Неточные совпадения
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая на
учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем
ученикам двух
первых парт, подходил и тянул тоненьким голосом...
Все, что говорил Турчанинов, он говорил совершенно серьезно, очень мило и тем тоном, каким говорят молодые учителя,
первый раз беседуя с
учениками старших классов. Между прочим, он сообщил, что в Париже самые лучшие портные и самые веселые театры.
Когда опекун привез его в школу и посадили его на лавку, во время класса, кажется,
первым бы делом новичка было вслушаться, что спрашивает учитель, что отвечают
ученики.
— Он, папа, все знает, лучше всех у нас знает! — подхватил и Илюшечка, — он ведь только прикидывается, что он такой, а он
первый у нас
ученик по всем предметам…
Колоссальный, исполненный религиозной поэзии проект Витберга поразил Александра. Он остановился перед ним и об нем
первом спросил, кем он представлен. Распечатали пакет и нашли неизвестное имя
ученика академии.
Была у Жукова еще аллегорическая картина «После потопа», за которую совет профессоров присудил ему
первую премию в пятьдесят рублей, но деньги выданы не были, так как Жуков был вольнослушателем, а премии выдавались только штатным
ученикам. Он тогда был в классе профессора Савицкого, и последний о нем отзывался так...
Начиная объяснение задаваемого урока, Егоров подходил к
первой парте и упирался в нее животом. На этот предмет
ученики смазывали
первую парту мелом. Дитяткевич в коридоре услужливо стирал белую полосу на животе Егорова, но тот запасался ею опять на ближайшем уроке.
Дело кончилось благополучно. Показания
учеников были в мою пользу, но особенно поддержал меня сторож Савелий, философски, с колокольчиком подмышкой, наблюдавший всю сцену. Впрочем, он показал только правду: Дитяткевич
первый обругал меня и рванул за шинель. Меня посадили в карцер, Дитяткевичу сделали замечание. Тогда еще
ученик мог быть более правым, чем «начальство»…
Просто, реально и тепло автор рассказывал, как Фомка из Сандомира пробивал себе трудную дорогу в жизни, как он нанялся в услужение к учителю в монастырской школе, как потом получил позволение учиться с другими
учениками, продолжая чистить сапоги и убирать комнату учителя, как сначала над ним смеялись гордые паничи и как он шаг за шагом обгонял их и
первым кончил школу.
Теперь выбора не было. Старшим приходилось поневоле идти к законоучителю… Затем случилось, что тотчас после
первого дня исповеди виновники шалости были раскрыты. Священник наложил на них эпитимью и лишил причастия, но еще до начала службы три
ученика были водворены в карцер. Им грозило исключение…
Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое. Говорили о победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь. В пансионе
ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже верил во все эти успехи поляков, но чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
Но когда он в
первый раз пустился танцовать мазурку, то оказалось, что этот маленький верткий разбойник сразу затмил всех нас,
учеников мосье Одифре.
Еврейский мальчик, бежавший в ремесленное училище; сапожный
ученик с выпачканным лицом и босой, но с большим сапогом в руке; длинный верзила, шедший с кнутом около воза с глиной; наконец, бродячая собака, пробежавшая мимо меня с опущенной головой, — все они, казалось мне, знают, что я — маленький мальчик, в
первый раз отпущенный матерью без провожатых, у которого, вдобавок, в кармане лежит огромная сумма в три гроша (полторы копейки).
И если бы сам Шнейдер явился теперь из Швейцарии взглянуть на своего бывшего
ученика и пациента, то и он, припомнив то состояние, в котором бывал иногда князь в
первый год лечения своего в Швейцарии, махнул бы теперь рукой и сказал бы, как тогда: «Идиот!»
Матвей Васильич подвел меня к
первому столу, велел
ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от черной доски; все это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством.
Долгое отсутствие моего отца, сильно огорчавшее мою мать, заставило Прасковью Ивановну послать к нему на помощь своего главного управляющего Михайлушку, который в то же время считался в Симбирской губернии
первым поверенным, ходоком по тяжебным делам: он был лучший
ученик нашего слепого Пантелея.
— И этому я еще в
учениках научился. Принесешь, бывало, мастерам полштоф,
первым делом:"Цопнем, Гришка!"И хоть отказывайся, хоть нет, разожмут зубы и вольют, сколько им на потеху надобно. А со временем и сам своей охотой начал потихоньку цопать. Цопал-цопал, да и дошел до сих мест, что и пересилить себя не могу.
Тот же самый красивый помощник, на которого пани Вибель пристально глядела, когда он приготовлял для Аггея Никитича папье-фаяр в
первое посещение того аптеки, вдруг вздумал каждое послеобеда тоже выходить в сад и собирать с помощью аптекарского
ученика разные лекарственные растения, обильно насаженные предусмотрительным Вибелем в своем собственном саду, и, собирая эти растения, помощник по преимуществу старался быть около беседки, так что моим влюбленным почти слова откровенного нельзя было произнесть друг с другом.
