Город без полиции

Анна Малышева, 2006

Долгое время Таня старалась забыть о своей утрате – без вести пропал любимый человек, уехавший в Грецию на заработки. И вот спустя четыре года Тане, уже успевшей выйти замуж и смирившейся с потерей первой любви, звонят из Греции и просят помочь в опознании тела. Приехав на остров Эвию, где произошла трагедия, девушка опознает вещи Паши, узнает, что он погиб от двух выстрелов – в грудь и голову, и на этом ее миссия могла бы считаться выполненной, но… Таню тревожит череда странных происшествий, которые нельзя считать случайными…

Глава 3

Ольга не солгала — возвращаясь в Мармари, она уверенно вела потрепанный маленький джип по извилистой дороге, освещенной только садящейся за горы луной, при этом умудрялась курить и жестикулировать при разговоре. Оуза, анисовая греческая водка, окончательно развязала ей язык, и молодая женщина общалась с Таней, как со старой подругой, от которой у нее не может быть тайн.

— Знаешь, я здорово ошиблась, когда уехала из Питера пять лет назад, — говорила она, так лихо проскакивая крутые виражи, что ее испуганной и совершенно трезвой спутнице казалось, что они вот-вот сорвутся с обрыва в море. — Мне так хотелось что-то поменять в жизни, надоело все дома — и работа, и квартира, и знакомые, и я сама себе надоела… А тут появился симпатичный мужик, буквально сразу предложил замуж, я съездила сюда, взглянула, как он живет… И все было таким другим, таким ярким, что я просто ослепла! Приехала домой, говорю: «Мама, я буду жить в раю!» А на самом деле тут дико скучно, и этот рай уже в зубах навяз… Может, так и должно быть?

Она издала ироничный хмельной смешок.

— Я всегда себя спрашивала — какого дьявола Адаму и Еве понадобилось есть то яблоко, ведь нельзя же было, ясно сказано! Теперь, кажется, понимаю. Они просто загибались со скуки! Человеку вообще свойственно искать на свою задницу приключений! Вот я — кажется, чего мне не хватает? Мой муж, конечно, не миллионер, так, крепкий середняк, но у нас хороший дом, большой катер, три машины, у него свое дело, с голода не умрем! Дочка у меня замечательная, работать никто не заставляет, море — вот оно, да какое! Ведь рай, правда, Тань?

— Рай, — покорно откликнулась та, молясь, чтобы ее разговорчивая подруга держала дорогу в поле зрения. Таня ощущала себя заложницей — остановить машину и выйти невозможно, другого транспорта на этом шоссе в три часа ночи не найти, да она и не имела привычки искать приключений, как выразилась Ольга. Оставалось покориться судьбе, которая, как известно, часто благоволит к пьяным. «А что мне оставалось делать? — беспомощно спрашивала она себя и тут же со злостью отвечала: — Не соглашалась бы идти с нею в кафе, молчала бы про свой несчастный день рождения, разыграла бы приступ мигрени, и главное — не позволяла бы ей так фамильярничать! И уже была бы в своем номере, спала бы, как младенец! Но откуда же я могла знать, что она так налижется!»

— Вот и ты говоришь, рай, — кивнула ей в ответ Ольга, и голос ее зазвучал уныло, словно все хмельное возбуждение разом улетучилось. — А я в этом раю начала сходить с ума… Встану утром, сделаю мужу и дочке завтрак, приберусь, выйду за покупками… И мне вдруг покажется, что это все не со мной, а будто я какой-то бесконечный фильм смотрю, про какую-то незнакомую женщину… И переключить канал нельзя, и послать все к черту поздно! Страшно!

Таня не ответила ей — в этот миг из-за темного холма, который они огибали на вираже, показалась цепь огней на берегу моря. Это был Мармари, и девушка быстро помолилась про себя о том, чтобы проехать оставшиеся километры благополучно. Она даже перекрестилась, что делала крайне редко — в ее поле зрения как раз попала большая белая церковь у въезда в городок. Крест, венчающий ее шпиль, был иллюминирован голубым неоном. Эту особенность украшать церкви она уже успела отметить в Каристосе и задумалась над тем, как выглядела бы подобная подсветка в Москве и не сочли бы ее многие кощунством. Ольга снова угадала ход ее мыслей — она вытянула вперед руку с зажатой между пальцами тлеющей сигаретой:

— Во-он тот голубой крест видишь? В этой церкви стоял гроб моего свекра. Там-то в него каким-то образом и подсунули твоего парня, больше было негде! Дома-то я сама с ним возилась, наряжала, уж второго покойника точно бы заметила!

— Да как такое возможно? — пробормотала Таня, не сводя глаз с неонового креста, казалось, плывущего над темным морем безо всякой опоры. — Неужели никого не было рядом с гробом?

— Значит, улучили момент, — пожала плечами та. — Гроб простоял всю ночь, родственники там, конечно, присутствовали… Но я ни за что не ручаюсь, сама там не была. Зойка только что родилась, я просто на части разрывалась между нею и этими похоронами. Все как в тумане помню. Но, разумеется, кто-то там был, присматривал!

