Неточные совпадения
Поехал ночью Тихоныч,
Поймали, — полумертвого
Подкинули
в сарай…
С чувством усталости и нечистоты, производимым
ночью в вагоне,
в раннем тумане Петербурга Алексей Александрович
ехал по пустынному Невскому и глядел пред собою, не думая о том, что ожидало его.
Это невинное веселье выборов и та мрачная, тяжелая любовь, к которой он должен был вернуться, поразили Вронского своею противоположностью. Но надо было
ехать, и он по первому поезду,
в ночь, уехал к себе.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся
в мундир и
поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить
в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда
в Петербурге, он выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней
ночи.
Долго Левин не мог успокоить жену. Наконец он успокоил ее, только признавшись, что чувство жалости
в соединении с вином сбили его, и он поддался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать ее. Одно,
в чем он искреннее всего признавался, было то, что, живя так долго
в Москве, за одними разговорами,
едой и питьем, он ошалел. Они проговорили до трех часов
ночи. Только
в три часа они настолько примирились, что могли заснуть.
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал
в горы развеять мысли, толпившиеся
в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался
в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул
в себя раза два свежий воздух южной
ночи и пустился
в обратный путь. Я
ехал через слободку. Огни начинали угасать
в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
«Осел! дурак!» — думал Чичиков, сердитый и недовольный во всю дорогу.
Ехал он уже при звездах.
Ночь была на небе.
В деревнях были огни. Подъезжая к крыльцу, он увидел
в окнах, что уже стол был накрыт для ужина.
Старушка вскоре после отъезда нашего героя
в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что, не поспавши три
ночи сряду, решилась
ехать в город, несмотря на то что лошади не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть, втридешева.
Но ошибался он: Евгений
Спал
в это время мертвым сном.
Уже редеют
ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но постель
Еще Евгений не покинул,
Еще над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит — и видит, что пора
Давно уж
ехать со двора.
Шестнадцатого апреля, почти шесть месяцев после описанного мною дня, отец вошел к нам на верх, во время классов, и объявил, что нынче
в ночь мы
едем с ним
в деревню. Что-то защемило у меня
в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась к матушке.
— Вы уже знаете, я думаю, что я нынче
в ночь еду в Москву и беру вас с собою, — сказал он. — Вы будете жить у бабушки, a maman с девочками остается здесь. И вы это знайте, что одно для нее будет утешение — слышать, что вы учитесь хорошо и что вами довольны.
Легко ли
в шестьдесят пять лет
Тащиться мне к тебе, племянница?.. — Мученье!
Час битый
ехала с Покровки, силы нет;
Ночь — светопреставленье!
От скуки я взяла с собой
Арапку-девку да собачку; —
Вели их накормить, ужо, дружочек мой,
От ужина сошли подачку.
Княгиня, здравствуйте!
— Знаешь ли что? — говорил
в ту же
ночь Базаров Аркадию. — Мне
в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой отец не
поедет; махнем-ка мы с тобой
в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
— Нет, наша редакция вся у Сен-Жоржа сегодня, оттуда и
поедем на гулянье. А
ночью писать и чем свет
в типографию отсылать. До свидания.
«
В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его
в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и
ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только
ночью,
ехать, куда все
едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
Хотя было уже не рано, но они успели заехать куда-то по делам, потом Штольц захватил с собой обедать одного золотопромышленника, потом
поехали к этому последнему на дачу пить чай, застали большое общество, и Обломов из совершенного уединения вдруг очутился
в толпе людей. Воротились они домой к поздней
ночи.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни
в церкви поздороваться, чтоб, когда
едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится
в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки
ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
У обрыва Марк исчез
в кустах, а Райский
поехал к губернатору и воротился от него часу во втором
ночи. Хотя он поздно лег, но встал рано, чтобы передать Вере о случившемся. Окна ее были плотно закрыты занавесками.
Когда я
ехал сюда, вы всю
ночь снились мне
в вагоне.