Он рассказывает, как сон, историю своей
первой любви к горничной архитектора, у которого он жил
учеником. Тихонько плещет серая вода, омывая углы зданий, за собором тускло блестит водная пустыня, кое-где над нею поднимаются черные прутья лозняка.
–…
первая обязанность ваша как
ученика — учиться… нельзя увлекаться обществом, хотя бы и весьма приятным и вполне безукоризненным. во всяком случае, следует сказать, что общество мальчиков вашего возраста для вас гораздо полезнее… Надо дорожить репутацией и своею и учебного заведения… Наконец, — скажу вам прямо, — я имею основания предполагать, что ваши отношения к барышням имеют характер вольности, недопустимой в вашем возрасте, и совсем не согласно с общепринятыми правилами приличия.
Матвей усердно принялся за тетрадку, но её
первая страница положила почти неодолимую преграду умной затее дьячка:
ученик, при виде фигурно написанного титула, долго не мог решиться начать свои записи, боясь испортить красоту тетради. Как-то раз, после долгих приготовлений, он, волнуясь, начал на обороте страницы, где были записаны сентенции...
Гимнастические классы тогда у нас были по вторникам, четвергам и субботам от восьми до десяти вечера. В числе помощников Постникова и Тарасова был великолепный молодой гимнаст П.И. Постников, впоследствии известный хирург. В числе
учеников находились два брата Дуровы, Анатолий и Владимир. Уж отсюда они пошли в цирк и стали входить в славу с
первых дней появления на арене.
Его
первая жена, моя сестра, прекрасное, кроткое создание, чистая, как вот это голубое небо, благородная, великодушная, имевшая поклонников больше, чем он
учеников, — любила его так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они сами.
Знаменитый тогда мой старый друг и
ученик по гимнастике, авиатор Уточкин делал свои
первые московские полеты на Ходынке на неуклюжем своем «Фармане», напоминавшем торговый балаган с Сухаревки.
— Помни, ребята, — объяснял Ермилов ученикам-солдатам, — ежели, к примеру, фихтуешь, так и фихтуй умственно, потому фихтование в бою есть вещь
первая, а главное, помни, что колоть неприятеля надо на полном выпаде в грудь, коротким ударом, и коротко назад из груди штык вырви… Помни, из груди коротко назад, чтобы ён рукой не схватал… Вот так: р-раз — полный выпад и р-раз — назад. Потом р-раз — д-ва, р-раз — д-ва, ногой коротко притопни, устрашай его, неприятеля, р-раз — два!
Вскоре средний и даже нижний класс присоединились к старшему, а как вся история поднялась преимущественно за оскорбление одного из лучших
учеников, Александра Княжевича, то естественно, что его брат,
первый во всех отношениях воспитанник, очень любимый товарищами, сделался, так сказать, главою этого движения.
Я поступил опять в те же нижние классы, из которых большая часть моих прежних товарищей перешла в средние и на место их определились новые
ученики, которые были приготовлены хуже меня;
ученики же, не перешедшие в следующий класс, были лентяи или без способностей, и потому я в самое короткое время сделался
первым во всех классах, кроме катехизиса и краткой священной истории.
Он осыпал меня всевозможными похвалами, вызвал из-за стола, приказал забрать все классные тетрадки и книжки, взял за руку, подвел к
первому столу и, сказав: «вот ваше место», посадил меня третьим, а
учеников было с лишком сорок человек.
Для полноты воспроизведения устройства школы следует сказать, что
ученики первого класса только частию и предварительно оставались в нашей
первой палате, но приближающиеся к экзамену в Дерптский университет перемещались в две большие комнаты над нашими дортуарами, так называемом педагогиуме, находившемся и в умственном и в нравственном отношении под руководством Мортимера.
Каждого
первого числа Крюммер, по просьбе родителей, снабжал
учеников карманными деньгами даже до размера двух серебряных рублей.
С
первого дня своего вступления в должность она хлопочет о приведении в порядок библиотеки, типографии академической, о выборе новых членов, о возобновлении журнала Академии, об увеличении экономических сумм, на которые умножает число
учеников в академическом училище, прибавляет жалованья профессорам, вводит новые курсы, издает карты губерний Российской империи (12).
Не правда ли, он был описан вам
Злодеем, извергом. — О Дона Анна, —
Молва, быть может, не совсем неправа,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, разврата
Я долго был покорный
ученик,
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в
первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Но теперь о Сашкиной судьбе гораздо меньше беспокоились, чем в
первый раз, и гораздо скорее забыли о нем. Через два месяца на его месте сидел новый скрипач (между прочим, Сашкин
ученик), которого разыскал аккомпаниатор.
Домине инспектор принялся меня ужасно стыдить: напоминал мне шляхетское мое происхождение, знатность рода Халявских и в conclusio — так назвал он — запретил мне в тот день ходить в школу."Стыдно-де и мне, что мой
ученик на
первый класс не исправен с уроком".
Советую
первому учителю пения испытать эту методу над
учеником или ученицею, и честью уверяю, что в несколько часов научит громкому пению.
