Неточные совпадения
— Ну, барин, обедать! — сказал он решительно. И,
дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их, сидели
дети, принесшие обеды. Мужики собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст, на который накидали травы.
― Арсений
доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а
детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для
детей.
Поживя долго безвыездно в Москве, он
доходил до того, что начинал беспокоиться дурным расположением и упреками жены, здоровьем, воспитанием
детей, мелкими интересами своей службы; даже то, что у него были долги, беспокоило его.
Дойдя по узкой тропинке
до нескошенной полянки, покрытой с одной стороны сплошной яркой Иван-да-Марьей, среди которой часто разрослись темнозеленые, высокие кусты чемерицы, Левин поместил своих гостей в густой свежей тени молодых осинок, на скамейке и обрубках, нарочно приготовленных для посетителей пчельника, боящихся пчел, а сам пошел на осек, чтобы принести
детям и большим хлеба, огурцов и свежего меда.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что,
дойдя до того места, в котором он говорил: «как ни грустно мне будет расстаться с
детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.
И, рассуждая так, они
дошли чуть не
до третьего
ребенка, когда вдруг Марья Егоровна увидела, что из-за куста то высунется, то спрячется чья-то голова. Она узнала сына и указала Татьяне Марковне.
И
до того
дошло, что самого голосу его
ребенок не мог снести — так весь и затрепещется.
Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили все тело ее в синяки; наконец
дошли и
до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний
ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), — за это обмазывали ей все лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла!
Ребенок кричит,
ребенок, наконец, не может кричать, задыхается: «Папа, папа, папочка, папочка!» Дело каким-то чертовым неприличным случаем
доходит до суда.
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой день около полудня. Тазы провожали нас от одной фанзы
до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия, женщины и
дети махали ему руками. Он отвечал им тем же. Так от одной фанзы
до другой, с постоянными задержками, мы
дошли наконец
до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно говоря, очень порадовался.
Дело
доходило до того, что, уезжая, он запирал жену на замок, и молодая женщина, почти
ребенок, сидя взаперти, горько плакала от детского огорчения и тяжкой женской обиды…
Она
дошла до того, что принялась тосковать о муже и даже плакала. И добрый-то он, и любил ее, и напрасно за других страдает. Галактиону приходилось теперь частенько ездить с ней в острог на свидания с Полуяновым, и он поневоле делался свидетелем самых нежных супружеских сцен, причем Полуянов плакал, как
ребенок.
Общество уже настолько разнообразно и интеллигентно, что в Александровске, например, в 1888 г. могли в любительском спектакле поставить «Женитьбу»; когда здесь же, в Александровске, в большие праздники, по взаимному соглашению, чиновники и офицеры заменяют визиты денежными взносами в пользу бедных семейных каторжных или
детей, то на подписном листе обыкновенно число подписей
доходит до 40.
— И вот, видишь,
до чего ты теперь
дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы
детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
— Позвольте. Оставьте ей
ребенка: девочка еще мала; ей ничего очень дурного не могут сделать. Это вы уж так увлекаетесь. Подождите полгода, год, и вам отдадут
дитя с руками и с ногами. А так что же будет:
дойдет ведь
до того, что очень может быть худо.
Развивая и высказывая таким образом свою теорию, Вихров
дошел наконец
до крайностей; он всякую женщину, которая вышла замуж, родит
детей и любит мужа, стал презирать и почти ненавидеть, — и странное дело: кузина Мари как-то у него была больше всех в этом случае перед глазами!
— Да благословит же тебя бог, как я благословляю тебя,
дитя мое милое, бесценное
дитя! — сказал отец. — Да пошлет и тебе навсегда мир души и оградит тебя от всякого горя. Помолись богу, друг мой, чтоб грешная молитва моя
дошла до него.
Кормилицу мою, семидесятилетнюю старуху Домну, бог благословил семейством. Двенадцать человек
детей у нее, всё — сыновья, и все как на подбор — один другого краше. И вот, как только, бывало, пройдет в народе слух о наборе, так старуха начинает тосковать. Четырех сынов у нее в солдаты взяли, двое послужили в ополченцах. Теперь очередь
доходит до внуков. Плачет старуха, убивается каждый раз, словно по покойнике воет.
—
До этого пока еще не
дошло, но и это иметь в виду не мешает. Отчего мы можем воздерживаться от брака
до того времени, пока не составим себе определенного общественного положения, а рабочий будет плодить
детей с шестнадцати лет?
