Неточные совпадения
Пошли
приветы, поздравленья:
Татьяна
всех благодарит.
Когда же дело до Евгенья
Дошло, то девы томный вид,
Ее смущение, усталость
В его душе родили жалость:
Он молча поклонился ей;
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен. Оттого ли,
Что он и вправду тронут был,
Иль он, кокетствуя, шалил,
Невольно ль, иль из доброй воли,
Но взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.
Но Чертопханов не только не отвечал на его
привет, а даже рассердился, так
весь и вспыхнул вдруг: паршивый жид смеет сидеть на такой прекрасной лошади… какое неприличие!
Великий царь счастливых берендеев,
Живи вовек! От радостного утра,
От подданных твоих и от меня
Привет тебе! В твоем обширном царстве
Покуда
все благополучно.
Привет тебе, великий Берендей,
От жен и дев, от юных берендеек,
От
всех сердец, лелеющих любовь.
И сделалась я «героинею дня».
Не только артисты, поэты —
Вся двинулась знатная наша родня;
Парадные, цугом кареты
Гремели; напудрив свои парики,
Потемкину ровня по летам,
Явились былые тузы-старики
С отменно учтивым
приветом;
Старушки, статс-дамы былого двора,
В объятья меня заключали:
«Какое геройство!.. Какая пора!..» —
И в такт головами качали.
Все письма, по счастию, были при мне,
С
приветом из края родного
Спешила я их передать.
Скажи мой
привет Катерине Петровне и напомни, что если она поедет за Урал, то на дороге ее Ялуторовск, где
все радушно желают ее видеть.
Всем вашим в Твери и в Москве сердечный мой
привет…
Вероятно, тебя видел Иван Федорович Иваницкий, медик, путешествовавший на судах Американской компании. Он тебя знает и обещал мне, при недавнем свидании здесь, передать тебе мой
привет.
Всеми способами стараюсь тебя отыскивать, только извини, что сам не являюсь. Нет прогонов. Подождем железную дорогу. Когда она дойдет [до] Ялуторовска, то, вероятно, я по ней поеду. Аннушка тебя целует.
В газетах
все надежды на мир, а Кронштадт Иванов укрепляет неутомимо — говорит, что три месяца работает как никогда. Иногда едва успевает пообедать. С ним действует и брат Павла Сергеевича… Сердечно целую Таню, которую я знаю, а Н. Д. посылаю и свой и
всех нас дружеский
привет…
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове было ослаблено последнею неделею нашего там пребывания, хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я почувствовал необъяснимую радость и потом спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица, услышал другие речи и голоса, когда увидел любовь к себе от дядей и от близких друзей моего отца и матери, увидел ласку и
привет от
всех наших знакомых.
— «О, вижу ясно, что у тебя в гостях была царица Маб!» —
все тут же единогласно согласились, что они такого Меркуцио не видывали и не увидят никогда. Грустный Неведомов читал Лоренцо грустно, но с большим толком, и
все поднимал глаза к небу. Замин, взявший на себя роль Капулетти, говорил каким-то гортанным старческим голосом: «
Привет вам, дорогие гости!» — и больше походил на мужицкого старосту, чем на итальянского патриция.
Неистовый, срывающийся лай сразу наполнил
весь сад, отозвавшись во
всех его уголках. В этом лае вместе с радостным
приветом смешивались и жалоба, и злость, и чувство физической боли. Слышно было, как собака изо
всех сил рвалась в темном подвале, силясь от чего-то освободиться.
На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она ездила куда-то с княгинею на извозчике. Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня
привета, и Малевского. Молодой граф осклабился и дружелюбно заговорил со мною. Из
всех посетителей флигелька он один умел втереться к нам в дом и полюбился матушке. Отец его не жаловал и обращался с ним до оскорбительности вежливо.
Санин и она — полюбили в первый раз;
все чудеса первой любви совершались над ними. Первая любовь — та же революция: однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя — и что бы там впереди ее ни ждало — смерть или новая жизнь, —
всему она шлет свой восторженный
привет.
Характерный эпизод этого оригинального
привета и его не менее оригинального перевода быстро облетел
весь стол и в тот же день сделался достоянием
всего съехавшегося общества.
Я пришел к тебе с
приветом,
Р-рассказать, что солнце встало,
Что оно гор-р-рьячим светом
По… лесам… затр-р-репетало.
Рассказать тебе, что я проснулся, черт тебя дери,
Весь пр-р-роснулся под… ветвями…
Точно под розгами, ха-ха!
— То-то. Я уж вижу. Шутка ли, помилуйте — десять дней не видались! Ну, addio, mio carissimo amico [Прощайте, мой дорогой товарищ (итал).].