«Лихо присматривал, если к ним чужого покойника подложили!» — подумала Таня, однако ничего не сказала — их рискованное путешествие уже близилось к концу, машина въехала на пустынные улицы Мармари. Сейчас, за полночь, слабо освещенный фонарями городок очень походил на театральную декорацию, ожидающую появления актеров, и Таня в какой-то степени поняла слова своей спутницы о том, что та часто ощущает себя героиней фильма. «Жить здесь, я думаю, приятно, но мне было бы как-то не по себе!» — Решила девушка, с облегчением следя за тем, как в конце круто забирающего в гору переулка появляется сине-белая неоновая вывеска «Солнце Мармари». Для украшения своих домов и церквей греки явно предпочитали цвета национального флага. Ольга говорила еще что-то, но девушка уже не слушала — как только джип остановился у входа в отель, она открыла дверцу и выпрыгнула из машины.

— Спасибо, что довезла, а теперь я побегу к себе, страшно спать хочу! — выпалила она. — Завтра увидимся, как договорились!

— Ты уже ложишься? — разочарованно протянула Ольга. Свет из приветливо распахнутых дверей отеля падал прямо ей в лицо, и она щурилась, недовольно отодвигаясь в глубь салона. Ее глаза были мутными и усталыми, в углах рта появились морщинки, которых днем Таня не замечала, — в этот миг ее новая знакомая казалась старше своих тридцати лет. — Может, выпьем по чашечке кофе? Матильда наверняка не спит, она сварит…

— Исключено, уже поздно! — решительно отказалась Таня, отступая к дверям. — Счастливо доехать!

Ольга что-то крикнула ей вслед, но девушка не расслышала — она так стремительно вбежала в холл «Солнца Мармари», словно следом за ней гналась компания пьяных хулиганов. Впрочем, будь это и так, ее тут никто бы не защитил — за стойкой портье было пусто. Никто не вышел ей навстречу, и она от души порадовалась тому, что случайно прихватила с собой ключ от номера. «А паспорт я больше у портье не оставлю, — решила она, быстро поднимаясь по винтовой лестнице. — У них тут ничего не охраняется, надо же! В одном этом холле можно за пять минут украсть всякого-разного как минимум долларов на пятьсот! Хотя что это я? Это же город без воров!»

Улыбаясь своим криминальным мыслям, она отперла номер, попутно отметив детскую ненадежность замка (он выглядел так, словно его можно было открыть с помощью пилки для ногтей). Войдя, везде зажгла свет, включила телевизор, отыскав музыкальный канал, плотнее задернула штору на окне, словно стремясь отгородиться от глухой черной ночи, притаившейся за перилами балкона. Ей было не по себе в этом замершем безмолвном здании, и Таня боялась думать о том, что номера слева и справа от нее, наверху и внизу, да и вообще везде — пусты. «Хотя бы портье дежурил в холле, так нет, — с досадой подумала она, стягивая куртку и вешая ее в стенной шкаф. — А если что случится? Если бы тут никогда ничего не случалось, как уверяет Оля, меня бы тут просто сейчас не было!»

Эта мысль ее совсем не ободрила, и она немедленно проверила, заперла ли за собой дверь номера. Трусливый жест ничуть не успокоил Таню, напротив — глухая паника, медленно овладевавшая ею, начинала звучать все явственней, заглушая прочие чувства. Дошло до того, что ей показалось, будто в коридоре слышатся чьи-то осторожные шаги — словно кто-то крадется вдоль запертых дверей и останавливается перед каждой, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Ладони у нее мгновенно стали влажными, она торопливо вытерла их о вельветовые штаны и заставила себя отступить от двери, вернуться в комнату.

«Просто бред, это все из-за могильных тряпок, которые мне показывали в полиции. — Она уселась на постель, прибавила звук в телевизоре, нервно улыбнулась, пытаясь себя подбодрить, но улыбка вышла жалкой и слабой и мгновенно сползла с лица. Ей было по-настоящему жутко. Взгляд упал на телефон. „Надо немедленно позвонить в Москву, поговорить с Ваней! Он скажет пару слов, и мне станет легче!“

Таня сняла трубку и старательно изучила памятку, лежавшую рядом с телефоном. Там был и английский текст, из которого она, однако, не уяснила самого важного — как позвонить в Москву? «Вот растяпа, не знаю даже международного кода России! — Она взглянула на часы. — Почти два. У нас на час меньше или больше? Какая разница, все равно ночь, и Ваня спит. Правда, можно бы и разбудить, завтра все равно выходной, но он будет недоволен…» От этой мысли паника как-то сразу поутихла — она представила себе раздраженный голос мужа, спрашивающий ее, неужели нельзя было позвонить раньше или отложить звонок на завтра, раз не случилось ничего срочного? Именно так он бы и говорил с нею, это она знала по опыту, и она бы даже не обиделась — обижаться она отвыкла. Муж был прав, сто раз прав в таких случаях, а она не права кругом — развинтилась, дала волю эмоциям, да еще попыталась вовлечь в свой психоз других… Таня положила трубку. Звонить расхотелось, и шаги в коридоре больше не мерещились. Девушка слабо улыбнулась, вспомнив, что ей однажды сказала мама, узнав о таких сценах между супругами. «Он тебя просто дрессирует! — заявила она. — Вырабатывает условные рефлексы — нельзя, можно… Интересно, что мы с отцом пытались делать то же, когда ты была ребенком, но ты кусалась, а вот ему разрешаешь! Сама-то хоть понимаешь, что пляшешь под его дудку?» Тогда Таня обиделась, но позже не раз молчаливо признавала правоту матери. Муж действительно дрессировал ее, а покорялась она ему — именно ему, никому больше — потому, что в Иване была некая спокойная, уверенная сила, которой хотелось подчиняться ради собственного блага. Такую силу безошибочно чувствуют дети и животные, такой силой обладают все хорошие дрессировщики и воспитатели. «Зато я стала куда уравновешенней, чем прежде! — замечала про себя Таня, когда сталкивалась с очередным проявлением твердой мужниной воли. — Смешно вспоминать, на что я была способна, когда жила с Пашкой! Мы с ним друг друга стоили!»

