Неточные совпадения
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном
диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах
дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял
подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на
диван и открыл глаза.
— Правда, с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом
диване. Эй, Фетинья, принеси перину,
подушки и простыню. Какое-то время послал Бог: гром такой — у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?
После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на
диван, подложивши себе за спину
подушку, которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем-то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник.
Пообедав, протянулся он опять на
диван, но заснуть уже не мог, а лежал без движения, ничком, уткнув лицо в
подушку.
Да! лучше выбросить! — повторял он, опять садясь на
диван, — и сейчас, сию минуту, не медля!..» Но вместо того голова его опять склонилась на
подушку; опять оледенил его нестерпимый озноб; опять он потащил на себя шинель.
— Я здоров, я совершенно здоров! — настойчиво и раздражительно проговорил Раскольников, приподнявшись вдруг на
диване и сверкнув глазами, но тотчас же повалился опять на
подушку и оборотился к стене. Зосимов пристально наблюдал его.
С изумлением оглядывал он себя и все кругом в комнате и не понимал: как это он мог вчера, войдя, не запереть дверь на крючок и броситься на
диван не только не раздевшись, но даже в шляпе: она скатилась и тут же лежала на полу, близ
подушки.
— Ты от Енюши? Знаешь ли, я боюсь: покойно ли ему спать на
диване? Я Анфисушке велела положить ему твой походный матрасик и новые
подушки; я бы наш пуховик ему дала, да он, помнится, не любит мягко спать.
Он сказал несколько слов еще более грубых и заглушил ими спор, вызвав общее смущение, ехидные усмешки, иронический шепот. Дядя Яков, больной, полулежавший на
диване в груде
подушек, спросил вполголоса, изумленно...
И, упав на колени пред
диваном, она спрятала голову под
подушку.
Устав стоять, он обернулся, — в комнате было темно; в углу у
дивана горела маленькая лампа-ночник, постель на одном
диване была пуста, а на белой
подушке другой постели торчала черная борода Захария. Самгин почувствовал себя обиженным, — неужели для него не нашлось отдельной комнаты? Схватив ручку шпингалета, он шумно открыл дверь на террасу, — там, в темноте, кто-то пошевелился, крякнув.
Сходил в спальню, принес
подушку и, бросив ее на
диван, сказал...
Когда он и Лютов вышли в столовую, Маракуев уже лежал, вытянувшись на
диване, голый, а Макаров, засучив рукава, покрякивая, массировал ему грудь, живот, бока. Осторожно поворачивая шею, перекатывая по кожаной
подушке влажную голову, Маракуев говорил, откашливаясь, бессвязно и негромко, как в бреду...
Взяв его под руку и тяжело опираясь на нее, она с подозрительной осторожностью прошла в кабинет, усадила мужа на
диван и даже подсунула за спину его
подушку.
Позы, жесты ее исполнены достоинства; она очень ловко драпируется в богатую шаль, так кстати обопрется локтем на шитую
подушку, так величественно раскинется на
диване. Ее никогда не увидишь за работой: нагибаться, шить, заниматься мелочью нейдет к ее лицу, важной фигуре. Она и приказания слугам и служанкам отдавала небрежным тоном, коротко и сухо.
Захар только отвернется куда-нибудь, Анисья смахнет пыль со столов, с
диванов, откроет форточку, поправит шторы, приберет к месту кинутые посреди комнаты сапоги, повешенные на парадных креслах панталоны, переберет все платья, даже бумаги, карандаши, ножичек, перья на столе — все положит в порядке; взобьет измятую постель, поправит
подушки — и все в три приема; потом окинет еще беглым взглядом всю комнату, подвинет какой-нибудь стул, задвинет полуотворенный ящик комода, стащит салфетку со стола и быстро скользнет в кухню, заслыша скрипучие сапоги Захара.
Надо бы взять костяной ножик, да его нет; можно, конечно, спросить и столовый, но Обломов предпочел положить книгу на свое место и направиться к
дивану; только что он оперся рукой в шитую
подушку, чтоб половчей приладиться лечь, как Захар вошел в комнату.