Всем знакомым ялтинцам
привет. Чудесная вы, ей-богу, человечица. Прощайте.
Всего хорошего.
Все ее любят здесь,
все готовы оказать ласку и
привет, не справляясь, согласно или не согласно это будет с видами внутренней политики.
Серебряков(поцеловав дочь). Прощай…
Все прощайте! (Подавая руку Астрову.) Благодарю вас за приятное общество… Я уважаю ваш образ мыслей, ваши увлечения, порывы, но позвольте старику внести в мой прощальный
привет только одно замечание: надо, господа, дело делать! Надо дело делать! (Общий поклон.)
Всего хорошего! (Уходит.)
Ты оставляешь навсегда этот отвратительный городишка, полный для тебя ужасных воспоминаний, где нет у тебя ни
привета, ни друга, где оклеветали тебя, где
все эти сороки ненавидят тебя за твою красоту.
Кажется, будто и чистосердечно, и приветливо, и просто, а чувствуешь, что нет во
всем этом ни чистосердечия, ни простоты, ни
привета.
«Да, — думал он, шагая вдоль дороги, — вот целая программа жизни в столкновении двух взглядов на одного и того же человека: тятька и посельщик… Для других это — посельщик, может быть, вор или убийца, но для мальчишки он — отец, и больше ничего. Ребенок по-прежнему ждет от него отцовской ласки,
привета и наставления в жизни. И так или иначе, он найдет
все это… Каковы только будут эти наставления?..»
А Макар продолжал: у них
все записано в книге… Пусть же они поищут: когда он испытал от кого-нибудь ласку,
привет или радость? Где его дети? Когда они умирали, ему было горько и тяжело, а когда вырастали, то уходили от него, чтобы в одиночку биться с тяжелою нуждой. И он состарился один со своей второю старухой и видел, как его оставляют силы и подходит злая, бесприютная дряхлость. Они стояли одинокие, как стоят в степи две сиротливые елки, которых бьют отовсюду жестокие метели.
Молодая стоила Пселдонимова. Это была худенькая дамочка,
всего еще лет семнадцати, бледная, с очень маленьким лицом и с востреньким носиком. Маленькие глазки ее, быстрые и беглые, вовсе не конфузились, напротив, смотрели пристально и даже с оттенком какой-то злости. Очевидно, Пселдонимов брал ее не за красоту. Одета она была в белое кисейное платье на розовом чехле. Шея у нее была худенькая, тело цыплячье, выставлялись кости. На
привет генерала она ровно ничего не сумела сказать.
И
всех,
всех одарила Настя последним
приветом… Светлая, небесная улыбка так и сияла на устах умиравшей…
Все работники пришли,
все работницы — всякому ласковое слово сказала, каждому что-нибудь отказала на память…
С пáрнями девки заигрывают: кого в затылок кулаком, кого ладонью вдоль спины изо
всей мочи, кому жбан квасу нá голову, коли вздумает девичьи разговоры под окнами подслушивать, — Карпу Алексеичу ни
привета, ни ответа: молча поклонятся писарю девки низким поклоном, сами не улы́бнутся писарю и тотчас и в сторону.
Окончив свою радостную трапезу, встали Мудрые девы из-за стола. На пороге брачного чертога остановились они
все четыре, обнимая одна другую, и простерли с прощальным
приветом свои руки вслед уходящему Жениху. Глаза их были полны слез, и лица их были бледны, и губы их улыбались печально.
Граф Маржецкий в течение целого вечера служил предметом внимания, разговоров и замечаний, из которых почти
все были в его пользу. Русское общество, видимо, желало показать ему радушие и
привет, и притом так, чтобы он, высланец на чужбину, почувствовал это. Но главное,
всем очень хотелось постоянно заявлять, что они не варвары, а очень цивилизованные люди.
«Чего этот барин
все комплименты мне говорит!» — пробежала мысль в голове Хвалынцева; но самолюбие было опять-таки польщено и заглушило зародыш сомнения. — «А впрочем, он, кажется, хороший господин», — успокоительно убаюкал себя Константин Семенович и не без удовольствия ответил
приветом на горячее пожатие Свитки.
Будь он ангел, будь человек плоти и крови,
все равно — со смирением и любовью преклонилась бы она перед ним, и скажи ей то существо хоть одно слово
привета, без малейшего сожаленья оставила бы она дом отца и его богатство, с радостью и весельем устремилась бы к неведомому, мыслями и помышленьями отдалась бы ему и
всю жизнь была бы его безответной рабой и верной ученицей, слила бы с ним свою непорочную жизнь…
— Напрасно, мать моя, беспокоишь себя. Не устала я, сударыня, сидела
все, — отвечала тетка Арина и повела
приветы с причитаньями.