И сейчас, сидя на краю постели рядом с телефонным столиком, она спросила себя — а позвонила бы она среди ночи мужу, будь это не Иван, а Паша? Могла бы она просто сказать, что ей страшно, что этот пустой отель наводит на нее ужас и ей хочется услышать родной голос, пусть хоть несколько слов, любых, пусть ни о чем… «Я позвонила бы ему обязательно! — ответила она себе и, выключив телевизор, стала медленно раздеваться. — Мне даже не пришлось бы ничего объяснять. Мы часто болтали ни о чем. Вот я даже не могу толком вспомнить, о чем мы говорили те два раза, когда он звонил мне из Греции. Что-то просил передать сестре, но это касалось московских дел. Сообщал, что все у него в полном порядке. Мне казалось, он занят и звонит между делом, даже вряд ли расположен говорить со мной. И ничего у него на душе не было, могу поклясться! Ничего он не боялся, не предчувствовал, ничего не скрывал — я бы сразу поняла! То, что случилось, случилось внезапно. Он приехал сюда, почему-то не стал предъявлять документы, переночевал, утром куда-то ушел… А потом — два выстрела, в грудь и в голову, и все было кончено. Кто это сделал? Кто это мог сделать здесь, где он никого еще не знал?! Только этот его афинский приятель, Михаил, больше некому! Но ведь в отель Паша пришел один… Тот приехал следом? Что это — ловушка? Надо было выманить его в место поглуше? Зачем Паша вообще приехал сюда, если не по указанию Михаила?»

Таня так ушла в эти мысли, что забыла не только о своих страхах, но и о накопившейся усталости. За это время она машинально, почти не осознавая своих действий, приняла чуть теплый душ, почистила зубы, высушила волосы с помощью фена, предусмотрительно вмонтированного в стену. Девушка уже надела просторную футболку, заменявшую ей в путешествии пижаму, и собралась было нанести на лицо ночной крем, когда ее рассеянный взгляд упал на стакан, куда она только что поставила свою зубную щетку. Упал, остановился, и Таня уже не могла его отвести, а только спрашивала себя — как это ничего не заметила сразу, как вошла в ванную?

В стакане, кроме зубной щетки и тюбика с пастой, привезенных Таней из Москвы, находился предмет, который она с собой не привозила и которого здесь не было, когда она вечером покинула номер. «Я бы увидела! Я бы запомнила!»

Чуть дыша, она склонилась над раковиной, разглядывая стоявшую в стакане тонкую веточку какого-то неизвестного ей кустарника, усыпанную крупными, величиной с клубнику алыми ягодами — на вид очень спелыми и сладкими. Они были такими красивыми, что казались ненастоящими — ей пришлось взять веточку в руки, чтобы убедиться в ее естественном происхождении. Таня слегка нахмурилась, разглядывая находку, — ей, как большинству людей, не нравилось то, чего она не понимала, а чего ради здесь появилась эта веточка — она не понимала совершенно. «Горничная оставила? Почему в ванной? Почему в стакане с пастой и щеткой? Что за странный способ украшать номер? Могла бы найти какую-никакую вазочку». В конце концов Таня пришла к выводу, что горничная вовсе не думала декорировать ее комнату с помощью одинокой веточки кустарника, пусть даже такого красивого, а попросту забыла ее здесь во время уборки, хотя и воткнула на самом видном месте. «Интересно, эти ягодки съедобные? Наверное, варенье из них смотрится потрясающе! Спрошу завтра Олю, можно ли их купить и как они переносят перевозку».

Эти простые, хозяйственные мысли окончательно успокоили ее, и она улеглась в постель, продолжая думать о делах, оставленных в Москве, о своей новой работе, мнения о которой даже не успела составить — так недавно и скоропалительно туда устроилась. Посодействовал муж — жена его сослуживца только что ушла в декрет, и ее должность освободилась. На это место стремительно приняли Таню, и она опомниться не успела, как стала менеджером в большом мебельном салоне во Всероссийском выставочном центре. «А чего тебе еще надо? — спрашивал Иван, когда жена пыталась высказать ему свои робкие опасения, что, собственно, не готова к такой работе. — Ты по образованию — дизайнер интерьеров, так что мебель тоже по твоей части. А что бы ты хотела продавать? Чайники? Портьеры? Мягкие игрушки?» Таня отвечала, что вообще не хотела бы что-то продавать и не ради этой карьеры стремилась стать дизайнером. Она думала о творческой работе… На что муж вполне резонно ей ответил, что и творческие работники заняты тем же самым — банальной торговлей. «Потому что, родная, если они не умеют продавать свой труд, то очень легко могут сдохнуть с голода!» Таня больше не возражала — иначе муж наверняка назвал бы ее идеалисткой, а это в его устах было серьезным обвинением.

