Неточные совпадения
Родительница его, из
фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала
детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие.
Мы — даже и не братья с тобой, а незаконнорожденные какие-то, без
фамилии,
дети дворового; а князья разве женятся на дворовых?
Это был Петр Герасимович (Нехлюдов никогда и не знал и даже немного хвастал тем, что не знает его
фамилии), бывший учитель
детей его сестры.
— Именно? — повторила Надежда Васильевна вопрос Лоскутова. — А это вот что значит: что бы Привалов ни сделал, отец всегда простит ему все, и не только простит, но последнюю рубашку с себя снимет, чтобы поднять его. Это слепая привязанность к
фамилии, какое-то благоговение перед именем… Логика здесь бессильна, а человек поступает так, а не иначе потому, что так нужно.
Дети так же делают…
—
Дитя мое, вы без вуаля, открыто, ко мне, и говорите свою
фамилию слуге, но это безумство, вы губите себя, мое
дитя!
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий
детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей
фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
[Николай I разрешил семейным декабристам отправлять
детей в Россию для определения в учебные заведения с возвращением им дворянства, но требовал, чтобы они не назывались
фамилиями отцов.
В конце своего завещания Егор Егорыч просил Сусанну Николаевну о том, что если будет у ней
ребенок — сын, то чтобы она исходатайствовала ему
фамилию Терхов-Марфин.
— А я вдобавок к падению господина Тулузова покажу вам еще один документик, который я отыскал. — И доктор показал Егору Егорычу гимназическую копию с билета Тулузова. — Помните ли вы, — продолжал он, пока Егор Егорыч читал билет, — что я вам, только что еще тогда приехав в Кузьмищево, рассказывал, что у нас там, в этой дичи, убит был мальчик, которого имя, отчество и
фамилию, как теперь оказывается, носит претендент на должность попечителя
детей и юношей!
Одно в этом письме было ясно: дядя серьезно, убедительно, почти умоляя меня, предлагал мне как можно скорее жениться на прежней его воспитаннице, дочери одного беднейшего провинциального чиновника, по
фамилии Ежевикина, получившей прекрасное образование в одном учебном заведении, в Москве, на счет дяди, и бывшей теперь гувернанткой
детей его.
Муров. Нет. Они просили меня прекратить все сношения с ними. Мы, дескать, воспитали его, он носит нашу
фамилию и будет нашим наследником, так уж оставьте нас в покое. Да и в самом деле, если рассуждать здраво, чего лучшего можно ожидать для
ребенка без имени. Я мог вполне успокоиться; его участь завидная.
Галчиха. Думаю, куда его деть?.. Держать у себя — так еще будут ли платить… сумлевалась. Уж запамятовала фамилию-то… муж с женой, только
детей бог не дал. Вот сама-то и говорит: достань мне сиротку, я его вместо сына любить буду. Я и отдала; много я с нее денег взяла… За воспитанье, говорю, мне за два года не плочено, так заплати! Заплатила. Потом Григорью… как его… да, вспомнила, Григорью Львовичу и сказываю: так и так, мол, отдала. И хорошо, говорит, и без хлопот. Еще мне же зелененькую пожаловал.
«Сам приказчик Никифор Федорович сегодня вернувшись из Мценска, сказывал: «Всех бунтовщиков переловили и в тюрьму посадили. Добирались до царской
фамилии, ан не на того напали. Он тут же в тюрьме-то был ряженый, они и говорят: «Не мы, так наши
дети, наши внуки». Тут-то их уже, которых не казнили, сослали со всем родом и племенем».
Мы очень хорошо помнили, что в 1820 году был расторгнут брак цесаревича с его законною супругою и последовал манифест, которым узаконялось, что всякий член императорской
фамилии, вступивший в брачный союз с лицом, не принадлежащим к владетельному дому, не может сообщать ему права императорской
фамилии и что
дети их на престол никогда взойти не могут.
Флор Федулыч. Да все-с. Мотают, пьянствуют, только
фамилию срамят. Жена умерла,
детей не нажил; как подумаешь, кому состояние достанется, вот и горько станет.
Бонна-француженка у них уж была, и мальчуганы хорошо болтали по-французски; к немецкому же языку и к немцам сам Стекльштром, несмотря на свою отчасти германскую
фамилию, питал, — сколь ни странно это — самое непримиримое отвращение и учить
детей «этому телячьему языку» ни за что не хотел.
Гельбих, живший долго в России и вообще сообщающий известия, отличающиеся истиной и подтверждаемые во многом архивными делами, в своей «Russische Cunstlinge» говорит, согласно с русскими преданиями, что
детей у Елизаветы Петровны было двое: сын, имевший
фамилию Закревского, и дочь Елизавета Тараканова [В статье М. Н. Лонгинова «Княжна Тараканова», помещенной в 24-й книжке «Русского вестника» 1859 года, сказано, что этот Закревский был впоследствии тайным советником и президентом медицинской коллегии и что одна из его дочерей (Прасковья Андреевна, род.
Впрочем и без предыдущих пояснительных строк самая
фамилия владельца «заимки» делала ясным для читателя, что место действия этого правдивого повествования — та далекая страна золота и «классического Макара», где выброшенные за борт государственного корабля, именуемого центральной Россией, нашли себе приют разные нарушители закона, лихие люди, бродяги, нашли и осели, обзавелись семьей, наплодили
детей, от которых пошло дальнейшее потомство, и образовали, таким образом, целые роды, носящие
фамилии Толстых, Гладких, Беспрозванных, Неизвестных и тому подобных, родословное дерево которых, несомненно, то самое, из которых сделана «русская» скамья подсудимых.
Потом изволила спросить меня: «Есть у тебя
дети, Пшеницын?» — (Тут старик опять сделал ударение на своей
фамилии).
Самая физиономия владельца заимки указывает, что место действия этого рассказа — та далекая страна золота и классического Макара, где выброшенные за борт государственного корабля, именуемого центральной Россией, нашли себе приют разные нарушители закона, лихие люди, бродяги, — нашли и осели, обзавелись семьей, наплодили
детей, от которых пошло дальнейшее потомство, и образовались таким образом целые роды, носящие
фамилии Беспрозванных, Неизвестных и тому подобные, родословное дерево которых, несомненно, то самое, из которого сделана «русская» скамья подсудимых, — словом, Сибирь.
В честь его и теперь все его внуки и правнуки, которые носят
фамилию Перегуды или Перегуденки, непременно потрафляют так, чтобы их
дети мужеского пола были или Опанасы, или по крайней мере хоть Опанасовичи.