Участь этих женщин, даже не умевших говорить по-русски, не привлекла к себе участия заводских палачей, и они мало-помалу
дошли до последней степени унижения,
до какого в состоянии только пасть голодная, несчастная женщина, принужденная еще воспитывать голодных
детей.
А это разве не абсурд, что государство (оно смело называть себя государством!) могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь. Кто, когда и сколько хотел… Совершенно ненаучно, как звери. И как звери, вслепую, рожали
детей. Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь
дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься
до наших Материнской и Отцовской Норм.
Автор
дошел до твердого убеждения, что для нас,
детей нынешнего века, слава… любовь… мировые идеи… бессмертие — ничто пред комфортом.
Елена встала и пошла по палубе, стараясь все время держаться руками за борта и за ручки дверей. Так она
дошла до палубы третьего класса. Тут всюду в проходах, на брезенте, покрывавшем люк, на ящиках и тюках, почти навалившись друг на друга, лежали, спутавшись в кучу, мужчины, женщины и
дети.
Такая роскошь радовала даже самых угрюмых и самых щепетильных арестантов, которые, как
дошло до представления, оказались все без исключения такими же
детьми, как и самые горячие из них и нетерпеливые.
Довольство хорошо одетого
доходило до ребячества, да и во многом арестанты были совершенные
дети.
Несчастливцев. Ну,
до Воронежа, положим, ты с богомольцами
дойдешь, Христовым именем пропитаешься; а дальше-то как? Землей войска Донского? Там, не то что даром, а и за деньги не накормят табачника. Облика христианского на тебе нет, а ты хочешь по станицам идти: ведь казачки-то тебя за беса сочтут —
детей стращать станут.
Отстаньте, сукины
дети! что я за Гришка? — как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело
до петли
доходит. (Читает по складам.) «А лет е-му от-ро-ду… 20». — Что, брат? где тут 50? видишь? 20.
Нежное и восприимчивое
дитя,
дойдя путем своих размышлений
до такого решения, нашло в своем детском сердце для людей, создавших такое положение другим людям, место непримиримой вражде, и с тех пор в
ребенке росли все необходимые задатки для того, чтобы из него под известными влияниями со временем мог создаться настоящий, искренний и ревностный демократ и социалист.
Я оборотился и пошел обыкновенным шагом к Полине Александровне. Но, еще не
доходя шагов сотни
до ее скамейки, я увидел, что она встала и отправилась с
детьми к отелю.
В гостиной послышался самый тихий шепот; но он
дошел среди общего безмолвия
до чуткого уха
ребенка.
Вельчанинов скоро уехал из этого городка и не знал, чем тогда кончились следствия его клеветы, но теперь он стал вдруг воображать, чем кончились эти следствия, — и бог знает
до чего бы
дошло его воображение, если б вдруг не представилось ему одно гораздо ближайшее воспоминание об одной девушке, из простых мещанок, которая даже и не нравилась ему и которой, признаться, он и стыдился, но с которой, сам не зная для чего, прижил
ребенка, да так и бросил ее вместе с
ребенком, даже не простившись (правда, некогда было), когда уехал из Петербурга.
— Ну, это, чай, тово, — не случится! — говорит Яшка, несколько робея перед перспективой, нарисованной учителем. — Она здоровая… сквозь ее
до ребенка не
дойдешь, поди-ка? Ведь она, дьявол, больно уж ведьма! — восклицает он с огорчением. — Чуть я что, — и пойдет меня есть, как ржа железо!
«А что, Алеша? знал я тебя малым
дитей, братался с твоим родным батюшкой, хлеб-соль вместе водили — скажи мне, Алеша,
дойдешь ли без лодки
до берега, иль сгинешь ни за что, душу погубишь свою?» — «Не
дойду!» — «А ты, добрый человек, как случится, не ровен час, и тебе порой водицы испить,
дойдешь или нет?» — «Не
дойду; тут и конец моей душеньке, не сносить меня бурной реке!» — «Слушай же ты теперь, Катеринушка, жемчужина моя многоценная! помню я одну такую же ночь, только тогда не колыхалась волна, звезды сияли и месяц светил…
Это был бред, хаос; его марсомания, которую он передал всем своим
детям,
доходила до смешного,
до презрительного и в то же время
до трагического; этот коронованный Казимодо со слезами на глазах бил рукою такт, разгорался в лице, был счастлив, когда солдаты верно маршировали.
Мало-помалу они
доходят до такой степени ясности, что могут представляться сознанию
ребёнка даже и тогда, когда самых предметов нет пред его глазами.
