужой, и на тот момент для семнадцатилетнего юнца это было правильным решением. Ровесницы предпочитают мальчиков постарше, и четыре года назад, любознательной первокурснице, внезапно получившей право на самостоятельность, нравились те, с кем можно было ощутить свободу, кто мог всему научить, с улыбкой провести по запретным лабиринтам и бархатным голосом рассказать о самых мерзейших вещах.

Однако жизнь непредсказуема и должна состоять из сюрпризов. Год подгоняет год, меняя вокруг и людей, и нравы. Вчерашние одиннадцатиклассники становятся старшекурсниками, они взрослеют, набираются опыта, превращаются в мужчин, повышая свою привлекательность сформировавшимися: разумом и телом. Для девочек с первого курса они теперь завидные любовники, а для наигравшихся со старичками ровесниц — кандидаты в женихи.

— А что это ты вдруг не с того не с сего загорелся-то? — спросил Леонид и положил руку на дружеское плечо, чтобы вывести Никиту из задумчивости.

— Сам… не знаю… — с паузой протянул Никита, постепенно возвращаясь в реальность.

— Могу навести справки, если хочешь.

— Как?

— Юльку спрошу, она из ее группы.

— Ты же на днях мне сказал, что у вас все кончено?

— Почти. — Леонид ухмыльнулся. — Если раньше встречались три раза в неделю, теперь два.

— Спроси, — процедил Никита, озираясь по сторонам в опаске быть услышанным кем-то еще. — Но нужна верная информация, без примеси всевозможных сплетен. И обо мне не трепись.

— Да ты что, чувак? Разве Юлька станет мне рассказывать, если я совру, что это для меня или для какого-то мифического знакомого? Ты же знаешь, насколько она ревнива! Это же Отелло в юбке! Не буду я из-за тебя сокращать наши встречи до одной, проще разбежаться, да новую найти. — Леонид обернулся, оглядев студентов. — Да вон, хоть Мариной заменю, она давно мне глазки строит. Привет Марин!

— Виделись, алень! — ответил издали женский голос.

— Не тот, который с рогами, надеюсь?

— Неа, другой! Тот пишется с «о»! — Девушка захохотала.

— Ладно, не переживай чувак, узнаю, — обнадежил молодой человек, возвращаясь во внимание Никиты. — Но запомни, если завтра я положу тебе на стол ее номер телефона, ты поможешь мне с дипломной работой.

— Эко ты шагнул! До нее еще два семестра, за которые тебя дважды могут отчислить.

— Да кто теперь отчислит — не мытьем, так катаньем! Нас почти перевели на последний курс, теперь без хрена не сожрут! Ну, так что?

— Помогу, если сам выживу.

— А ведь, правда… — задумчиво пролепетал Леонид. — Выживешь едва ли, если архангел Кристины голову тебе где-нибудь открутит.

— Думаешь, не стоит пытаться? — спросил Никита.

Собеседник пожал плечами, замечая оживление в отдаленной девичьей кучке, и увидел упомянутую Юлию.

— Приперлась… — объявил он. — Сейчас полезет целоваться, а я сегодня зубы не чистил. Запашок, будто крысы нагадили, причем целой стаей.

— Бухать надо меньше.

Леонид недвусмысленно передернул плечами еще раз и сделал виноватое лицо.

— Народ! — вдруг раздалось откуда-то. — Чей зонт!?

— Блин, это же мой, — спохватился Никита, направляясь к окну, где рыжий парень из параллельной группы держал оставленную вещь на вытянутой вверх руке.

Через секунду, пытаясь спрятаться от подружки, к окну подошел Леонид.

— А если я раздобуду ее телефон, ты позвонишь, пригласишь на свидание, и она пойдет? — бегло пролепетал он прямо в ухо.

— Эх, Лёня, аппетит у тебя разыгрался не на шутку! Скромнее надо быть.

— И все же?

— Буду писать тебе курсовые, — пообещал Никита.

— Отличненько! — воскликнул Леонид, потерев ладони. — А если… гм, да о чем это я? Если, если… бьюсь об заклад, не фига у тебя не выгорит, не пытайся даже и время не трать! Раньше все же Максеева была куда проще, сейчас накрученная какая-то ходит, смурая, и в одежде под стать, ворона. Так что заранее освобождаю от всех договоренностей, даже просить ничего больше не хочется, потому что мне уже тебя жаль. Бегал полгода бирюком и вдруг на тебе, прорвало! Кристина Максеева! Здрас-с-сти! Эх, Никитос, Никитос… не надо было плевать в колодец и расставаться с бывшей, не лез бы сейчас к другим, задыхаясь от жажды. Не потянешь ты, стержень не тот, да и финансы…

— Хочу через Максееву возненавидеть всех женщин, что послужит оправданием моего дальнейшего одиночества, — объяснил Никита. — Устраивает тебя такой ответ?

— Допилим позже, — ответил собеседник, раскрывая объятия приближавшейся девушке, и обрадовано рыча: — Мур-р-рлыка!

Будучи парнем весьма солидного телосложения склонного к полноте, Леонид обнял Юлию так, что она на фоне его тела почти скрылась из виду. Лишь макушку с копною соломенных волос смог различить Никита над мужским плечом.

— Долго шла! — скабрезно выплюнул он вместо приветствия, с завистью глядя на происходящую сцену.

Высвободившись, наконец, из плена, Юлия стала рядом, держа своего возлюбленного под руку.

— Никуха уже сдал, — поделился Леонид.

— Правда? — удивилась девушка. — На что?

— На о'кей, — ответил Никита, показывая англосаксонский жест.

— Сильно валит?

— Не слабо.

— А ведь нас предупреждали… — проворчала Юлия.

— Да не волнуйся, золотко, — подключился Леонид. — Сейчас наестся до отвала, устанет и будет тройки рисовать лишь за один «добрый день». Это Никеша зачем-то в такую рань заперся.

— Он меня в коридоре видел, — добавил Никита. — А потом и вызвал.

— Хох, вот так тебе и надо, — пробормотал Леонид. — Упустил час сна — упустил пятерку. Студент как виноград, он добродить должен! Верно, Мурлыка?

Девушка закивала.

— Посмотрим, останется ли у вас хоть капля оптимизма, когда вы выйдите оттуда, — проговорил Никита, кивком указывая на дверь. — Ладно, ребята, поеду домой, чего-то мне поплохело, голова чугунная, да и вообще… прилечь хочется…

— Переутомился, — ввернула Юлия.

— Может.

— Не-э-э… — не меняя веселого настроения, заблеял Леонид. — Это у него от Купидона! Стрелу поймал!

— Поздновато что-то весна пришла, — с ухмылкой прокомментировала девушка.

— Наш Никеня человек дисциплинированный, у него даже любовь по расписанию. Экзамены сданы, теперь можно и романы крутить.

Друг повернулся спиной, делая шаг вперед.

— Обиделся что ли? — возмутился Леонид, останавливая его за плечо. — Я тебя просто захотел подбодрить, хотя и не понимаю, зачем тебе это нужно? Тебе — сдавшему все экзамены!

Никита пожал плечами, настаивая на своем:

— Пойду я, ребят, в деканат еще надо заскочить. Ни пуха вам обоим! Созвонимся!