Когда мы стали жаловаться на дорогу, Вандик улыбнулся и, указывая бичом на ученую партию, кротко молвил: «А капитан хотел вчера
ехать по этой дороге
ночью!» Ручейки, ничтожные накануне, раздулись так, что лошади шли по брюхо
в воде.
Мы отлично уснули и отдохнули. Можно бы
ехать и
ночью, но не было готового хлеба, надо ждать до утра, иначе нам,
в числе семи человек, трудно будет продовольствоваться по станциям на берегах Маи. Теперь предстоит
ехать шестьсот верст рекой, а потом опять сто восемьдесят верст верхом по болотам. Есть и почтовые тарантасы, но все предпочитают
ехать верхом по этой дороге, а потом до Якутска на колесах, всего тысячу верст. Всего!
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной. На последней станции все горы; но я
ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но
в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж остановится у следующей станции.
Весь день и вчера всю
ночь писали бумаги
в Петербург; не до посетителей было, между тем они приезжали опять предложить нам стать на внутренний рейд. Им сказано, что хотим стать дальше, нежели они указали. Они
поехали предупредить губернатора и завтра хотели быть с ответом. О береге все еще ни слова: выжидают, не уйдем ли. Вероятно, губернатору велено не отводить места, пока
в Едо не прочтут письма из России и не узнают,
в чем дело,
в надежде, что, может быть, и на берег выходить не понадобится.
— Пообедав вчера, выехали мы, благословясь, около вечерен, спешили засветло проехать Волчий Вражек, а остальные пятнадцать верст
ехали в темноте — зги Божией не видать!
Ночью поднялась гроза, страсть какая — Боже упаси! Какие яровые у Василья Степаныча, видели?
— И знаете, знаете, — лепетала она, — придите сказать мне, что там увидите и узнаете… и что обнаружится… и как его решат и куда осудят. Скажите, ведь у нас нет смертной казни? Но непременно придите, хоть
в три часа
ночи, хоть
в четыре, даже
в половине пятого… Велите меня разбудить, растолкать, если вставать не буду… О Боже, да я и не засну даже. Знаете, не
поехать ли мне самой с вами?..
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой
ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и
в ней свою семью
в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь
еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал
в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
— Ну, вот что, братец Филофей; у тебя, я слышал, есть лошади. Приведи-ка сюда тройку, мы их заложим
в мой тарантас, — он у меня легкий, — и свези ты меня
в Тулу. Теперь
ночь лунная, светло и
ехать прохладно. Дорога у вас тут какова?
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что сидит она под окном и видит: по улице
едет карета, самая отличная, и останавливается эта карета, и выходит из кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней
в комнату, и дама говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
—
В первом-то часу
ночи?
Поедем — ка лучше спать. До свиданья, Жан. До свиданья, Сторешников. Разумеется, вы не будете ждать Жюли и меня на ваш завтрашний ужин: вы видите, как она раздражена. Да и мне, сказать по правде, эта история не нравится. Конечно, вам нет дела до моего мнения. До свиданья.
Мы бросились к саблям; дамы попадали
в обморок; нас растащили, и
в ту же
ночь поехали мы драться.
«Господа, — сказал им Сильвио, — обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия;
еду сегодня
в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня
в последний раз.
Итак, первые
ночи, которые я не спал
в родительском доме, были проведены
в карцере. Вскоре мне приходилось испытать другую тюрьму, и там я просидел не восемь дней, а девять месяцев, после которых
поехал не домой, а
в ссылку. Но до этого далеко.
Но
в эту
ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам и находившиеся за самым Машковцевым домом. Полицмейстер и полицейские действовали отлично; чтоб спасти дом Машковцева, они даже разобрали стену конюшни и вывели, не опаливши ни гривы, ни хвоста, спорную лошадь. Через два часа полицмейстер, парадируя на белом жеребце,
ехал получать благодарность особы за примерное потушение пожара. После этого никто не сомневался
в том, что полицмейстер все может сделать.