Убедившись наконец, что Ася в самом деле только сестра Гагину, он счастлив, как
ребенок, и, возвращаясь от них, чувствует даже, что «слезы закипают у него на глазах от восторга», чувствует вместе с тем, что этот восторг весь сосредоточивается на мысли об Асе, и, наконец,
доходит до того, что не может ни о чем думать, кроме нее.
— Сколько ни было счастливых, которым клады доставались, всем, почитай, богатство не на пользу пошло: тот сгорел, другой всех
детей схоронил, третий сам прогорел да с кругу спился, а иной
до палачовых рук
дошел…
Замолчала Пелагея, не понимая, про какого Ермолаича говорит деверь.
Дети с гостинцами в подолах вперегонышки побежали на улицу, хвалиться перед деревенскими ребятишками орехами да пряниками. Герасим, оставшись с глазу на глаз с братом и невесткой, стал расспрашивать, отчего они
дошли до такой бедности.
До того
дошло, что в иной избе по две да по три веры — отец одной, мать другой,
дети третьей, — у каждого иконы свои, у каждого своя посуда — ни в пище, ни в питье, ни в молитве не сообщаются, а ежель про веру разговорятся, то́тчас проклинать друг дружку.
На этом она останавливалась с сладостнейшими мечтами; она впадала в самую пасторальную сентиментальность,
доходя даже
до того, что воображала его каким-то
ребенком, а себя — его пестуньей, строила планы, как бы она лелеяла его покой, окружа его довольством, любовию, вниманием.
Всю ночь, пользуясь темнотой, шли они, пробираясь лесной дорогой к позициям уже нащупанного врага.
Дошли почти
до самой опушки. Лес поредел, за ним потянулось все в кочках и небольших холмиках-буграх огромное поле. По ту сторону этого широкого пустыря, уходя своей стрельчатой верхушкой, подернутой дымкой дождевого тумана, высился белый далекий костел. К нему жались со всех сторон, как
дети к матери, домишки-избы небольшого галицийского селения.
Она разом подтянулась и притихла, но ненадолго. Вскоре она совсем забыла свое обещание, громко кричала и хохотала на весь стол, задевала
детей, проливала воду и, наконец,
дошла до того, что, свернув салфетку, изо всех сил швырнула ее в лицо Викторика.
Болтая таким образом
дети незаметно
дошли до самого края города и вступили в пригородную слободку, где жили только бедные обыватели.
Начальство, особливо наставники, не очень-то его долюбливали, проговаривались, что крестьянским
детям нечего лезть в студенты, что, мол, это только плодить в обществе «неблагонамеренных честолюбцев». Такие фразы
доходили до учеников из заседаний педагогических советов, — неизвестно, какими каналами, но
доходили.
Необузданность
дошла до того, что ею не были пощажены даже собственные
дети.
Боль в животном и в
ребенке есть очень определенная и небольшая величина, никогда не доходящая
до той мучительности,
до которой она
доходит в существе, одаренном разумным сознанием.
Отправив Степана с известным уже нам поручением, он сперва находился в волнении ожидания, в боязни, что он не сумеет исполнить порученное ему дело, и что, наконец, похищение
ребенка получит огласку,
дойдет до государыни и его бесчестие будет достоянием не только всего Петербурга, но и всей России.
Молодая дама (с нетерпением). Mon Dieu, une monnaie, un billet… ce que tu veux, pour un malheureux juif et deux pauvres enfans [Mon Dieu, une monnaie, un billet… ce que tu veux, pour un malheureux juif et deux pauvres enfans — Боже мой, мелочь, банкноту… что можете для несчастного еврея и двух бедных
детей (фр.)]. (Муж кладет в корзину депозитку.
До Гориславской
доходят некоторые слова Гусыниной и гостей; грудь ее сильно волнуется, она в тревожном состоянии.)
Бойня
дошла до своего апогея: врывались в дома, били всех, кого попало, и вооруженных и безоружных, и оборонявшихся и прятавшихся, старики, женщины,
дети — всякий, кто подвертывался, погибал под ударами.
— Животных спаиваете. Да и не я вас подбивал, — хочь и бес, а
до такой азиатчины не
дошел… Позавчерась невинной козе картофельную шелуху перцовкой вспрыснули… А у нее
дите. Нехорошо, сударь, поступаете. Лучше уж дохлых мук в табачке настаивать да в гитару с ложечки лить. Оченно против пьяной одури развлекает.