«Только какая же я идеалистка, если у меня нет никаких идеалов и поступаю я всегда так, как велит здравый смысл? — спросила она себя, погасив свет и опустив отяжелевшую голову на подушку. — Другой вопрос, хочу ли я этого, счастлива ли…» Но этот вопрос она предпочитала не задавать — ни другим, ни самой себе. Ответить «да» она не могла, ответить «нет» — боялась, ведь тогда это значило бы, что вся ее жизнь идет неправильно и ее требуется изменить. Но что нужно менять — работу, окружение, саму себя, — это был и вовсе неразрешимый, пугающий вопрос. Такие мысли чаще всего приходили к ней в тишине и темноте, перед тем, как Таня засыпала, и додумывала она их уже во сне. Вероятно, потому у нее часто было такое грустное, серьезное лицо, когда она спала. Муж удивлялся: «Тебе как будто всегда снится что-то очень печальное! Ты помнишь что?» Она отвечала, что не помнит, и думала о том, что Паша никогда ей этого не говорил — напротив, уверял, что во сне она всегда улыбается. Но Ивану это было совершенно незачем знать.

* * *

Она проснулась рано, со странным ощущением, от которого давно отвыкла, — на ее губах подрагивала улыбка. Это было так странно и приятно, что Таня некоторое время не решалась открыть глаза и лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, это было новое и вместе с тем хорошо забытое старое — когда-то она просыпалась вот так же, беззаботно и доверчиво улыбаясь миру. «Мне снилось, наверное, что-то очень хорошее, — решила она, приоткрыв глаза и сонно оглядывая свой номер, слабо освещенный тонким лучом света, пробившимся в щель между задернутыми шторами. — А что? Не помню. Почему я никогда не запоминаю снов?» Она выбралась из постели, раздвинула шторы и, как была, в майке, вышла на балкон.

Утро было лучезарным — таким бывает только утро бабьего лета на юге, на берегу медленно остывающего моря. Отсюда, с балкона отеля, выстроенного на склоне холма, Таня видела сбегающий к побережью маленький городок как на ладони — от края до края. Он весь был залит теплым оранжевым светом, и тем глубже казалась бирюзовая гладь тихого моря, густо усыпанного островами. Таня различила на другом конце городка пристань, а возле нее большой белый паром с желтой полосой на боку. В прозрачном воздухе четко читалось его название — «Звезда Эвии». Это на нем она приплыла сюда вчера. Таня с улыбкой кивнула ему, как старому приятелю. Такой же улыбкой она приветствовала пение петухов, раздавшееся вдруг из-за холмов, поросших лиловым вереском, — недалеко была большая деревня. «Я тут и суток не пробыла, а все кажется таким знакомым! — Она вернулась в номер, умылась и быстро оделась. — Вот бы приехать сюда в сезон, когда можно купаться, и прожить тут недели две, нет, три! Только чтобы ничего не опознавать, ни над чем не ломать голову, не думать об этой дикой истории с двумя трупами в одном гробу! Ну вот, я снова об этом!» Она расстроенно взглянула в зеркало и яростно расчесала щеткой спутавшиеся за ночь волосы. Веточку с красными ягодами, так и стоявшую со вчерашнего вечера в стакане с зубной щеткой, Таня после недолгих раздумий пристроила в петлицу своей куртки — ягоды так и горели на фоне коричневой замши. Взглянув на часы, она решила, что в девять утра вполне может рассчитывать на чашку кофе, а мысль, что она позавтракает одна, без Ольги, окончательно подняла ей настроение. «Может, она и замечательный, душевный человек, но, на мой взгляд, могла бы и не выворачиваться наизнанку. И потом, она слишком много пьет!»

Утренний пустой отель больше ее не пугал. Напротив, в нем было что-то веселое, забавное, как в опустевшей на время каникул школе. Спускаясь по лестнице, Таня с трудом удержалась, чтобы не крикнуть, разбудив в коридорах эхо. Внизу, у стойки портье, ее ждала Матильда. Увидев гостью, она широко ей улыбнулась и крепко пожала руку. Ее загорелые пальцы были сильными, чуть грубоватыми и вместе с тем на удивление приятными на ощупь. Эта рука излучала уверенность и дружелюбие.

— Как вы спали? — по-английски поинтересовалась хозяйка. — Хорошо отдохнули?

— Отлично, — искренне ответила Таня. — Здесь удивительно тихо!

Матильда улыбнулась, сузив свои искрящиеся кошачьи глаза — она и была в этот миг очень похожа на кошку, которую почесали за ушком:

— Это на самом деле деревня, особенно, когда кончается сезон. Я сама долго не могла привыкнуть к этой тишине. Я ведь из Милана! Когда Димитрий увез меня сюда, то первые месяцы боялся отпускать домой в гости, боялся, что не вернусь. После большого города трудно привыкнуть… Хотите позавтракать сейчас или подождете Олю?

Таня резко замотала головой. Вышло невежливо, но выразительно — Матильда лукаво улыбнулась, словно отлично поняла чувства своей гостьи.