Он вяло напился чаю, не тронул ни одной книги, не присел к столу, задумчиво закурил сигару и сел на
диван. Прежде бы он лег, но теперь отвык, и его даже не тянуло к
подушке; однако ж он уперся локтем в нее — признак, намекавший на прежние наклонности.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет
подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку
дивана и уйдет.
— Несчастный, что я наделал! — говорил он, переваливаясь на
диван лицом к
подушке. — Свадьба! Этот поэтический миг в жизни любящихся, венец счастья — о нем заговорили лакеи, кучера, когда еще ничего не решено, когда ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не найдена…
Простая кровать с большим занавесом, тонкое бумажное одеяло и одна
подушка. Потом
диван, ковер на полу, круглый стол перед
диваном, другой маленький письменный у окна, покрытый клеенкой, на котором, однако же, не было признаков письма, небольшое старинное зеркало и простой шкаф с платьями.
— Осел! — сказал Райский и лег на
диван, хотел заснуть, но звуки не давали, как он ни прижимал ухо к
подушке, чтоб заглушить их. — Нет, так и режут.
Райский сбросил было долой гору наложенных одна на другую мягких
подушек и взял с
дивана одну жесткую, потом прогнал Егорку, посланного бабушкой раздевать его. Но бабушка переделала опять по-своему: велела положить на свое место
подушки и воротила Егора в спальню Райского.
Он положил ей за спину и под руки
подушки, на плечи и грудь накинул ей свой шотландский плед и усадил ее с книгой на
диван.
Вера лежала на
диване, лицом к спинке. С
подушки падали почти до пола ее волосы, юбка ее серого платья небрежно висела, не закрывая ее ног, обутых в туфли.
Там у меня было достопримечательного — полукруглое окно, ужасно низкий потолок, клеенчатый
диван, на котором Лукерья к ночи постилала мне простыню и клала
подушку, а прочей мебели лишь два предмета — простейший тесовый стол и дырявый плетеный стул.
Откуда явились кушетки,
диваны,
подушки?
Нехлюдов paзделся, постелил на клеенчатый
диван плед, свою кожаную
подушку и лег, перебирая в своем воображении всё, что он видел и слышал зa нынешний день.
Алеша взял
подушку и лег на
диване не раздеваясь.
— Брат, сядь! — проговорил Алеша в испуге, — сядь, ради Бога, на
диван. Ты в бреду, приляг на
подушку, вот так. Хочешь полотенце мокрое к голове? Может, лучше станет?
И, вымолвив это «жалкое» слово, Грушенька вдруг не выдержала, не докончила, закрыла лицо руками, бросилась на
диван в
подушки и зарыдала как малое дитя. Алеша встал с места и подошел к Ракитину.
— Однако я устала, — говорит она и бросается на турецкий
диван, идущий во всю длину одной стены зала. — Дети, больше
подушек! да не мне одной! и другие дамы, я думаю, устали.
Обе опускаются на
диван и
подушки в изнеможении.
Небольшая ростом, высохнувшая, сморщившаяся, но вовсе не безобразная старушка обыкновенно сидела или, лучше, лежала на большом неуклюжем
диване, обкладенная
подушками. Ее едва можно было разглядеть; все было белое: капот, чепец,
подушки, чехлы на
диване. Бледно-восковое и кружевно-нежное лицо ее вместе с слабым голосом и белой одеждой придавали ей что-то отошедшее, еле-еле дышащее.
Вечером снова являлся камердинер, снимал с
дивана тигровую шкуру, доставшуюся по наследству от отца, и груду книг, стлал простыню, приносил
подушки и одеяло, и кабинет так же легко превращался в спальню, как в кухню и столовую.
— Да вот сумлеваюсь на тебя, что ты всё дрожишь. Ночь мы здесь заночуем, вместе. Постели, окромя той, тут нет, а я так придумал, что с обоих
диванов подушки снять, и вот тут, у занавески, рядом и постелю, и тебе и мне, так чтобы вместе. Потому, коли войдут, станут осматривать али искать, ее тотчас увидят и вынесут. Станут меня опрашивать, я расскажу, что я, и меня тотчас отведут. Так пусть уж она теперь тут лежит подле нас, подле меня и тебя…
Леночка, восьмилетняя девочка, немедленно сбегала за
подушкой и принесла ее на клеенчатый, жесткий и ободранный
диван.