Козаки наши
ехали бы, может, и далее, если бы не обволокло всего неба
ночью, словно черным рядном, и
в поле не стало так же темно, как под овчинным тулупом.
Смолин первым делом его познакомил с восточными людьми Пахро и Абазом, и давай индейца для отыскивания следов по шулерским мельницам таскать — выучил пить и играть
в модную тогда стуколку… Запутали, закружили юношу.
В один прекрасный день он
поехал ночью из игорного притона домой — да и пропал. Поговорили и забыли.
Один раз поздно воротившиеся с работы крестьяне сказали мне, что проехали очень близко мимо станицы спящих журавлей;
ночь была месячная, я бросился с ружьем
в крестьянскую телегу и велел везти себя по той самой дорожке, по которой
ехали крестьяне.
И — зарыдал… Княгиня-дочь
Куда-то
едет в эту
ночь…
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе
в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и
ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту,
ехать к вам; я узнала ваш адрес
в Москве.
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и
ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал:
в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, — у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда,
еду мимо господского дома, а она
в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
Раз, когда
ночью Карачунский
ехал один, ему вдруг пришла мысль: а что, если бы умереть
в такую
ночь?..
Это был тяжелый момент, когда Тит
ночью постучал кнутиком
в окно собственной избы, — днем он не желал
ехать по заводу
в настоящем своем виде.
Крестный твой
поехал в Омск, там выдаст замуж Поленьку, которая у них воспитывалась, за Менделеева, брата жены его, молодого человека, служащего
в Главном управлении Западной Сибири. Устроит молодых и зимой вернется
в Покровский уезд, где купил маленькое именье. Я все это знаю из его письма — опять с ним разъехались
ночью под Владимиром. Как не судьба свидеться!
Сегодня запоздал с письмами: рано утром думал писать, но прислала за мною Марья Николаевна — она как-то
ночью занемогла своим припадком
в сердечной полости, — я у нее пробыл долго и тогда только ушел, когда она совершенно успокоилась, и сел писать.
В час
еду к Сашеньке — кончать портрет. Вы все это увидите.
Все там было свое как-то: нажгут дома, на происшествие
поедешь, лошадки фыркают, обдавая тонким облаком взметенного снега,
ночь в избе, на соломе, спор с исправником, курьезные извороты прикосновенных к делу крестьян, или езда теплою вешнею
ночью, проталины, жаворонки так и замирают, рея
в воздухе, или, наконец, еще позже,
едешь и думаешь… тарантасик подкидывает, а поле как посеребренное, и по нем ходят то тяжелые драхвы, то стальнокрылые стрепеты…
Я вспомнил, как сам просил еще
в Уфе мою мать
ехать поскорее лечиться; но слова, слышанные мною
в прошедшую
ночь: «Я умру с тоски, никакой доктор мне не поможет», — поколебали во мне уверенность, что мать воротится из Оренбурга здоровою.
Я думал, что мы уж никогда не
поедем, как вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы
едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал
ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись
в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов
в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Осенняя
ночь длинна, и потому неизвестно, когда он попал
в овражек; но на другой день, часов
в восемь утра,
поехав на охоту, молодой Багров нашел его уже мертвым и совершенно окоченевшим.
— Все это я знаю; но вот что, Мари, не
поехать ли и нам тоже с ними? — проговорил Вихров; ему очень улыбалась мысль проехать с ней по озеру
в темную
ночь.
Самое большое, чем он мог быть
в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его
в деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец по целым почти
ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло
в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило
в нем охоту к этому чувству; и
в первое же воскресенье, когда отец
поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
Не ограничиваясь расспросами
в передней, он обегал вниз и узнал от кучеров, куда именно
поехал Вихров; те сказали ему, что на постоялый двор, он съездил на другой день и на постоялый двор, где ему подтвердили, что воздвиженский барин действительно приезжал и всю
ночь почти сидел у г-жи Фатеевой, которая у них останавливалась.