Завтракала Таня в одиночестве, для нее уже был накрыт небольшой шведский стол. Кукурузные хлопья, йогурт, молоко, сыр и фрукты — все это было заботливо расставлено вокруг большого кофейного термоса и прикрыто крахмальными белыми салфетками. Девушка взяла тарелку и присела у самой балконной двери, чтобы видеть море. «Звезда Эвии» уже ушла, солнце поднималось все выше, заливая узкие улицы Мармари, круто взбирающиеся в гору. Городок менял цвет, становясь из песочно-оранжевого просто белым, каким и должен быть настоящий приморский городок, думала Таня. Она замечталась, сама не зная толком о чем, и вздрогнула, когда рядом раздался голос Матильды. Хозяйка желала знать, не добавить ли чего к завтраку?

— О, что вы, что вы! — почти испугалась Таня. — Все было чудесно!

— Когда у нас сезон, то вы понимаете, меню более разнообразное, — Матильда как будто оправдывалась. Было видно, что кухня — это нечто священное для этой женщины, и ее легче всего обрадовать или уязвить, именно коснувшись этой темы. — Но когда никого нет, трудно поддерживать ассортимент… Мы ведь все продукты покупаем оптом, понимаете?

— Не беспокойтесь, пожалуйста! — Таня начинала чувствовать себя неловко от этой пристальной заботы. Пожалуй, еще никто никогда так не переживал по поводу ее меню. — Я и так буду вспоминать, как меня тут кормили!

Комплимент был найден удачно — Матильда расцвела и разом помолодела, словно скинув лет двадцать. Глядя на нее, Таня задала себе вопрос, насколько хороша была эта все еще красивая женщина в ранней молодости, и тут же ответила без колебаний: «Ослепительно хороша! Даже красивее Роми Шнайдер, на которую она так похожа! Понятно, почему муж боялся отпускать ее домой после свадьбы! Запереть такую красоту в городке с тремя тысячами населения… Интересно, у них есть дети? Наверное, уже взрослые».

Хозяйка остановилась на пороге раскрытого балкона, глядя вдаль, в сторону моря. Всегда оживленная, она на минуту притихла, на ее лице появилось расслабленное, мечтательное выражение, руки безвольно свесились вдоль бедер, глаза полуприкрылись. Казалось, она задремала наяву, усыпленная утренней деревенской тишиной.

— Скоро мы запрем отель и уедем до Рождества в Италию, — тихо проговорила Матильда, ни к кому особенно не обращаясь, тоже как будто во сне. — Сыновья учатся там, вместе проведем каникулы. Может быть, уговорю Димитрия остаться в Милане до конца февраля… Там — жизнь. А здесь…

Матильда слегка повела плечом, не сводя сонного взгляда с безмятежной морской глади. Ее профиль четко рисовался в мягком утреннем свете, напоминая Тане лица ангелов с картин эпохи Возрождения — во время учебы в художественном училище этот период был ее любимым.

— Видите, в море вышли лодки? — Матильда чуть приподняла золотистые загнутые ресницы, в которых, казалось, дрожали пылинки солнца. — Это рыбаки проверяют сети. Больше здесь делать нечего! Мармари — настоящий рыбацкий поселок, и, если ты сам не рыбак, здесь хорошо просто стариться понемногу, доживать свой век… Но жить здесь очень скучно! — Она тряхнула головой, словно отгоняя дрему, и уже бодрее поинтересовалась: — Чем вы сегодня займетесь?

— Даже не знаю. — Таня поставила на стол опустевшую чашку и взглянула на часы. — А что вы посоветуете?

— Съездить на острова, — мгновенно заявила та. Видимо, такое развлечение предлагали здесь гостям первым делом. — Тут рядом много частных островов, владельцев сейчас там, конечно, нет, но сторожа остались. Димитрий со всеми знаком, вы сможете там погулять. Хотите, я скажу ему? Тогда после обеда он отвезет вас на своем катере…

— А что-нибудь еще здесь можно посмотреть? — виновато улыбнулась девушка. — Острова… Это прекрасно, но туда ведь надо ехать по воде, а я боюсь воды! Страшно!

Матильда изумленно и недоверчиво взглянула на нее:

— Да это совершенно безопасно! Если хотите, наденьте спасательный жилет!

— Дело не в жилете, а в том, что я ничего не смогу оценить, просто от страха, — возразила Таня. — Я не так давно тонула в реке, и с тех пор один вид воды…

— Понимаю, — кивнула хозяйка, и взгляд ее стал серьезным и сострадательным. — А я-то хотела предложить вам ближе к вечеру выкупаться в нашем бассейне! Море уже остыло, там купаются только немцы, а вот бассейн нагревается под солнцем… И вода там морская, каждый день свежая, мы не используем хлор… Ну что ж, тогда можно поехать в горы. Там есть потрясающие места, примерно в часе езды отсюда. Димитрий вас отвезет, а если хотите, я могу и сама…

— Да, лучше в горы! — обрадовалась Таня. — Я возьму фотоаппарат, поснимаю… Только хорошо бы вернуться не поздно, завтра утром я должна быть в аэропорту.

Хозяйка гостиницы изумилась и расстроилась — судя по всему, совершенно искренне, хотя бесплатная гостья, разумеется, доставляла только лишние хлопоты.

— Завтра? Как жаль! А у нас как раз установилась такая замечательная погода!

— Я думала, тут всегда замечательная погода? — удивилась Таня.

— Нет, всю первую половину октября шли дожди, был даже ураган и небольшое землетрясение… Но это как раз в горах, часах в двух езды отсюда… Там, откуда эти ягоды, — Матильда указала на лацкан Таниной куртки. — Это вам вчера кто-то в Каристосе подарил?