Но на
диване двоим рядом нельзя было лечь, а он непременно хотел постлать теперь рядом, вот почему и стащил теперь, с большими усилиями, через всю комнату, к самому входу за занавеску, разнокалиберные
подушки с обоих
диванов.
Или по крайней мере быть у себя дома, на террасе, но так, чтобы никого при этом не было, ни Лебедева, ни детей; броситься на свой
диван, уткнуть лицо в
подушку и пролежать таким образом день, ночь, еще день.
Старинные кресла и
диван светлого березового выплавка, с
подушками из шерстяной материи бирюзового цвета, такого же цвета занавеси на окнах и дверях; той же березы письменный столик с туалетом и кроватка, закрытая белым покрывалом, да несколько растений на окнах и больше ровно ничего не было в этой комнатке, а между тем всем она казалась необыкновенно полным и комфортабельным покоем.
— Все очень хороши в своем роде, — тихо ответила Лиза и, перейдя на
диван, прислонилась к
подушке и завела веки.
— Да нет, отчего же? — возразил репортер. — Я сделаю самую простую и невинную вещь, возьму Пашу сюда, а если придется — так и уплачу за нее. Пусть полежит здесь на
диване и хоть немного отдохнет… Нюра, живо сбегай за
подушкой!
Вернулся Платонов с Пашей. На Пашу жалко и противно было смотреть. Лицо у нее было бледно, с синим отечным отливом, мутные полузакрытые глаза улыбались слабой, идиотской улыбкой, открытые губы казались похожими на две растрепанные красные мокрые тряпки, и шла она какой-то робкой, неуверенной походкой, точно делая одной ногой большой шаг, а другой — маленький. Она послушно подошла к
дивану и послушно улеглась головой на
подушку, не переставая слабо и безумно улыбаться. Издали было видно, что ей холодно.
Дом двухэтажный, зеленый с белым, выстроен в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами и деревянными полотенцами, окаймленными деревянными же кружевами; ковер с белой дорожкой на лестнице; в передней чучело медведя, держащее в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек; в танцевальном зале паркет, на окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси и тюль, вдоль стен белые с золотом стулья и зеркала в золоченых рамах; есть два кабинета с коврами,
диванами и мягкими атласными пуфами; в спальнях голубые и розовые фонари, канаусовые одеяла и чистые
подушки; обитательницы одеты в открытые бальные платья, опушенные мехом, или в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток, и большинство из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
Пришла Нюра с
подушкой и положила ее на
диван.
— Садитесь, пожалуйста! — сказал Салов, любезно усаживая Вихрова на
диван и даже подкладывая ему за спину вышитую
подушку. Сам он тоже развалился на другом конце
дивана; из его позы видно было, что он любил и умел понежиться и посибаритничать. [Посибаритничать — жить в праздности и роскоши. От названия древнегреческого города Сибарис, о жителях которого ходила молва как о людях изнеженных.]
Номер Салова оказался почти богато убранным: толстая драпировка на перегородке и на окне; мягкий
диван; на нем довольно искусно вышитые шерстями две
подушки.
— Справедливое слово, Михайло Поликарпыч, — дворовые — дармоеды! — продолжал он и там бунчать, выправляя свой нос и рот из-под
подушки с явною целью, чтобы ему ловчее было храпеть, что и принялся он делать сейчас же и с замечательной силой. Ванька между тем, потихоньку и, видимо, опасаясь разбудить Макара Григорьева, прибрал все платье барина в чемодан, аккуратно постлал ему постель на
диване и сам сел дожидаться его; когда же Павел возвратился, Ванька не утерпел и излил на него отчасти гнев свой.
В другой раз, вдруг очнувшись ночью, при свете нагоревшей свечи, стоявшей передо мной на придвинутом к
дивану столике, я увидел, что Елена прилегла лицом на мою
подушку и пугливо спала, полураскрыв свои бледные губки и приложив ладонь к своей теплой щечке.
Она рыдала до того, что с ней сделалась истерика. Насилу я развел ее руки, обхватившие меня. Я поднял ее и отнес на
диван. Долго еще она рыдала, укрыв лицо в
подушки, как будто стыдясь смотреть на меня, но крепко стиснув мою руку в своей маленькой ручке и не отнимая ее от своего сердца.