Логические исследования

«Логические исследования» (нем. Logische Untersuchungen, 1900, 1901) — философское сочинение Э. Гуссерля. Хотя в «Логических исследованиях» ещё не развёрнуты все характерные для феноменологии темы, это — исходная для феноменологического движения работа, о которой сам Гуссерль сказал позднее, что она стала для него «произведением прорыва».

Первый том «Логических исследований» («Пролегомены к чистой логике») был опубликован в 1900 году, второй («Исследования по феноменологии и теории познания») — в 1901 году.

Первый том «Логических исследований» — цельная и относительно небольшая работа, посвящённая критике психологизма, то есть сведения содержаний сознания к психическим фактам и, соответственно, логики — к психологии. «…По своему основному содержанию — это просто разработка двух друг друга дополняющих курсов лекций летнего и осеннего семестров 1896 г. в Галле. С этим связана и большая живость в изложении, которая способствовала их влиянию».Второй том значительно превосходит первый по объёму и уступает ему в живости изложения, однако именно здесь закладываются основы феноменологии; книга состоит из 6 отдельных, мало связанных между собой исследований, посвящённых описанию содержаний и структур сознания, освобождённых от власти психологии и рассматриваемых как чистые сущности. При подготовке второго, переработанного издания VI Исследование разрослось так сильно, что Гуссерль вынес его в отдельную книгу. Первая часть переработанного второго тома вышла в 1913, вторая — в 1921 году.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Сама возможность исследования «априорных структур» патологического опыта была заложена уже в «Логических исследованиях». В этой работе Гуссерль отмечает: «Феноменология, однако, не говорит о каких-либо состояниях живых существ (и даже о состояниях некоторой возможной природы вообще), она говорит о восприятиях, суждениях, чувствах и т. д. как таковых, о том, что присуще им a priori, в неограниченной всеобщности…»[185]. Он развивает эту кантианскую идею в лекциях 1907 г., выделяя два смысла понятия «a priori»: 1) универсальные сущности и первоначала; 2) понятия и категории, имеющие принципиальное значение, а также основанные на этих понятиях сущностные законы[186]. Надо отметить, что, хотя сам Гуссерль отдает в ракурсе феноменологии предпочтение второму смыслу, психиатры имеют дело с априорным положением вещей, конституирующихся в усмотрении на основании таких же a priori. Эта двухуровневая структура a priori сохранится в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе.

Ольга Власова, Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы, 2010

Третья форма позитивизма – неопозитивизм. Суть обсуждаемых неопозитивистами проблем «заключалась в необходимости осмысления роли знаково-символических средств научного мышления в связи с математизацией и формализацией научных исследований, т. е. в отличие от махистов, внимание которых было сосредоточено на анализе ощущений и чувственного опыта, неопозитивисты делали акцент на исследовании логического аппарата новейшего естествознания»{34}. Основной вариант неопозитивизма – аналитическая философия. Ее представители (Б. Рассел, А. Уайтхед, М. Шлик, О. Нейрат, Л. Витгенштейн, Р. Карнап и др.) ставили задачу исключить из языка недоразумения, логические несообразности и двусмысленности. Особое внимание уделяется проблематике значения, отрицается жесткий водораздел между собственно философскими проблемами и вопросами логики, лингвистики, методологии{35}. Аналитическая философия распространяет свои методы на новые предметные области, например, на проблематику искусственного интеллекта, осваивает социокультурную проблематику{36}. Людвиг Витгенштейн (1889–1951) выдвинул модель «отражения мира», где язык мыслился как предзаданный. В таком подходе заключен определенный рациональный момент: знания о мире зависят не только от того, каков мир сам по себе, но и от того, насколько адекватными, совершенными логико-языковыми средствами мы пользуемся в познании действительности. Центральными темами аналитической философии со второй половины ХХ в. становятся проблемы понимания, смысла, коммуникации. Заслуга неопозитивистов заключается в критике догматических представлений о соотношении языка и реальности, субъекта и объекта.

Владимир Калмыков, Философия, 2017

Гуссерль не приходит к однозначной концепции трансцендентального субъекта. Но при всей неоднозначности его позиции (особенно заметной при сопоставлении «Логических исследований» с самыми поздними работами) он в любом случае не различает мышление и познание, и, соответственно, не допускает подлинно трансцендентного. Впрочем, в самых последних его работах (прежде всего в «Кризисе») намечается, хотя и не проговаривается явно, такой поворот мысли, который позволяет говорить о свободе и ответственности субъекта, не обращаясь к понятию о трансцендентном. Рассуждая о кризисе европейской науки, Гуссерль приходит к мысли об уклонении «европейского человечества» от исходных смыслов человеческого сознания.