Та оттянула лацкан и взглянула на веточку, о которой уже успела позабыть. Это было сделано вовремя — одна из ягод, самая спелая, как видно, была неловко задета Таней во время завтрака, и треснув, дала сок, испачкавший замшу. Девушка торопливо отколола свою импровизированную брошку и с улыбкой положила ее на клеенку:

— Нет, это было у меня в номере, в ванной. Наверное, горничная вчера оставила.

— Горничная? — Матильда выговорила это слово медленно, словно не была уверена, что правильно поняла гостью. — Нет, вчера к вам никто не заходил.

— Никто? — все еще улыбаясь, повторила девушка. — Но кто-то все-таки был, наверное, постель стелили… Это было, как раз когда мы с Олей и вашим мужем ездили в Каристос. До этого ягод в ванной не было.

Матильда продолжала покачивать головой, и на ее приветливом открытом лице появилось странное выражение — ей как будто было неприятно продолжать спор, настолько она была уверена в своей правоте. Твердо, но мягко, словно боясь обидеть Таню, она повторила:

— Не было никакой горничной вчера вечером. Горничные все в отпуске, сейчас они не нужны. Я сама постелила постель и приготовила ваш номер вчера утром. И больше туда не входила.

— Как так? Вы уверены? — Таня сама понимала, что это звучит глупо, но все еще делала попытку улыбнуться: — Но может, туда входил кто-то другой?

— Никто и не мог войти, пока вы были в Каристосе! — решительно заявила хозяйка гостиницы, тоже не собиравшаяся сдавать свои позиции. Матильда явно недоумевала, почему ее собеседница так упорствует в своем заблуждении. — Вы увезли ключ от номера, я обратила внимание вчера вечером!

— А разве нет дубликата?

— Есть, — согласилась та, — но все они заперты в моем кабинете… Вчера я туда даже не входила. Вы просто забыли, наверное, как привезли веточку! Вы ведь очень поздно вернулись.

Таня слегка покраснела — она поняла, на что намекает хозяйка. Вкус выпитой вчера анисовой водки до сих пор преследовал ее, и она с досадой подумала, что продолжать спор будет очень трудно — все можно списать на вчерашний поход в ресторанчик… «Но я же не сошла с ума и не так много выпила, чтобы забыть такое! — Она опустила глаза, избегая пристального взгляда Матильды, и сделала вид, будто отыскивает что-то в сумке. — В моем номере кто-то был, и может, она сама, только почему-то не хочет в этом признаваться! Ну и пусть, она же ничего не взяла, деньги и документы у меня были с собой». Это было самое простое, лежащее на поверхности объяснение возникшего недоразумения, но оно все же не устраивало Таню, хотя она и старалась его принять. Хозяйка гостиницы была слишком ей симпатична, чтобы с легкостью допустить, будто та способна на такую мелкую, упорную и бессмысленную ложь. Тем более что Матильда и сама была смущена и, казалось, искала другого ответа на вопрос.

— Я пойду, проверю ключи у себя в кабинете, — сказала она, чуть сдвинув золотистые тонкие брови. Ее искрящиеся глаза приобрели серьезное, даже хмурое выражение. — Но я уверена, никто не мог к вам войти…

Она хотела сказать еще что-то, но тут в столовую ворвалась Ольга. Увидев Таню, она бросилась к ней с хриплым радостным восклицанием. Ее миловидное лицо слегка припухло, глаза сонно смотрели из-под покрасневших век, светлые волосы растрепались — впечатление было такое, словно она спала эту ночь не раздеваясь. Матильда сказала ей что-то по-гречески, Ольга в ответ мотнула головой и бросилась к кофейнику.

— Ты сказала, что проспишь до одиннадцати, звоню-звоню тебе в номер, а тебя нет! — Налив себе кофе, она присела за стол к Тане. — Я испугалась, что ты уже куда-то уехала без меня! Помнишь, куда мы собирались?

— Помню, на острова. — Таня слегка отодвинулась вместе со стулом, чтобы дым от Ольгиной сигареты не попадал ей прямо в глаза. — Но планы изменились. Матильда говорит, можно поехать в горы.

— Горы! С какой стати?! — воскликнула Ольга и, повернувшись к хозяйке отеля, быстро и очень эмоционально заговорила по-гречески. Та ответила коротко, слегка пожала плечами и вышла из столовой, послав Тане на прощанье сдержанную, какую-то казенную улыбку. Та слегка вздохнула:

— Кажется, я ее расстроила. Мне бы промолчать, а я…

— Да, она как в воду опущенная, — согласилась Ольга, выскакивая из-за стола и наливая себе вторую чашку кофе. — А что ты ей сказала? Надеюсь, не критиковала отель? Она этого не переносит, всю жизнь сюда вложила и, кажется, все свои деньги тоже…

— Да мы просто не поняли друг друга. — Таня взяла в руки веточку и задумчиво повертела ее между пальцев. — Наверное, я подзабыла английский и что-то не так высказала… Такое впечатление, что мы говорили на разных языках.

— И очень просто, тем более что Матильда говорит по-английски как Бог на душу положит, — легко согласилась переводчица. — Быстро, много и, на мой взгляд, уж очень лирически… А откуда у тебя кумари?