Мы постоянно нуждаемся в женской ласке, в
привете; чувствуем любовь, привыкаем к женщинам, наконец… против нас
все, против нас наконец сама природа!
Если этот чернобородый молодец играл, то, надо признаться, Я нашел достойного партнера! Дюжина негритянских ребят не могла бы слизать с Моего лица той патоки, которую вызвало на нем одно только скупое обещание Магнуса — передать мой
привет Марии. До самого отеля Я идиотски улыбался кожаной спине моего шофера и осчастливил Топпи поцелуем в темя; каналья
все еще пахнет мехом, как молодой чертенок!
Рост и фигура, превосходной формы руки и строгий постав головы на античной, слегка лишь пожелтевшей шее — были
все те же; но губы побледнели, и в голубых, полных ласки и
привета глазах блуждал какой-то тревожный огонь.
Ничего такого нет!
Все допустимо.
Все, что только возможно! И слава, да, да, — и слава,
привет тем, кто с яростною решительностью ринулся против этого великого мирового преступления! Вспомнился немец-солдат в «Астории», и как с любовью он оглядывал красноармейцев с заломленными на затылок фуражками.
Чего не натерпелись князь Борис Алексеич с княгиней, ехавши по Заборью! Он, голову повеся, молча сидел, княгиня со слезами на глазах, кротко, приветно
всем улыбалась. На
приветы ее встречные ругали ее ругательски. Мальчишек сотни полторы с села согнали: бегут за молодыми господами, «у-у!» кричат, языки им высовывают.
— Кажется, со мною
всё, что нужно, — рассуждал Жирков, шаря рукой по косяку и ища звонка. — Надя просила заехать к модистке и взять платье — есть, просила конфет и сыру — есть, букет — есть. «
Привет тебе, приют священный…» — запел он. — Но где же, чёрт возьми, звонок?
Что, если действительно княжна сошла с ума от испытанного потрясения? Тогда
все кончено. Он не видел сегодня ее глаз. Веки ее были опущены. О, сколько бы он дал, чтобы сейчас посмотреть ей в глаза. Ужели эти дивные глаза омрачились? Ужели в них он прочтет вместо ласки и
привета — безумие?
Луиза ничего не сказала, но взорами, исполненными
приветом любви, остановилась на другой надписи. Трепет пробежал по
всем его членам; холодный пот выступил на чело, когда он взглянул на роковые слова: «Милый Адольф!»
К тому ж я хочу, чтобы и без насилия власти любили моего Андреа… хочу, чтобы
все русское,
все состояния, народ окружил его
приветом, как родного, как соотечественника.
Почет и
привет несся к нему со
всех сторон.
(Почерк Лельки.) — Был дождь, кругом лужи, и шумят листьями деревья, я стою и думаю: идти ли к ним, к товарищам, к стойким, светлым коммунистам? Была грусть сильней, чем когда бы то ни было, хотелось умереть, и думала, что иду прощаться. Все-таки пошла к ним, было хорошо от их
привета и участия, однако же губы иногда нервно подергивались.
По улицам снуют прохожие торопливо с угрюмым, озабоченным видом, и ни в одном взгляде не встретишь
привета, как будто задачей их жизни показать, что
все и
все, кроме них самих, для них чуждо и неинтересно. В этом центре ума и просвещения, в этом горниле государственной и общественной деятельности личность пропадает, расплавляется, уничтожается.
Потух солнечный луч за деревней, утонул в голубовато-хрустальном озере. Запахло сильнее цветами, первыми ландышами из леса, птицы прокричали в последний раз свой
привет перед ночью, и
все уснуло, затихло, замолкло до утра. На небе зажглась ночная звездочка, яркая, нарядная и красивая. Галя сидела у оконца, глядела на звездочку и вспоминала, как она с мамой часто сидела по вечерам у порога хатки и любовалась звездочками. А маме становилось
все хуже да хуже. Она и кашляла-то глуше, и дышала слабее.
В это время
все было не по ней: и ласки мужа, и
приветы друзей его, и хозяйственные заботы; как будто божий мир становился ей тесен, как будто она рвалась куда-то, но с отвращением, с крайним насилием самой себе и словно по некоторому непреодолимому влечению.
Таким образом, белые, приходя в Николо-Беседный монастырь, значит, может быть, были встречаемы известным в монашестве
приветом: „Наш еси брате Исаакий, — воспляшь же с нами!“ И кто кому был здесь соблазном, а кто назидателем, про то только ты, господи,
веси…»
— О чем, — говорю, — станем беседовать? — к доброму
привету хороша и беседа добрая. Скажи же мне: не знаешь ли ты, как нам научить вере вот этих инородцев, которых ты
все под свою защиту берешь?