Григорий Гутнер, Риск и ответственность субъекта коммуникативного действия, 2008

Основные систематические линии научного идеализма Марбургской школы теперь нами намечены. Однако за дальнейшим их развитием в построениях Когена и его последователей мы следить не будем. В узких рамках нашей статьи это была бы невыполнимая задача, тем более, что в таком случае пришлось бы упомянуть и о философских разногласиях между отдельными представителями Марбургской школы, которые сейчас не представляют для нас существенного интереса. Мы обратимся поэтому к другому вопросу, имеющему для научного идеализма решающее значение: как осуществляет он в логике выставленное им самим требование ориентирования философии на точной науке? И каковы доказательства, приводимые им в пользу того, что указанные выше систематические мотивы относятся не только к области отвлеченного философского умозрения, но проникают также конкретную проблематику положительных наук, словом, что их философское значение представляет лишь оборотную сторону, необходимый коррелят их научного значения? Прежде всего вопрос этот касается (как это было и у Канта) той отрасли знания, которая, служа необходимой предпосылкой всех остальных наук, вместе с тем являет собою образец точного и объективно достоверного знания: математики и математической части физики. В многочисленных логических исследованиях Марбургской школы, относящихся к этой области, заключается, несомненно, одна из крупнейших ее заслуг, которую придется особенно отметить будущему историку философии: она впервые ясно и определенно поставила вопрос о логических основах современной математики и физики и вместе с тем дала образцы планомерной и методической его разработки. В следующем мы ограничимся, конечно, лишь указанием важнейших, относящихся к этой проблеме, пунктов.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 5, 2015

Дж. С. Милль (1806–1873) в своей работе «Система логики» и некоторых других сформировал методы научной индукции на основании установления причинных связей. В этот период логикой серьезно заинтересовались многие математики. Д. Буль (1815–1864), написавший «Исследование законов мышления, на которых основываются математические теории логики и вероятностей», истолковал умозаключение как результат решения логических равенств. Г. Фреге (1848–1925) применил логику для исследования оснований математики, изложив свои взгляды в целом ряде работ, например, «Смысл и денотат», «Понятие и вещь», «Мысль: Логическое исследование», «Исчезновение понятий».

Николай Васильевич Михалкин, Логика, 2013

И логика и психология изучают мышление в процессе его развития. Но логика изучает его в процессе исторического развития объективированных продуктов знания; психология же имеет дело только с мышлением индивида. Всякая познавательная (мыслительная) деятельность индивида есть психическая деятельность, которая как таковая может быть предметом психологического исследования. Предметом психологического исследования является мышление индивида в причинной зависимости процесса мышления от условий, в которых он совершается. Психические законы – это законы мышления как процесса, как мыслительной деятельности индивида; они определяют ход его мышления в закономерной (причинной) зависимости от условий, в которых совершается мыслительный процесс. Логика же формулирует те соотношения мыслей (продуктов мыслительной деятельности), которые имеют место, когда мышление адекватно своему объекту – бытию, объективной реальности[80]. Значит, одна и та же познавательная деятельность индивида является предметом и психологического и логического исследований. При этом процесс и его результат – образ – в познавательной деятельности индивида неразрывно взаимосвязаны. Поэтому нельзя отнести психологические исследования к процессу, взятому безотносительно к его «продукту» или результату, так же как нельзя, анализируя соотношения мыслей в познавательном содержании, вовсе оторвать их от процесса мышления, в результате которого они возникают.

С. Л. Рубинштейн, Бытие и сознание, 1957

Не требуется глубокого знакомства с историей философии для того, чтобы понять, что философия никогда не развивается в абсолютной изоляции от других элементов культуры. Философия Платона, несомненно, испытала влияние общей культурной ситуации, в которой он родился и вырос. На нее также воздействовал платоновский интерес к математике. Единственной науке, достигшей сколько-нибудь заметного развития в греческом мире. Направление аристотелевской мысли сформировалось под влиянием его логических исследований. Политическую теорию Платона и Аристотеля следует рассматривать в непосредственной связи с современной им политической жизнью Греции. Средневековая философия не может быть понята вне ее связи с теологией: именно христианская теология создавала тот интеллектуальный фон и атмосферу, в которой философствовали философы. Можно вполне обоснованно утверждать, что именно теология в значительной мере ставила перед философией проблемы и выступала в роли оплодотворяющего начала.

Фредерик Коплстон, История философии. ХХ век

Это своеобразное использование объективистской феноменологии, вдохновленное «Логическими исследованиями» Гуссерля и нацеленное на преодоление как традиционного реализма, так и современного идеализма, обязывало Субири отвергнуть также ту идеалистическую форму, которую придал ей сам Гуссерль, начиная с «Идей». По словам Субири, Гуссерль «заходит слишком далеко в утверждении автономного характера интенциональности; это превратит феноменологию в разновидность идеализма»[10].

Хавьер Субири, Чувствующий интеллект. Часть I: Интеллект и реальность, 2006