— Это? — Таня протянула ей веточку. — Это называется кумари?

— Да. — Ольга протянула руку, отщипнула ягоду и кинула ее в рот. — Уже поспело! Ну да, ведь октябрь в середине… Вот время летит! Откуда ты его взяла? Он растет выше, в горах. Такие большие, в человеческий рост кусты, и все усыпаны ягодами… Это надо видеть! Я как-то была с мужем в Стире, набрала там целый багажник, жадность одолела… Потом половину выбросила, а из остального сделала желе… Неплохо получилось!

— Я взяла это в стакане на умывальнике, у себя в номере. — Таня тоже оторвала ягоду и осторожно надкусила ее. Вкус был пресно-сладковатый, и он ей понравился. — А как он туда попал, не знаю, и Матильда тоже. Это случилось вчера, когда мы с тобой были в полиции. Она клянется, что никто ко мне в номер не входил.

— Если Матильда клянется, надо верить. — Ольга задумчиво постучала ложечкой о край чашки и посмотрела на веточку так, словно увидела ее впервые. — А больше у тебя ничего не прибавилось? Может, что-то пропало?

— Да ничего, на первый взгляд. — Таня тоже посерьезнела. Только сейчас до нее стал доходить смысл происходящего. Кто-то был у нее в номере без ее ведома и без ведома хозяйки гостиницы, которая так этим встревожена, что отправилась проверять запасные ключи… Это не могла быть прислуга, потому что прислуга распущена на зимние каникулы. Это не могла быть сама хозяйка, потому что ей незачем лгать. Это был кто-то посторонний… И настолько неосторожный или наглый, что не побоялся оставить такой яркий след — а ведь иначе Таня и понятия бы не имела об этом визите…

— Мне это не нравится, — бессознательно она произнесла это вслух, и Ольга полностью ее поддержала:

— А что тут может нравиться? Знаешь, я вчера сваляла дурака, когда оставила тебя тут ночевать! Расслабилась, забыла, по какому делу ты приехала! У нас хоть и деревня, но убили-то твоего парня здесь, не где-нибудь в Афинах, в албанском квартале! Надо было забрать тебя к нам домой!

Таню передернуло, хотя она и старалась сохранять бодрый вид. Слегка запинаясь, она храбро заявила, что Ольга преувеличивает — ведь ничего страшного не случилось, у нее ничего не пропало, она сама цела и невредима. Это просто какое-то глупое недоразумение.

— И потом, кому я нужна? — с наигранной усмешкой заявила она, ежась под недоверчивым взглядом своей новой приятельницы. — Если бы ко мне вломились до того, как я поехала в полицию давать показания и опознавать вещи… Ну, тогда бы имело смысл меня убить… Может быть. Но после-то зачем? И зачем вообще мне что-то дарить? Еще бы цветы в стаканчик поставили!

— Да, только цветов тут и не хватает, — иронически заметила Ольга, выслушав ее до конца и сохраняя скептический вид. — Тогда можно было подумать, что тебя духи навестили! Сувенир с того света принесли! Как-то же он в номер попал, этот тип с ягодками! Пойдем, посмотрим как следует, может, найдем еще что-нибудь?

Таня собралась уже отклонить это предложение — ей совсем не хотелось возвращаться в номер, оказавшийся столь ненадежным, — когда в столовую быстро вошла Матильда. Взглянув в ее бледное, решительное лицо, девушка сразу поняла — что-то случилось.

— Я должна извиниться перед вами, — заявила Матильда, остановившись рядом с Таней, и той показалось — невероятно! — что эта уверенная, сильная, лучезарная женщина слегка дрожит. — Вы были правы! Ключа от вашего номера нет, все остальные на месте. Я не знаю, как это случилось! Это впервые в истории нашего отеля…

Ее голос звучал глухо, будто придушенно, было видно, что женщина с трудом держит себя в руках и близка к настоящей истерике. Ольга вскочила и быстро заговорила с ней по-гречески. Матильда слушала ее, прижав ладонь к виску — было похоже, что у нее внезапно разболелась голова. Таня беспомощно переводила взгляд с одной женщины на другую. Ей очень хотелось утешить хозяйку гостиницы, но еще больше она желала оказаться как можно дальше от этого пустого молчаливого здания, где, как выяснилось, она вовсе не была в безопасности…

Наконец Ольга повернулась к ней:

— Решено, поживешь у меня! Пойдем, заберем твои вещи, заодно осмотрим номер как следует! Ты будешь заявлять в полицию?

— Об этом? — Таня указала на веточку с ягодами, сиротливо лежавшую на столе среди кофейных чашек. — Глупо. Это же не уголовщина, а так, что-то непонятное…

— Да ведь ключ-то в самом деле украли!

— Вот пусть Матильда и заявляет, если хочет, это ее обокрали, а не меня! — твердо ответила Таня. Она уже успела составить мнение о том, как вести себя в создавшейся ситуации. Решение было простым — как можно скорее покинуть этот городок, как можно меньше оставаться одной, и главное — не поддаваться панике, в которую так легко впадали Ольга и Матильда. «Если бы тут был Ваня, он бы живо все расставил по местам! — с сожалением подумала она. — Почему я так не умею? Ну что мне в этой веточке, в этом ключе, какое мне вообще дело до того, что тут происходит, если я завтра на рассвете отсюда уеду? А переночевать в самом деле лучше у Оли, хотя она наверняка будет доставать меня своими пьяными исповедями…»

— Давайте забудем о том, что случилось, — бодро предложила она по-английски, обращаясь в основном к Матильде. — Это такие пустяки! Мы с мужем когда-нибудь обязательно приедем к вам в отель, я просто не представляю себе лучшего места для отдыха! Вы оставите мне телефон, чтобы я могла забронировать номер заранее?