Я желал, чтобы вы взглянули тогда на нашего инспектора. Недоумение, удивление, восторг, что его —
ученик так глубоко рассуждает, — все это ясно, как на вывеске у портного в Пирятине все его предметы, к мастерству относящиеся, было изображено. Когда
первое изумление его прошло, тут он чмокнул губами и произнес, вскинув голову немного кверху:"Ну!"Это ничтожное «ну» означало:"ну, растет голова!"И справедливо было заключение домина! Во всем Петруся преуспел; жаль только, что не сочинил своей грамматики!
Ученик,
первый по учению (и это всегда был брат Петруся), возглашал за всех:"Мир ти, благий учителю наш!""
— Позвольте, Сергей Васильич, — перебила его Варя. — Вот вы говорите, что
ученикам трудно. А кто виноват, позвольте вас спросить? Например, вы задали
ученикам восьмого класса сочинение на тему: «Пушкин как психолог». Во-первых, нельзя задавать таких трудных тем, а во-вторых, какой же Пушкин психолог? Ну, Щедрин или, положим, Достоевский — другое дело, а Пушкин великий поэт и больше ничего.
При
первых же криках Сенька Чижик,
ученик маляра Сучкова, целыми днями растиравший краски в одном из сарайчиков во дворе, стремглав вылетал оттуда и, сверкая глазёнками, чёрными, как у мыши, во всё горло орал...
Как раз в это время Иуда Искариот совершил
первый, решительный шаг к предательству: тайно посетил первосвященника Анну. Был он встречен очень сурово, но не смутился этим и потребовал продолжительной беседы с глазу на глаз. И, оставшись наедине с сухим и суровым стариком, презрительно смотревшим на него из-под нависших, тяжелых век, рассказал, что он, Иуда, человек благочестивый и в
ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной целью уличить обманщика и предать его в руки закона.
Но подымать вечные законы искусства, толковать о художественных красотах по поводу созданий современных русских повествователей — это (да простят мне г. Анненков и все его последователи!) так же смешно, как развивать теорию генерал-баса в поощрение тапера, не сбивающегося с такта, или пуститься в изложение математической теории вероятностей по поводу ошибки
ученика, неверно решившего уравнение
первой степени.
Он думал о том, как он будет с
первых классов гимназии угадывать «искру Божию» в мальчиках; как будет поддерживать натуры, «стремящиеся сбросить с себя иго тьмы»; как под его надзором будут развиваться молодые, свежие силы, «чуждые житейской грязи»; как, наконец, из его
учеников со временем могут выйти замечательные люди…
Так любит брат старшую сестру, сын молодую и красивую мать,
ученик самого мелкого класса
ученика выпускного класса, который безбоязненно курит и щиплет на верхней губе вырастающий пух
первого уса.
Первое время такие неожиданные отзывы прямо ошеломляли меня: да чему же, наконец, верить! И я все больше убеждался, что верить я не должен ничему и ничего не должен принимать как
ученик; все заподозрить, все отвергнуть, — и затем принять обратно лишь то, в действительности чего убедился собственным опытом. Но в таком случае, для чего же весь многовековой опыт врачебной науки, какая ему цена?
Я должен был не останавливаясь и, главное, в привычных условиях жить, как
ученик по привычке не думая сказывает выученный наизусть урок, так я должен был жить, чтобы не попасть опять во власть этой ужасной, появившейся в
первый раз в Арзамасе тоски.
— Но в вашем присутствии? Не иначе. Поймите, дорогой друг, что с той ночи я только ваш
ученик. Вы находите, что нельзя выгонять старой обезьяны? Прекрасно, пусть остается. Вы говорите, что надо принять какого-то экс-короля? Прекрасно, примем. Но я позволю линчевать себя на
первом фонаре, если я знаю, зачем это надо.
Только одному учителю нельзя было и заикнуться о «перехвате» денег — Перновскому. Весь класс его ненавидел, и Перновский точно услаждался этой ненавистью. Прежде, по рассказам тех, кто кончил курс десять лет раньше, таких учителей совсем и не водилось. В них
ученики зачуяли что-то фанатическое и беспощадное. Перновский с
первого же года, — его перевели из-за Москвы, — показал, каков он и чего от него ждать…
Второй час ночи. Я сижу у себя в номере и пишу заказанный мне фельетон в стихах. Вдруг отворяется дверь, и в номер совсем неожиданно входит мой сожитель, бывший
ученик М-ой консерватории, Петр Рублев. В цилиндре, в шубе нараспашку, он напоминает мне на
первых порах Репетилова; потом же, когда я всматриваюсь в его бледное лицо и необыкновенно острые, словно воспаленные глаза, сходство с Репетиловым исчезает.
И
первые по счету (мы сидели по успехам)
ученики всего больше уклонялись от классной дисциплины.
Из таковых
первое место отведем юному дарованию
ученика — артиста Коршунова, который мастерски справился с порученной ему главной ролью пьесы.