На лице Матильды появилась бледная тень прежней жизнерадостной улыбки. Она кивнула, будто благодарила свою гостью за моральную поддержку, но вид у нее был по-прежнему встревоженный. Ольга недоверчиво сощурилась:

— И ты не побоишься сюда возвращаться? Я бы не смогла.

— Из-за веточки?!

— Из-за твоего прежнего парня, — отрезала та. — Неужели не видишь — кто-то здесь тобой интересуется и, уж конечно, не только потому, что ты явилась не в сезон! Хорошо, что завтра уезжаешь, у меня хоть сердце будет спокойно! Ну, а пока предлагаю в самом деле выехать на весь день в горы, подальше отсюда! Я как раз на внедорожнике, он везде пройдет!

Ольга сняла со спинки стула свою кожаную куртку и тронула Таню за плечо:

— Ну, рассиживаться нечего! Поехали в Стиру, часа за два доберемся, там и пообедаем! Там этого кумари сколько угодно, наберем, а вечером у меня дома сделаем варенье-пятиминутку! Удивишь своих в Москве!

И Таня подчинилась ее напору, прежде всего потому, что не могла больше выносить похоронного вида Матильды. Они втроем поднялись в номер, Таня еще раз подтвердила, что все ее вещи в полной сохранности, отдала хозяйке гостиницы ключ, взяла у нее визитку, поблагодарила за теплый прием, обещала приехать вместе с мужем, передала привет Димитрию… Ольга так ее торопила, что все это заняло не больше получаса, и только оказавшись в машине и махнув на прощанье Матильде, вышедшей на порог отеля, Таня встрепенулась:

— Погоди, я хотела подарить Матильде сувенир!

— После подаришь, я передам. — Та уже выруливала в переулок, ведущий прочь от отеля, в сторону моря. — А что это?

— Водка. — Таня повернулась, провожая взглядом исчезающее из поля зрения «Солнце Мармари». — Я в последний момент подумала, что надо что-то взять с собой, на всякий случай. Паша тоже брал водку, две бутылки… А у меня как раз было куплено ко дню рождения.

— Водку я им передам, они обрадуются, — пообещала Ольга. Теперь машина ехала вдоль побережья, все больше удаляясь от Мармари. Справа сверкало бирюзовое полуденное море, слева тянулись пологие рыжие холмы, густо поросшие лиловым вереском. На склонах то и дело мелькали обособленные белые виллы, на вершинах холмистой гряды согласно вращались лопасти ветряных мельниц. Таня опустила стекло со своей стороны и подставила лицо порывам свежего морского ветра. Их отъезд из Мармари больше всего напоминал бегство… И от этого ей было немного не по себе, словно она напрасно обидела милый городок, где все были к ней так доброжелательны. «Я обязательно вернусь туда, — пообещала она то ли самой себе, то ли этому морю, то ли ветрякам на окрестных холмах. — И все будет по-другому!»

— А кстати, о сувенирах! — прервала ее идиллические размышления Ольга. — Что-то я не заметила двух бутылок водки в вещах твоего парня! Я понимаю, это предмет расходующийся, но интересно, кто его израсходовал? Наши парни в полиции, Димитрий или кто-то в Афинах? Ведь не мог твой Паша их просто выпить за сутки?!

— Он водку в рот не брал, — сразу помрачнев, отрезала Таня. — А бутылки вез в подарок своему приятелю, этому самому Михаилу, так что они точно остались в Афинах. Скажи, есть вероятность, что его найдут?

— Михаила? — Ольга скептически качнула головой и потянулась за сигаретами, лежащими под ветровым стеклом. Ее неказистый армейский джип резко свернул с шоссе, идущего вдоль моря, и стал взбираться на холм по более узкой дороге, покрытой потрескавшимся асфальтом. Сразу стало потряхивать, и Таня наконец пристегнулась. — Ты сама-то в это веришь? В Греции живет куча русских, некоторые из них отзываются на имя Михаил, но я тебя уверяю — ни один не признается, что угробил твоего парня, прости меня за откровенность! Кого и в чем можно обвинить на основании кучки тряпок и костей, которые ты даже толком не опознала? Забудь и попытайся расслабиться! Мы едем в Стиру!

И Ольга, гневно сжав губы, ударила по клаксону, торопя овечье стадо, лениво переходящее дорогу метрах в двадцати от джипа. Маленькая черная собачка, караулившая овец, залилась в ответ сердитым громким лаем, и стадо, суетливо бренча колокольчиками, принялось спускаться к морю. «Интересно, который раз по счету мне советуют все забыть? — подумала Таня, расстегивая куртку. Становилось по-настоящему жарко. — Наверное, мне станет легче, когда я буду знать все о том, что здесь случилось. Я должна знать, ЧТО ИМЕННО надо забыть, а просто вычеркнуть из памяти имя, лицо, звук его голоса — этого, наверное, не смогу сделать никогда».